Дмитрий Калюжный - Другая история литературы
Она на секунду закрыла глаза. Например, как это было, когда она стажировалась после лагеря в Венесуэле…
Посла они в тот раз не достали, но Октябрю удалось подстрелить двух бешеных псов — морских пехотинцев из охраны посольства, а Агата тогда растерялась — сейчас даже смешно об этом вспоминать — и ни в кого не попала, но Октябрито нисколько на нее за это не рассердился, а даже наоборот…
Или — еще лучше — месяца два с половиной тому назад…
Хоть в тот раз и приходилось быть настороже, не снимать кобуры с оружием, потому что дело происходило в горах Сьерра-Мадре, у подножия красавца Чоррераса, в их убежище номер восемнадцать, и ложе у них было — зелень. За ними охотились приспешники бешеных псов-грингос, потому что они с Октябрем взорвали перед этим какой-то пёсий дом, а потом уходили по отдельности, и она отдала Октябрю все деньги. Оставшейся мелочи ей едва хватило, чтобы добраться автобусом до Чильпансинго, там она позвонила из автомата папочке, и он приехал за ней на своем „Альфа-ромео“, а в пещере они с Октябрем занимались любовью, и все пришлось делать быстро, три раза помогать любимому…
Для себя она тогда, конечно, ни черта не получила, но настоящей революционерке, настоящей комсомолке разве так уж необходим вульгарный оргазм?
Разве у нее нет других, более высоких целей?..
Оргазм — удел домохозяек.
Тем более, что виноградника своего она для любимого в свое время не сберегла.
В конце концов, боевого компаньеро нужно любить как боевого компаньеро. Если она будет выказывать слишком много чувственных желаний, ее любимый боевой компаньеро может подумать, что ей хочется превратиться в румяную толстую курицеголовую домохозяйку, и не позволит ей дальше участвовать в Революции. Он и без того нет-нет, да и скажет, глядя на нее полными любви и нежности прекрасными глазами цвета чилийского янтаря, скажет, что она еще молода для того, чтобы действовать на самых опасных ролях, что она с чрезмерной пылкостью относится к…»
В голубых и розовых тонах
Анализ литературы по нашей синусоиде показывает, что тема гомосексуализма тоже становится актуальной на одних и тех же линиях веков на разных траках. Приведем мнения литературоведов, из которых видно, что эта беда охватила человечество на линиях № 4–6.
«Греческий» 3-й трак:
«На протяжении двух столетий (с начала VI до начала IV вв. до н. э.), когда процветала педерастия, греки твердо придерживались традиции, включавшей этот порок в систему высшего образования. Теоретически, когда мальчик оканчивал школьный курс образования, его брал под свою опеку более зрелый мужчина (обычно тридцатилетний), принимавший на себя ответственность за нравственное и интеллектуальное развитие мальчика. Он должен был относиться к нему с добротой и согревать его той чистой любовью, единственная цель которой, согласно Сократу, создание нравственного совершенства в возлюбленном».
Далее в сноске к этому тексту Тэннэхилла сообщается, что «греческая педерастия как бы возродилась в Х в. н. э. среди буддистских монахов в Японии». Надо отметить, что по Индийско-китайской синусоиде Х век Японии находится на уровне линии № 8, так что это может быть не «как бы возрождением», а действительно прямым продлением европейско-азиатской практики извращений, свойственной истории линий № 4–6, да и № 7 тоже. В традиционной же истории это «как бы» возрождение греческой педерастии в Японии происходит через 1200 лет, что нелепо.
Чтобы разобраться с причиной такого явления, как мужеложство, надо обратиться, как ни странно, к условиям хозяйствования людей. Есть такая особенность во взаимодействии человека со средой: переходы от одного типа хозяйствования к другому. Уровень ресурса для народа, совершившего такой переход, изменяется, — как правило, увеличивается. В истории человечества можно выделить четыре перехода, качественно изменивших ресурсные запасы для людей. Первый, это переход от собирательства к охоте. Второй, это переход от охоты к скотоводству. Третий, это переход от скотоводства к земледелию. И, наконец, последний переход — к промышленному производству.
Накануне перехода к этому четвертому этапу перенаселенность Европы была очень значительной. А надо сказать, что биосфера имеет возможности дать понять тем видам, которые чрезмерно размножились, что они не правы. То есть природа или «сигнализирует» об избыточности численности популяции, или сразу начинает ее сокращать через неподвластные человеку прямые и беспощадные действия, используя такие факторы среды, как пища, паразиты, хищники, загрязнения. А также и не биологические, но контролируемые биосферой факторы — газовый состав атмосферы, осадки, климат и т. п.
Один из важнейших способов снижения численности — переход масс людей к гомосексуальному половому контакту. Он происходит, конечно, из-за снижения нравственности; но сама нравственность падает в результате перенаселенности и включения программ снижения рождаемости. Но общество не понимает причин происходящего и стремится вернуть свою нравственность к ее прежнему уровню, осуждая гомосексуализм.
Если на 3-м «греческом» траке мы наблюдаем повальное увлечение педерастией, о вот что творится на 2-м траке на тех же линиях № 4–6 в Риме:
«Вплоть до III в. н. э., несмотря на кое-какие призрачные остатки законодательства, сохранившиеся еще со времен республики, римские императоры не предпринимали никаких официальных мер против гомосексуализма среди взрослых мужчин».
Прежде всего, обратим внимание на слово «призрачные». Вся «римская» история этого периода достаточно призрачная. По рассматриваемой теме исследователю просто нечего сказать, ведь «официальных мер» не было, а значит, не было и письменных документов! Самое удивительное, что после слов «вплоть до III века» Тэннэхилл не упоминает никаких официальных мер против педерастии, которые принимались бы не только в этом III веке, но в IV, или в V, а прямо переходит к VI веку и к императору Юстиниану. Может быть, он поступил так случайно, но для нас важно, что и упомянутый III век находится на линии № 6 стандартной греческой синусоиды, и юстинианов VI век лежит на той же линии, но только относится к ее «византийской» волне:
«Однако в Константинополе, „втором Риме“, император Юстиниан сочетал римские законы с христианской моралью и за короткое время распространил и то и другое на больших территориях, входивших в Римскую империю. С точки зрения Юстиниана, богохульство и гомосексуализм были в равной степени безбожными. „Ибо из-за этих преступлений, — говорит Юстиниан, — происходит голод, землетрясения и мор; если мы убедим людей воздерживаться от упомянутых беззаконных действий, они смогут спасти свои души… Мы приказываем начальнику столичной стражи схватить тех, что будет продолжать упомянутые беззаконные и безбожные действия после того, как мы предупредили их, и подвергнуть их суровым наказаниям, чтобы город и государство не пострадали из-за их ужасных деяний“. Это было в 538 г. н. э.»
Кстати, одним из самых популярных наказаний была кастрация.
Юстиниан писал в указе:
«Хотя нам всегда необходимы доброта и милосердие Бога, но в данном случае, сейчас, мы нуждаемся в ней особо, потому что мы самыми разными способами вызвали Его гнев, который излился на множество наших грехов… Нам следует отказаться от всех низменных поступков и помыслов — и в особенности… от осквернения мужчин, на которое некоторые мужчины святотатственно и нечестиво осмеливаются, совершая непотребные соития с другими мужчинами».
О том, что результат этих мер (а равно и чумы, произошедшей об эту пору) был положительным для достижения баланса между численностью населения и средой, мы можем судить по литературе XV–XVI веков. После принятых Юстинианом (и, надо думать, другими владетельными людьми тоже) действий, которые следует отнести к XIV века, на 1-м траке гомосексуальные безумства немногочисленных любителей выглядят очень элегантно, аналогии же с Древней Грецией находят сами историки. Сказав, что лишь «к XV в. мужчина Ренессанса стал больше интересоваться мужской наготой, чем женской», Тэннэхилл тут же увязывает этот факт с «греческим влиянием», которое отразилось в «несколько двусмысленной юношеской наготе творений Вероккьо, Боттичелли и Леонардо», и пишет:
«Но несмотря на то, что итальянский Ренессанс стремился вернуть к жизни греческие традиции и что итальянцы были очарованы платоновским отношением к любви (заново открытым благодаря появлению в Европе „Пира“, дошедшего до Италии позже, чем другие работы Платона), культ педерастии в Италии лишь очень отдаленно напоминал то, что происходило в Древней Греции».
А мы, подводя итоги, скажем, что «древнегреческие» сексуальные изыски после эпидемий чумы, осуждения церковью, применения наказаний оказались востребованными, если верить литературе и мемуарам. Но — только в самой «утонченной» части общества, среди деятелей искусств, в среде культурной и отчасти политической элиты.[25] Греческие же откровения плавно превратились в европейскую «возрожденческую» литературу. Нельзя не иметь в виду, что в условиях обструкции таким занятиям авторы XV–XVI веков могли скрываться под греческими именами. Так, хотя Мелеагр слывёт поэтом III века до н. э., но это линия № 7, реальный XV век:
