Алексей Никишенков - История британской социальной антропологии
Фрэзеровская концепция оплодотворяющей функции обожествляемых правителей в книге Перри «Дети солнца» заменяется диффузионистской трактовкой этого института, причем на фактическом материале, взятом у «живого классика»[510]. Так происходит с удивительной последовательностью, и, надо сказать, для публики, в одно и то же время с книгами гипердиффузионистов, читающих и почитающих Фрэзера, аргументы Перри нередко казались не менее убедительными, чем фрэзеровские. Подобная ситуация, как мы помним, сложилась и во времена критических нападок Э. Лэнга на религиоведческие обобщения Тайлора и Фрэзера.
Гипердиффузионизм остался на обочине исторического пути развития британской социальной антропологии. Эта дисциплина избрала другое направление, кстати, во многом связанное с методологическими принципами Риверса (интенсивные полевые исследования, социологическая интерпретация брака, семьи и родства), не приняв его диффузионистских установок. Но критика Элиотом Смитом и Перри методологии эволюционизма убедительно продемонстрировала некоторые ее слабости – умозрительность, формализм, гиперинтеллектуализм в трактовке явлений культуры, произвольность в обращении с фактами. Британский диффузионизм и сам был отмечен этими слабостями, тем более курьезным предстало перед антропологическим цехом критическое противостояние зеркальных аналогов. Это привело, в конце концов, к тому, что и эволюционизм, и диффузионизм перестали восприниматься в качестве серьезных теоретико-методологических оснований для научного изучения культуры и общества. Все это в какой-то степени «расчищало площадку» для формирования структурно-функционального направления, один из лидеров которого, Б. Малиновский, в 20-х годах считал, что «борется с реакционерами эволюционистами и сумасшедшими диффузионистами»[511]. Можно сказать, что обличение Малиновским и Рэдклифф-Брауном явных познавательных слабостей и антинаучных обобщений гипердиффузионистов стало дополнительным фактором привлечения внимания академического сообщества Великобритании к реформаторским идеям основоположников структурно-функционального подхода.
Часть II
Британская социальная антропология в межвоенный период (20 – 40-е гг. ХХ в.)
Гл. 1. «Структурно-функциональный переворот»
Структурно-функциональный подход формировался в недрах эволюционной викторианской антропологии, он имел истоки в социально-философской мысли XIX в., но современное науковедение часто расценивает его появление как «переворот», «научную революцию»[512]. Употребление этих терминов связано с получившей широкое распространение концепцией известного американского науковеда Т. Куна. Кун считал, что, когда появляется все больше случаев невозможности решения встающих перед учеными проблем «с помощью известных правил и процедур, начинаются нетрадиционные исследования, которые, в конце концов, приводят всю данную отрасль науки к новой системе предписаний… к новому базису для практики научных исследований. Исключительные ситуации, в которых возникает эта смена профессиональных предписаний… рассматриваются… как научные революции»[513].
В современном науковедении, одним из столпов которого является Кун, проблема развития науки, в особенности проблема изучения механизма зарождения новых теоретических направлений и смена ими старых, в подавляющем большинстве случаев трактуется только в рамках предметно-логического аспекта науки[514]. Надо признать, что предметно-логическая сфера в науке является важнейшей, определяющей специфику данного вида общественной деятельности и поэтому изменения именно в этой сфере часто воспринимаются как основное содержание развития науки в целом. Если смотреть на ситуацию в британской социальной антропологии с такой точки зрения, то она в известном смысле отвечает модели Куна. Действительно, методологический кризис эволюционизма стал очевидным для большинства британских антропологов. Многие ученые, не удовлетворенные плоскими схемами однолинейной эволюции, пытались трактовать существующие проблемы с иных теоретических позиций – диффузионистских, психологических. В этой обстановке появление функционализма выглядит как один из вариантов преодоления несоответствия между абстрактными установками эволюционистских методов и богатой реальностью этнографического материала, которым к этому времени располагала наука.
Признавая существенность логического аспекта, на котором базируются сторонники концепции Т. Куна, необходимо все же указать на абсолютизацию логики познания в этой концепции, которая не дает возможности не только объяснить, но даже ввести в сферу науковедческого анализа целый ряд существенных особенностей научной деятельности, определяющих перемены и в самой логике познания, и в мировоззрении, и в характере труда научного сообщества.
Это обстоятельство давно уже осознается в современном науковедении, о чем свидетельствует характерное высказывание известного американского исследователя Л. Розенфельда: «Принцип объяснения научной деятельности не может быть обнаружен ни во внутренней структуре научной мысли, ни в спонтанном ее зарождении в мозгу отдельных индивидов, он может находиться лишь в социальной функции науки»[515].
Отечественное науковедение, нисколько не умаляя роль логики научного познания, рассматривает науку как подсистему в системе всей совокупности общественных отношений. Причем положение это выступает не как декларация, но как методологический принцип, ориентирующий науковедческие исследования, с одной стороны, на относительную самостоятельность и специфичность научной деятельности (индивидуальной и коллективной), а с другой – на системную связь ее с другими видами общественной деятельности. Этот принцип указывает на объективно присущую науке органическую связь трех ее аспектов – социального, логического и психологического.
Выделяя эти аспекты, один из ведущих специалистов в области науковедения, М. Г. Ярошевский, писал: «Исследователь науки как деятельности от ее трехаспектности никуда уйти не может». И далее подчеркивал, что дело тут не только в необходимости изучать разные аспекты науки (указанные аспекты уже сравнительно давно стали специальными предметами отдельных науковедческих дисциплин), но в синтетическом их рассмотрении при анализе проблемы развития науки[516].
Положение о трехаспектном строении научной деятельности дает возможность поставить проблему становления функционализма системно, т. е. отразить этот процесс во взаимосвязи и взаимообусловленности его важнейших составных частей. Для начала проследим, чем характеризовался функционалистский переворот в трех отмеченных аспектах научной деятельности британских социальных антропологов.
В предметно-логической сфере науки появилось особое направление деятельности, ориентированное на создание корпуса методологических принципов – от общих мировоззренческих установок до конкретных эмпирических методик. Сам характер методологии функционализма отличался резкой сменой познавательной направленности – диахронная проблематика эволюционной антропологии уступила место проблемам изучения синхронного функционирования общественных институтов. Не менее резким был и переход от свойственного эволюционизму элементаристского подхода в изучении отдельных общественных явлений к целостному, системному рассмотрению этих явлений в контексте конкретной культуры. Коренным образом изменились категориальный строй и сам стиль научного изложения.
Социальный аспект нового типа научной деятельности британских ученых нужно рассматривать с двух сторон: со стороны организации научной работы в рамках определенного научного сообщества (внутрисоциальный аспект) и со стороны взаимодействия научного сообщества с социально-политической средой, в которой его деятельность протекает (внешнесоциальный аспект). Во внутрисоциальном плане становление функционализма сопровождалось переходом к новому стилю работы – не в одиночку, в кабинетах (что было характерно для классиков эволюционизма), а в научных коллективах, имеющих относительно единые исследовательские программы и тесно связанных принадлежностью к одной научной школе. При этом безусловной необходимостью было признано сочетать теоретическую работу с интенсивными полевыми исследованиями. Это коренным образом изменило жизнь британских социальных антропологов – значительную часть ее они проводили теперь в подготовке и организации экспедиций и длительном контакте (иногда по нескольку лет) с представителями изучаемых доклассовых обществ.
