Дэвид Фридман - Пенис. История взлетов и падений
Что касается девочки, то для нее нет более ценного приобретения, чем пенис. Кастрация для нее не угроза, а фрейдистская реальность. Это значит, что травма, которую она получает, еще серьезнее. В данном случае эдипов комплекс совпадает с фаллической стадией развития, которую проходят оба пола. Эта стадия связана с мастурбацией, возбуждением «активного, проникающего, маскулинного полового органа»: у мальчиков это пенис, а у девочек — клитор. Как и ее братья, девочка испытывает сексуальное влечение к собственной матери. Это ее доминирующая фантазия во время мастурбации. «Маленькая девочка, — писал Фрейд, — это на самом деле маленький мужчина».
Но наступает момент, когда она осознает, что это не так и что она никогда им не станет. «Случайно обнаружив у брата или сверстника пенис, она узнает в нем более совершенный аналог своего собственного невзрачного органа, и с этого момента ею овладевает зависть к пенису. Эта зависть затвердевает в ней как рубец и превращается в ненависть к себе. Вскоре девочка начинает разделять презрение мужчины к ее полу, лишенному столь важной части организма». Поскольку она не может интернализировать собственного отца в качестве своего супер-эго, что, по мнению Фрейда, вызвано страхом кастрации, но не ее реальностью, женщина обладает моральным изъяном. Не имея других вариантов, она вынуждена справляться со своим анатомическим изъяном с помощью замещения. Не желание иметь пенис удовлетворяется за счет того, что она «распространяет свою любовь к этому органу на его обладателя»[139] — сперва на отца (в своих эдиповых фантазиях она желает, чтобы он проник в нее), а затем и на мужа. (И в том и в другом случае мужчина в рамках фрейдистских теорий представляет собой всего лишь систему жизнеобеспечения пениса; это он «приделан» к пенису, а не пенис к нему.) Цель вагинальной сексуальности женщины состоит не в том, чтобы любить или получать удовольствие, писал Фрейд. Цель в том, чтобы заполучить в себя пенис.
Эти теории стали мишенью для целого залпа критических откликов. Исследователи головного мозга и психологи объявили их не поддающимися проверке, а значит, ненаучными. Историки указывают на то, что «объективные» наблюдения явно смешиваются в этих взглядах с предрассудками европейской культуры XIX века, особенно в отношении женщин. Даже многие последователи теории психоанализа выступили против подобных трактовок. В 1932 году, за два года до рождения Глории Стайнем[140], врач-психоаналитик Карен Хорни заявила, что если кто и вправду анатомически неадекватен, так это мужчины. Когда мальчик впервые видит вагину, он получает травму, писала Хорни в книге «Страх перед женщиной»[141]. Но не ту, о которой говорил Фрейд. Реальное последствие такого события заключается, по словам Хорни, в том, что мальчик
инстинктивно понимает, что его пенис слишком мал для влагалища матери, и реагирует на это страхом собственной неадекватности или несоответствия, страхом быть отвергнутым и осмеянным[142].
Пожалуй, единственное, с чем нельзя поспорить и что касается идей Фрейда о связи между телом и сознанием, вне зависимости от того, верны они, в конечном счете, или нет, так это настойчивость и последовательность, с которой он, как ни один современный мыслитель, во всяком случае, не такого масштаба и авторитета, отстаивал эти идеи с позиций фаллоцентризма. Нет, Фрейд не был первооткрывателем в области детской сексуальности или области бессознательного, как это часто утверждают: эти идеи исследовались и до Фрейда, хотя никто не делал это так последовательно, как герр профессор из Вены. Лишь две его ключевые концепции психоанализа — зависть к пенису и комплекс кастрации — не имели прецедента в медицинской литературе, а потому являются его личным открытием. В 1937 году Фрейд назвал их краеугольным камнем, на котором зиждутся все его теории и без которого психоанализ был бы бессилен в своих изысканиях. Доживи Фрейд до наших дней, он мог бы назвать их «психической ДНК» или «двойной спиралью человеческой личности». Ясно одно: и в том и в другой концепции все сводится к пенису, и это факт, не требующий доказательств.
Эти концепции были определяющими в учении Фрейда, так как пенис — целый или отрезанный, эрегированный или мягкий — всегда выступает в роли символа. Материальная реальность этого органа обрамляет его психическую реальность; он связывает человека с внешним миром и миром его внутренних импульсов и фантазий. Фрейдистский пенис — это голос истины, обнажающий животную природу человека, демонстрирующий его силу и слабость, напоминающий всем нам о том, что мы не хозяева в собственном доме. Его взлеты и падения зеркалят наши собственные успехи и неудачи. Вялость, наступающая после эрекции, — это отголосок человеческой бренности, точно так же, как присущая фаллосу похоть — это аналог желания использовать в своих интересах других, а мастурбация — аналог готовности использовать в тех же интересах себя.
Пенис — это куда больше, чем просто часть тела. Это идея, символ, знак — настолько могущественный, что другие вещи тоже могут выступать его символом. Когда Фрейд, этот знаменитый курильщик, выкуривавший около двадцати сигар в день, сказал, что «иногда сигара — всего лишь сигара!», он по-прежнему верил, что в большинстве случаев это не так. К 1923 году все нёбо Фрейда было покрыто раковыми новообразованиями — явное следствие ёго привычки к курению. Хирург, проделав в общей сложности около тридцати операций, удалил у него почти все нёбо, так что впоследствии Фрейд был вынужден носить специальный нёбный протез, мешавший ему нормально говорить[143]. Но несмотря на это, Фрейд не бросал курить, открыто признавая, что его дурная привычка подразумевает гомосексуальную фелляцию — замещение основополагающей человеческой привычки мастурбировать, — а также эротическую сублимацию, вызванную периодами длительного воздержания в супружеских отношениях с женой Мартой (в девичестве Мартой Бернайс).
Для Фрейда пенис олицетворял собой все самое мощное, творческое, интеллектуальное и прекрасное, а также уродливое, иррациональное и звериное, что есть в любом из нас. Со времен античной Греции никто не концептуализировал пенис как идею во всей ее противоречивости и сложности с такой энергией и размахом. Не случайно Фрейд без конца ссылался на Эдипа, Медузу и катарсис: ряд самых важных понятий своего учения он позаимствовал у древних греков. Гора Олимп была прибежищем богов, где эрекция была вечной, кастрации вершились божественной рукой, а богини рождались во всей своей красоте прямо из спермы. Там жили сатиры и кентавры, а также обнаженные, мужественные герои, которых не смущала собственная сексуальность, даже когда она была бисексуальна.
Подобно другому фаллическому «столпу» — Блаженному Августину, Фрейд видел в пенисе ключ к открытию своей личной истории и истории всей человеческой расы. Концепция Фрейда о первобытном племени, в котором наши доисторические предки убивали своего отца, претендовавшего на монопольное обладание женщинами этого племени и угрожавшего своим сыновьям кастрацией — теория, выдвинутая Фрейдом в работе «Тотем и табу» (1913) с целью объяснения происхождения человеческой цивилизации, — опиралась на ключевую идею Августина, но срывала с нее покровы религии. Он отверг идею рая и духовную причину грехопадения, предложив взамен «научный миф» и светскую идею первородного греха. Если Августин считал, что в наказание за грех Адама Бог лишил нас возможности контролировать свою эрекцию, то, по Фрейду, наказанием за первобытный грех отцеубийства стала цивилизация, контролирующая нашу эрекцию. Фрейдистский пенис — это не орудие дьявола, а предмет психоанализа.
Многие отмахиваются от фрейдизма, называя его мифотворчеством, однако мы не собираемся наносить ему на страницах этой книги подобного оскорбления. Возвращаясь к высказыванию Гарольда Блума, Фрейд был «самым влиятельным мифотворцем» двадцатого века с потрясающим даром внушения, который создал у себя в голове новую карту человеческого сознания. Сам Фрейд видел свой труд как завершающий элемент триединства, в которое до него внесли свой вклад Коперник и Дарвин — два революционера от науки, перед которыми Фрейд преклонялся. Блум, правда, предложил иную линию преемственности, поставив Фрейда четвертым в одном ряду с Платоном, Монтенем и Шекспиром — что ж, и тут он в неплохой компании. «Невропатолог, стремившийся создать динамичную психологию, — писал Блум в своем эссе, — и величайший современный писатель, Фрейд стал мифологизирующим драматургом внутренней жизни».
Главным героем этой драмы, заявил Фрейд, является пенис. Такой подход к проблеме человеческого существования изобилует множеством коннотаций. Чтобы как следует его понять, стоит разобраться в мифологии пениса, созданной Зигмундом Фрейдом.
