Николай Стороженко - Предшественники Шекспира
Марло началъ свою драматическую каррьеру трагедіей Тамерланъ Великій, которая по мнѣнію Колльера, была поставлена на сцену въ 1586 г. Изъ множества существовавшихъ въ его время направленій, Марло примкнулъ въ тому, гдѣ исторія сливалась съ фантастикой, но примкнулъ только затѣмъ, чтобъ преобразовать его. Уже въ прологѣ къ Тамерлану замѣчается со стороны автора сознательное желаніе проложить новые пути драматическому искусству. Марло не дорожилъ той дешевой популярностью, которая пріобрѣтается пожертвованіемъ своей художественной самостоятельности измѣнчивымъ вкусамъ толпы. Не желая идти по тропѣ, проложенной доморощенными поэтами (rhyming mother — wits) снискивавшими себѣ расположеніе партера комическими эпизодами и шутовскими сценами, Марло чувствовалъ въ себѣ довольно силы, чтобы увлечь публику за собой, ввести своихъ слушателей въ кругъ интересовъ болѣе широкаго объема, заставить ихъ быть свидѣтелями всемірно-историческихъ событій, паденія царствъ и народовъ 298).
Трудно подыскать сюжетъ, который бы въ такой степени удовлетворялъ вкусамъ народной аудиторіи XVI в. и въ тоже время давалъ столько простора фантазіи поэта, какъ жизнь Тамерлана. Бродить съ великимъ завоевателемъ по зыбучимъ пескамъ Персіи и Египта, присутствовать при кровопролитныхъ сраженіяхъ и осадахъ городовъ, быть свидѣтелями пріема посольствъ и депутацій, одѣтыхъ въ роскошные костюмы Востока, наконецъ во очію видѣть загадочнаго и грознаго человѣка, о которомъ въ средневѣковой Европѣ ходило столько фантастическихъ разсказовъ — какое утѣшеніе для глазъ, какой праздникъ для воображенія! Въ первой части своей драмы Марло изображаетъ намъ только начало завоевательной и кровавой каррьеры Тамерлана, какимъ образомъ онъ изъ предводителя маленькой степной орды дѣлается повелителемъ всего извѣстнаго тогда міра. Въ первомъ дѣйствіи у него всего пятьсотъ всадниковъ, но и съ этими ничтожными силами онъ успѣваетъ, привлекши на свою сторону брата персидскаго царя, Мицета, Козроя, которому онъ обѣщаетъ персидскую корону, — покорить Персію. Едва-ли нужно прибавлять, что лишь только Козрой сталъ ему больше не нуженъ, какъ Тамерланъ тотчасъ же поспѣшилъ избавиться отъ него. Всѣ пять актовъ заняты походами Тамерлана: изъ Персіи онъ устремляется въ Сирію, разбиваетъ Баязида и возитъ его повсюду за собой въ желѣзной клѣткѣ, потомъ беретъ приступомъ Дамаскъ и покоряетъ владѣнія союзника Баязида, султана египетскаго. Повидимому, въ этой трагедіи, гдѣ событія слѣдуютъ другъ за другомъ съ сказочной быстротой, нѣтъ никакого внутренняго единства, нѣтъ никакой связи между разнообразными эпизодами, кромѣ связи чисто внѣшней, хронологической. Но это въ высшей степени несправедливо. Центральнымъ пунктомъ, движущимъ нервомъ дѣйствія служитъ грандіозная личность героя пьесы, очерченная поэтомъ съ замѣчательнымъ искусствомъ. Въ самой наружности Тамерлана есть нѣчто импонирующее, заставляющее предполагать въ немъ человѣка, созданнаго повелѣвать. Вотъ какъ описываетъ Тамерлана одно изъ дѣйствующихъ лицъ: "Онъ высокъ ростомъ и строенъ; величественное чело его стремится къ небу, подобно его желаніямъ". Красивы и крѣпки его члены; плечи такъ широки, что кажется могутъ сдержать на себѣ тяжесть Атласа. На нихъ возвышается великолѣпная голова съ глазами, блескъ которыхъ не уступаетъ блеску небесныхъ свѣтилъ. На блѣдномъ лицѣ его сильныя страсти и стремленіе къ господству оставили свои глубокіе слѣды; Каждая гнѣвная складка на его челѣ грозитъ смертью и разрушеніемъ; когда-же чело его ясно — изъ него льются теплыми лучами привѣтъ и жизнь. Вѣтеръ свободно играетъ его кудрями, напоминающими кудри Ахиллеса. Рука его сильна; сильны и длинны его пальцы; каждое его движеніе дышетъ энергіей; въ каждомъ его жестѣ видѣнъ человѣкъ, рожденный для того, чтобъ повелѣвать цѣлымъ міромъ." (Act. II. sc. I). Въ образѣ Тамерлана Марло нарисовалъ яркими красками типъ восточнаго завоевателя. Въ характерѣ и дѣятельности свирѣпаго сына степей онъ уловилъ черты, свойственныя цѣлому классу честолюбцевъ. Рожденный въ низкой долѣ, но одаренный гигантскими силами духа, геніальный дикарь рано почувствовалъ потребность выйти изъ тѣснаго круга, очерченнаго вокругъ него судьбой. Смѣлостью и коварствомъ онъ успѣваетъ пріобрѣсти себѣ власть и значеніе. Каждый новый шагъ его на этомъ кровавомъ пути только усиливаетъ въ его душе стремленіе къ господству, превращающееся подъ конецъ въ какую-то манію, въ какое-то болѣзненное, можно сказать, сладострастное влеченіе къ власти. Послушайте, какъ онъ оправдываетъ себя въ глазахъ, обманутаго имъ, Козроя: "Жажда господства, сладость обладанія короной, побудившія Юпитера согнать съ престола своего отца, заставили меня возстать противъ тебя съ оружіемъ въ рукахъ. Сама природа, создавшая насъ изъ четырехъ, вѣчно борющихся другъ съ другомъ, началъ, вложила въ нашу грудь стремленіе къ владычеству надъ людьми. Душа наша, способная понять чудное устройство міра и измѣрить бѣгъ каждой планеты, вѣчно стремится къ безконечному знанію, подобно небеснымъ сферамъ, не знающимъ покоя и утомленія и съ своей стороны безпрестанно побуждаетъ насъ безъ отдыха идти впередъ, пока мы не достигнемъ самаго зрѣлаго плода, единственнаго счастья на землѣ — царской короны!" (Act, II, sc. VII). Подобно всѣмъ великимъ честолюбцамъ, старавшимся увѣрить себя и другихъ, въ томъ, что они, преслѣдуя свои эгоистическія цѣли, тѣмъ не менѣе дѣйствуютъ не по своей волѣ, но исполняютъ невѣдомыя предписанія Провидѣнія, и Тамерланъ постоянно называетъ себя бичемъ Божіимъ, призваннымъ покорить и наказать весь міръ. Каждая новая побѣда, поддерживая въ немъ вѣру въ свое божественное посланничество, зароненную въ его душу предсказаніями астрологовъ и оракуловъ, въ тоже время убиваетъ въ его врагахъ всякую энергію сопротивленія, всякую надежду на успѣхъ. Когда жена Баязида, Сабина, утѣшаетъ своего плѣннаго мужа надеждой, что быть можетъ въ битвѣ съ египетскимъ султаномъ Тамерланъ потерпитъ пораженіе, Баязидъ отвѣчаетъ ей, что все напрасно. "Мы можемъ, говоритъ онъ, проклинать его успѣхи; небеса могутъ гнѣваться на него и земля дрожать отъ негодованія, но звѣзда, ведущая его къ побѣдѣ, не померкнетъ, и сами боги не могутъ воспрепятствовать совершиться тому, что назначено судьбой." (Act. V, sc. I). Съ другой стороны увѣренность въ побѣдѣ придаетъ особую силу словамъ Тамерлана и привлекаетъ на его сторону суевѣрныхъ людей. Этой чертѣ своего характера Тамерланъ обязанъ многими изъ своихъ успѣховъ. — "Оставь своего царя и перейди на службу ко мнѣ — говоритъ онъ высланному противъ него персидскому полководцу, Теридаму — и мы завоюемъ цѣлый міръ. Скорѣй солнце низвергнется съ своего пути на землю, чѣмъ Тамерланъ будетъ убитъ или побѣжденъ. Вынимай же свой мечъ, могучій воинъ, и рази меня, — и ты увидишь, что самъ Юпитеръ (sic!) удержитъ твою руку и защититъ меня отъ удара" (Act. I. sc. II). Теридамъ былъ такъ пораженъ этой рѣчью и тономъ, съ которымъ она была произнесена, что увидѣлъ въ Тамерланѣ человѣка судьбы, орудіе бога на землѣ, и перешелъ къ нему со всѣмъ своимъ войскомъ. Увѣряя другихъ въ своемъ божественномъ избраніи, Тамерланъ кончилъ тѣмъ, что, упоенный невѣроятными успѣхами, самъ увѣровалъ въ него и съ этихъ поръ безъ оглядки шелъ впередъ, неотразимый какъ судьба, безжалостно сокрушая все что оказывало ему хотя бы малѣйшее сопротивленіе. Такою представлялъ себѣ личность восточнаго завоевателя талантливый драматургъ XVI ст. Не будучи спеціалистами по исторіи Востока, мы не можемъ судить, на сколько взглядъ Марло на Тамерлана оправдывается историческими свидѣтельствами, но что онъ вѣренъ въ психологическомъ отношеніи, — это едва ли можетъ быть подвергнуто сомнѣнію. Правда Марло не усматриваетъ въ дѣятельности Тамерлана плодотворной идеи, для которой, правду сказать, не было мѣста въ дикой жизни азіатскихъ ордъ, но во всякомъ случаѣ онъ видитъ въ ней нѣчто больше безотчетной, ребяческой страсти въ разрушенію. Романическую сторону драмы составляетъ любовь Тамерлана къ дочери египетскаго султана, Зенократѣ. Захваченная въ плѣнъ воинами Тамерлана въ то время, когда она ѣхала въ Мемфисъ къ своему жениху, арабскому царю Алкидаму, Зенократа становится спутницею всѣхъ походовъ и свидѣтельницей всѣхъ успѣховъ Тамерлана. Сначала она нѣсколько дичится суроваго хана и принимаетъ холодно его восторги, но красота Тамерлана, его рыцарское обращеніе съ плѣнницей и наконецъ ея собственная молодость мало по малу производятъ то, что она отдается Тамерлану всей душой. Съ другой стороны нѣжное чувство къ Зенократѣ открываетъ въ душѣ Тамерлана неистощимый родникъ поэзіи и любви. Изъ устъ его, изрекавшихъ до сихъ поръ смертные приговоры, льются теперь сладкіе гимны любви и красотѣ. "О Зенократа — говоритъ онъ своей возлюбленной — лучшая изъ женщинъ, драгоцѣннѣйшая жемчуга и драгоцѣнныхъ каменьевъ, единственная любовь Тамерлана! Твои глаза сіяютъ свѣтлѣе звѣздъ небесныхъ и слаще самой гармоніи твой голосъ. Твой ясный взоръ можетъ разгладить морщины на нахмуренномъ челѣ неба и укротить гнѣвъ самого Юпитера громовержца" и т. д. (Act. III. sc. II). Эти восторженныя изліянія, которыми полны рѣчи Тамерлана, показываютъ, что въ такой богатой натурѣ всякая страсть разыгрывается поэтичнѣе и грандіознѣе, чѣмъ въ обыденныхъ натурахъ. Между тѣмъ событія идутъ своимъ чередомъ; Баязидъ разбитъ на голову и взятъ въ плѣнъ, но его союзники, въ числѣ которыхъ находится египетскій султанъ, отецъ Зенократы, еще разъ хотятъ попытать счастья и, собравъ многочисленныя войска, приближаются къ лагерю Тамерлана. Съ минуты на минуту нужно ждать рѣшительной битвы. Сердце Зенократы разрывается отъ противоположныхъ ощущеній: на одной сторонѣ сражается ея отецъ; на другой — ея возлюбленный. За кого молиться, кому желать успѣха? Послѣ нѣкоторой борьбы любовь одерживаетъ верхъ, и она молитъ бога даровать побѣду Тамерлану, но вмѣстѣ съ тѣмъ пощадить жизнь ея отца. Молитва Зенократы прерывается приходомъ ея прежняго жениха: онъ сражался на сторонѣ ея отца и, смертельно раненый, пришелъ чтобъ взглянуть на нее въ послѣдній разъ и потомъ умереть у ея ногъ. При видѣ своего прежняго жениха, истекающаго кровью, потухшее чувство на мгновеніе проснулось въ душѣ Зенократы и она сказала несчастному юношѣ нѣсколько теплыхъ словъ, усладившихъ его послѣднія минуты. "Теперь, сказалъ онъ, я могу умереть съ удовлетвореннымъ сердцемъ. Я видѣлъ Зенократу и пусть мой духъ отлетитъ въ радостномъ созерцаніи ея красоты, одинъ видъ которой принесъ такое облегченіе моимъ страданіямъ, что я не чувствую больше моей смертельной раны." Съ глазами полными слезъ слѣдитъ Зенократа за тѣмъ какъ угасаетъ жизнь въ сердцѣ горячо любившаго ее человѣка, но въ это время за сценой раздаются звуки трубъ и восторженные клики войска. Входитъ побѣдоносный Тамерланъ со свитой, ведя за руку Султана.
