Франклин Фоер - Как футбол объясняет мир: Невероятная теория глобализации
В других странах, куда футбол пришел сравнительно недавно, например в Индии и Австралии, к нему относятся довольно безразлично. Но США, наверное, единственное место, где значительная часть населения активно ненавидит эту игру и даже устраивает кампании против нее. Представители этого антифутбольного лобби полагают, выражаясь словами корреспондента «USA Today» Тома Уэйра, что «ненависть к европейскому футболу — это более типичная американская черта, чем любовь к яблочному пирогу, езда на пикапе или субботний вечер перед телевизором, по которому идет трансляция соревнований по сёрфингу». Хотя Уэйр явно преувеличивает распространенность подобных настроений, футболоненавистники обладают немалым влиянием в обществе. Проводники этого влияния — именитые спортивные обозреватели и комментаторы, нападающие на игру в своих колонках, особенно во время чемпионатов мира.
Не только ученые мужи, но и люди, облеченные реальной властью, уверены в том, что европейский футбол угрожает американскому образу жизни. Так считает бывший защитник команды «Буффало Биллз» Джек Кемп, один из наиболее влиятельных консерваторов 1980-х годов, имя которого произносили так же почтительно, как и имя президента. В 1986 году он выступил в Конгрессе против подачи заявки на проведение очередного чемпионата мира в США. Кемп заявил: «Я думаю, это имеет важное значение для тех молодых ребят, которые надеются когда-нибудь играть в настоящий футбол, где можно бросать мяч, бить по нему ногой, бежать с ним, брать его в руки. Нужно проводить различие: американский футбол символизирует демократию и капитализм, а европейский — социализм».
Любители европейского футбола обычно обвиняют подобных критиков в ксенофобии и называют их реакционерами, исполненными чувства культурного превосходства, спортивным крылом консервативного движения Пэта Бьюкенена «Америка превыше всего». Одно время я сам придерживался этого мнения. Однако мне довелось встретиться со многими консерваторами, категорически не соглашавшимися с Кемпом и считавшими, что политику нельзя связывать с футболом. Общался я и с либералами, критиковавшими футбол. Они пишут для таких изданий, как «Village Voice», и вряд ли могут быть отнесены к лагерю троглодитов американской политики. Итак, если ненависть к футболу не имеет ничего общего с политикой, почему многие американцы ощущают угрозу со стороны прекрасной игры?
Несколько лет я собирал досье на представителей этого антифутбольного лобби. Больше всего материала у меня накопилось на чрезвычайно популярного радиоведущего Джима Роума. Он появился в национальном радиоэфире в середине 1990-х годов и привлек большую аудиторию за счет подчеркнутого пренебрежения общественными нормами. Роум создал собственную субкультуру, находящую отклик у широких слоев американских мужчин. Их объединяет общий жаргон, включающий уличные выражения афроамериканцев — сленг в духе Уолтера Уинчела, который Роум называет «смэк» («чмоканье»). Важная черта этой субкультуры — высмеивание всех, кто к ней не принадлежит. Роум может грубо оборвать звонящего, если тот не следует его образцам, неправильно употребляет «смэк» или пытается выступать с критикой. Этой брани отводится значительная доля его эфира. Говорит он на самые разные темы: хиропрактика, дешевые рыбные рестораны и, разумеется, футбол.
Чемпионат мира, сообщения о бесчинствах футбольных хулиганов — все это дает ему повод разразиться гневной тирадой. «Мой сын не играет в европейский футбол. Я скорее куплю ему коньки и костюм в блестках, чем футбольный мяч. Футбол — это не спорт, мой сын никогда не будет ни смотреть его по телевизору, ни играть в него». В минуты откровенности он признает свою нелогичность. «Если это невероятная глупость и футбол имеет к этому какое-то отношение, значит, футбол и есть главная причина этой глупости», — сказал Роум в одном выступлении, в котором он обрушился с нападками на производителя спортивных товаров Umbro за выпуск одежды под маркой «Zyklon», поскольку это название отравляющего газа, применявшегося в Освенциме. (По этой логике из английского языка надо бы выбросить слова «концентрация» и «лагерь», так как они напоминают о холокосте.) Очень часто Роум приводит весьма сомнительные аргументы. Рассуждая о том, что африканские футбольные команды пользуются услугами колдунов, он заявил: «Можете добавить это к списку причин моей ненависти к футболу».
Создается впечатление, будто Роум гордится своими невежеством и глупостью, что полностью соответствует роли его персонажа. На эти аргументы можно было бы не обращать внимания, если бы речь шла всего лишь о каком-то безумце. Но до уровня Роума зачастую опускаются куда более зрелые умы. Публицист Барра выделяется среди своих коллег тем, что его аргументы всегда чрезвычайно остроумны и тщательно выверены. Но когда дело касается футбола, его просто не узнать. Один из его перлов: «Хорошо, пусть футбол — самая «популярная» игра в мире, а рис — самая «популярная» еда в мире. Ну и что из этого? Может быть, другие страны не могут позволить себе лиги американского футбола, баскетбола и бейсбола. Может быть, если бы у них была такая возможность, они любили бы эти виды спорта больше, чем футбол».
В отличие от Роума, Барра осознает, почему футбол вызывает у него такое раздражение. Это связано с его нелюбовью к яппи, пропагандирующим эту игру. Он говорит: «Американцы — полные болваны во всем, что имеет европейский лейбл. Даже те, кто до сих сопротивлялся модному поветрию, теперь отправляют своих детей в футбольные клубы». Более того, он опасается, что энтузиасты футбола хотят, чтобы США «присоединились к программе остального мира».
Как дает понять Барра, антифутбольное лобби боится того же, что и Эурико Миранда и Алан Гаррисон, — глобализации. Следует отметить, что Барра и Роум — поклонники бейсбола. У динамичной американской культуры не так уж много собственных традиций, передаваемых из поколения в поколение. Бейсбол — одна из них. Потому-то эта игра и вызывает такую ностальгию у киногероев, сыгранных Кевином Костнером, и персонажей книг Стивена Джея Гоулда.
Однако нужно признать: в эру глобализации бейсбол оказался в проигрыше. В отличие от баскетбола и американского футбола, он даже не попытался пробиться на глобальный рынок. А глобальный рынок не проявил к нему интереса. Он быстро сдает свои позиции. По данным Ассоциации производителей спортивных товаров, с 1987 по 2000 год число тинейджеров, играющих в бейсбол, сократилось на 47 %. За тот же период молодежный европейский футбол получил заметное развитие. К 2002 году в него играли на 1,3 миллиона ребят больше, чем в Малой лиге. В демографическом плане бейсбол стал более белым. Он не вызывает интереса у афроамериканцев, а из латиноамериканцев в него играют лишь те, кто был знаком с ним в детстве на Карибских островах. Рейтинги Нильсена показывают, что в последние годы матчи Мировой серии больше не привлекают такого же числа зрителей, как вечерние матчи Национальной футбольной лиги по понедельникам.
Неудивительно, что среди американцев такое размежевание произошло на почве футбола. Глобализация лежит в подтексте американского культурного раскола. Это не означает, что американцы сознательно разделились по признаку отношения к глобализации. Но после 11 сентября разгорелись дебаты по поводу внешней политики, и американское общество раскололось на два лагеря. Приверженцы принципов глобализации, пропагандируемых европейскими политиками, считают, что национальные правительства должны считаться с такими организациями, как ООН и ВТО. Эти американцы — как правило, противники войны в Ираке — исповедуют те же культурные ценности, что и европейцы, считая себя частью космополитической культуры, для которой не существует национальных границ. Они — сторонники секуляризации и терпимости к гомосексуализму и легким наркотикам.
Другие верят в «американскую исключительность», полагая, что в силу своей истории и своеобразной формы правления Америка призвана играть уникальную роль в мире и что она не должна подчиняться международным законам и организациям. Они осуждают европейцев за распущенность нравов и обеспокоены угрозой светской терпимости для американской культуры. По их мнению, в результате проникновения релятивизма в американский образ жизни в стране подрываются моральные устои и она утрачивает способность порицать зло. Футбол сам по себе не является злом, но он символизирует отказ Америки от своих традиций и «присоединение к программе остального мира».
Есть много консерваторов, которые ненавидят релятивизм и при этом обожают европейский футбол. Но то, что он стал своего рода критерием в этой культурной войне, отнюдь не случайность.
IIIХотелось бы, чтобы американские любители европейского футбола оказались невинными жертвами в этих культурных войнах. Но я достаточно пообщался с ними и знаю, что они очень часто сами навлекают на себя гнев оппонентов. Это закоренелые снобы. Они не заботятся, каково придется их ='f2оварищам из-за необдуманно произнесенных ими слов. Каждый из них уверен, что другие любители ничего не смыслят в игре. Футбол они любят точно так же, как импортный козий сыр. Им неведома подлинная страсть, опаляющая души болельщиков из рабочей среды.
