Колдовство - Чарльз Уолтер Уильямс
Ночью Валаам, используя приемы сильного колдовства, получил доступ к «Высочайшему предводителю левых сил». Именно слева приходят те вещи, которые имеет в виду поговорка: «Ночью многие собаки освобождаются от своих цепей и бродят по миру, и многие вожди ведут их». Именно для них Валаам и готовил стол с едой и питьем — «как принято у тех, кто практикует магию, чтобы созвать злых духов». Однако здесь он потерпел поражение от «Скинии собрания», выражавшей волю мистического Израиля. Валаам пытался гадать в нужный час и не смог, «потому что в мире не было достаточного количества гнева», необходимого для проклятия войск Израиля. «Когда разливается гнев, пробуждаются левые силы, и нечестивый Валаам знал, как воспользоваться этой силой, чтобы проклясть; но не было гнева там». Святое единство Скинии собрания на небесах и земле помешало ему. После гибели Валаама кости его стали змеями. Любой, кто сможет найти этих змей, сможет научиться чарам. Но следует помнить, что «таков путь левой стороны, и тот, кто им следует, уже мертв, так же и с душой его, когда она покидает тело». Такова участь всех, кто практикует гоэтию.
Здесь речь идет о высокой магии. Христианские ученые в своих произведениях не раз обращались к проблеме отношений тела и духа. Запутанный клубок измышлений об инкубах и суккубах при определенном угле зрения приобретает черты глубокой мудрости. Мысли о теле Воскресения заботили и Вогана, во всяком случае, он время от времени к ним возвращался. С одной стороны, маги говорят о «теле адепта», теле, состоящем из энергии и света, с другой стороны, это все то же реальное тело, обусловленное тем, что мы знаем о реальном мире. Возможно все, но только за счет чего-то другого. Пророчества говорят о каком-то другом теле, и в видениях оно представляется иным. Легенда о Моисее, сошедшем с горы Синай, о явлении Моисея и Илии на Фаворе, христианское учение о возвышении и облагораживании нынешней плоти; Освещение этой плоти, преображение плоти через состояние любви, — это оправдание мечты человечества или даже великого эксперимента (из трактатов Вогана можно сделать и такой вывод). Божественный Мильтон в своей пьесе-маске «Комос»[106] размышлял о том, как соотносятся между собой душа и тело, но в юности разрешить вопрос ему мешало целомудрие.
Так любит небо Чистоту святую,
Что ею наделенная душа
Хранима сонмом ангелов от зла
И от греха. Они в виденьях светлых
И в вещих снах с ней говорят о том,
Что слуху человека недоступно,
И близость с ними так преображает
Всю оболочку плотскую ее,
Что тело, храм неоскверненный духа,
Становится нетленным, как и он.[107]
Несмотря на сложность терминологии, используемой Воганом, можно с уверенностью говорить, что эти мысли занимали его, разумеется, наряду с другими. Движение сексуальной энергии, излияние спермы, по его мнению, надлежит обратить, очистить, обожествить во Христе. Через дух и душу Божественная Милость должна сойти в материю тела. Размышления довольно умозрительные, мало подкрепленные практическим опытом, но никоим образом не манихейские, не презирающие тело как таковое со всеми его отправлениями. Воган выбрал для себя способ познания во плоти Божественного спасения и Воскресения — целомудрие (индивидуальное или в браке) он считал таким же необходимым, как веру и преданность Богу.
Изменения состояний человеческого духа имели соответствия и на более плотных уровнях, где описывались языком алхимии. Такие выдающиеся люди, как упомянутый Корнелий Агриппа, стремившиеся получить знания во всех мыслимых областях, были склонны полагать, что существует один общий принцип, одно уравнение, одно заклинание, способное разом решить все загадки мироздания, подобно тому, как некогда наделяли мистической силой произнесение тетраграмматона[108]. Ученые-маги путешествовали по Европе в поисках этого великого принципа, создавали сообщества ученых, или размышляли в своих башнях и лабораториях, как Воган в своей «Ректории»[109], «в безвестности, необходимой адептам». Но, путешествовали они или оставались на месте, везде вокруг них возникала атмосфера подозрительности. Агриппа был героем множества легенд, как его современник Парацельс[110]. Говорили, что его постоянно сопровождал дьявол в облике черного пса; что он владел книгой великих заклинаний. Он действительно выпустил три книги «De Arte Occulta» («Тайное искусство»). Впоследствии к ним добавилась четвертая, но это была лишь подделка, труд, посвященный низшим разделам магии и незаслуженно опиравшийся на авторитет Агриппы. Это его ученик однажды вызвал дьявола и погиб, не справившись с заклинанием. В пьесе Марло[111] «Доктор Фуст» Агриппа приходит к главному герою в качестве мастера высокой магии. Стоит процитировать здесь несколько строк не только в качестве поэтического образца, но и потому, что поэзия является формой того интеллектуально-чувственного возвышения, которое, должно быть, было свойственно многим умам того времени.
Итак, Корнелий Агриппа и Вальдес[112] приходят к Фаусту.
(Входят Вальдес и Корнелий).
Фауст
Корнелий мой и Герман Вальдес, жду вас!
Порадуйте меня советом мудрым!
Друзья мои! Корнелий, милый Вальдес,
Узнайте же, что вашими словами
Я побежден и, наконец, решился
Наукою таинственной заняться.
Но не одни слова — воображенье
Меня влечет, ничем не насыщаясь.
Мой полон ум мечтой о колдовстве.
Постылы мне обманы философий;
Для мелких душ — и знахарство, и право,
А низменней всех трех их — богословье,
Ничтожное, суровое, тупое.
Лишь магия одна меня пленяет!
Друзья мои, мне помогите в этом,
И я, который сжатым силлогизмом
Умел смущать отцов германской церкви
И заставлял ученых Виттенберга
Вокруг моих проблем кружиться роем,
Как адский сонм толпится вкруг Мусея[113]
Прекрасного, когда сошел он в ад,
Я стану всех мудрей, как встарь Агриппа,
Чью тень Европа чтит и по сей день.
Вальдес
Твой, Фауст, ум, наш опыт, эти книги
Молиться нам заставят все народы!
Как дикари индейские испанцам,
Так будут нам покорствовать все силы.
Оберегать, как львы, они нас станут,
Сопутствовать они нам
