Николай Ямской - Легенды московского застолья. Заметки о вкусной, не очень вкусной, здоровой и не совсем здоровой, но все равно удивительно интересной жизни
Словом, очень быстро в Жургаз перебазировался целый отряд заслуженных ветеранов и новичков «театрализованного подполья» в Старопименовском переулке.
О том, как «зажигали» на Страстном бульвареНаряду со знаменитыми «тружениками разнообразных искусств» к заветным столикам под тентами непременно проникали совершенно посторонние люди. Как они преодолевали самый строгий пропускной режим в садик (его жалкие остатки сохранились до сих пор), вечная загадка подобного рода заведений. Но с другой стороны, очень уж велик был соблазн. Ведь какое это было наслаждение — ну точно как в «Грибоедове» — выпить в жаркий полдень «клокочущий в горле нарзан». Потом пропустить вдогонку «ледяную кружку пива с валютным рубцом». И при том как бы совершенно запросто — приобщиться к «богемной жизни великих властителей умов и сердец».
Кроме того, в жургазовском саду произрастал еще один запретный плод. Его существование обнаруживали доносящиеся вечерами из-за глухого забора крики «Аллилуйя». Они сопровождались какой-то тогда совершенно экзотичной, «заряженной» невероятно упругим ритмом и потому особенно заводной музыкой.
Это играл джаз.
От «Интуриста» в порядке исключенияТо, что тогда называли этим всем ныне понятным словом «джаз», простым советским гражданам по причине «буржуазной тлетворности» не полагалось. Такую музыку играли исключительно интуристам, дабы показать, что и мы в Стране Советов тоже не лыком шиты.
Летнему филиалу клубного ресторана работников искусств позволили исключение. Там в ночном полумраке играл джаз-оркестр талантливого композитора и виртуозного пианиста Александра Цфасмана. А восклицания «Аллилуйя» (с древнееврейского «хвалите Господа»!) никакого отношения к религиозному порыву не имели. Просто так кощунственно назывался остромодный в ту пору фокстрот американского композитора Винсента Юманса.
«О боги, боги мои, яду мне, яду!»С непривычки от «взрывоопасного коктейля», в котором сам факт приобщения к кругу значительных людей дополнялся замечательной едой и «пряной» музыкой, «крыша» у некоторых посетителей съезжала больше, чем от крепкого вина. И явно наблюдавший все это не раз воочию Булгаков включил в картину ночной оргии в «Доме Грибоедова» множество типично жургазовских примет. Среди им отобранных в книгу попали такие в реальности давным-давно утраченные детали, как летняя веранда, обвитая плющом и с входом-трельяжем. Или звон посуды в полуподвальной кухне (таковая в жургазовском хозяйстве Якова Даниловича и в самом деле была). А еще — грохот того же «грибоедовского» джаза с криками «Аллилуйя» (в архиве писателя, говорят, даже сохранился экземпляр этих нот).
И уж совсем убойное впечатление оставила сама «оргия в предчувствии конца света». Что стоит одна только фраза, венчающая «полночное видение в аду». Помните? «…И плавится лед в вазочке, и видны за соседним столиком налитые кровью чьи-то бычьи глаза, и страшно, страшно… О боги, боги мои, яду мне, яду!..»
Глава 6
«Пир духа», а также просто быт в период «Домостроя»
Вообще-то, как говорил в одном известном анекдоте «дорогой товарищ Брежнев», по дороге в коммунизм «никто никого кормить не обещал!». Но политику делать, по словам другого, уже «грузинского разлива» политика, «это вам не лобио кушать!». Так что, когда идеология потребовала, перед носом у творцов сразу же «повесили морковку». И те, кто уже досрочно построил коммунизм для себя в больших кабинетах, следили за «ее размером» со всей революционной строгостью.
Был бы корм. А Пегасы прибегут
Апокалипсические настроения в обществе — и особенно в среде наиболее чувствующих, куда идет дело в стране, творцов — в 1934 году были совершенно не случайны. В течение четырех лет с момента учреждения Клуба работников искусств и открытия его летнего филиала на Страстном бульваре в их сообществе многое изменилось.
Причем изменилось фундаментально. Потому что если после октября 1917 года от творческих работников в основном требовали полного самоотречения во имя «великой идеи», то теперь их понуждали пойти на то же самое, но уже в интересах «великой власти».
Правда, на этот раз не просто за одно революционное спасибо.
Кто за даму платит тот ее и танцуетПервый решительный шаг в этом направлении был сделан еще в апреле 1932 года. Именно тогда ЦК ВКП(б) принял постановление о перестройке литературно-художественных организаций. В основе этого безусловно исторического документа лежала идея, выпестованная лично товарищем Сталиным. Задача заключалась в том, чтобы объединить всю творческую интеллигенцию под одной партийно-государственной крышей. Свой интерес в октябре того же года вождь четко обозначил в беседе с собравшимися на дому у Горького литераторами. Там, по свидетельству присутствовавшего на беседе критика К. Зеленского, он без обиняков сказал буквально следующее: «Есть разные производства: артиллерии, автомобилей, машин. Вы же производите товар. Очень нужный нам товар, интересный товар — души людей». Пока несколько покоробленные словом «товар» «инженеры человеческих душ» приходили в себя, Сталин более деликатно, но так же определенно назвал цену приобретения. Как бы в раздумье поглаживая усы, он вполголоса стал перечислять: «…Писательский городок. Гостиницу, чтоб в ней жили писатели, столовую, библиотеку большую — все учреждения. Мы дадим на это средства». Про то, что столовая в этом городке будет не хуже любого столичного ресторана, — хозяин Кремля в такие детали не вдавался. Однако ж и без лишних слов было понятно: будете себя хорошо вести — стол накроем!
Авансы за романсыИтак, товар был назван. Цена объявлена. Осталось только мысленно попрощаться с относительной вольницей коммунально кучкующейся в «Доме Герцена» братии. И дружно, под знаменем «социалистического реализма», но по формуле «товар — всевозможные блага — товар» встраиваться в общие ряды. Писателям в этом процессе назначили быть первыми. Их же первыми начали и прикармливать. Обкатка состоялась в конце лета 1933 года во время поездки мастеров слова по только что открытому Беломоро-Балтийскому каналу. Буквально перед этим по данному объекту, построенному всего за 20 месяцев руками ста тысяч заключенных, проехал со своими соратниками сам Сталин. Теперь по его следам — и на его, заметим, условиях — 120 мастерам слова предстояло «воспеть» сталинский же любимый способ построения социализма. Такова была стартовая цена. И первый шаг в плане идеологической мобилизации на пути к всеобщей творческой коллективизации.
«И в дальний путь, на долгие года…»То, что вождь свои слова на ветер не бросает, писателям подтвердили, организовав им перед отправкой на образцово-показательный этап воистину «большую жратву». Некоторые участники потом простодушно вспоминали, как еще на предварительном банкете в Ленинграде им после заливных осетров под шампанское и водку подавали на первое наваристый борщ, а на второе сразу несколько перемен, среди которых дышали жаром шашлыки по-кавказски, отбивные по-киевски, бифштексы по-деревенски, жареные цыплята и индюшки.
Это был совсем неплохой аванс за вышедший впоследствии коллективный труд под названием «Беломоро-Балтийский канал имени Сталина. История строительства 1931–1934 гг.». От участия в нем уклонились, кажется, лишь И. Ильф с Е. Петровым. Видимо, только у них организованные НКВД разносолы не лезли в глотку. Ведь еще в 1931 году в стране была введена карточная система. А в следующем, 1932-м, Украину, Поволжье и Казахстан вообще охватил страшный голодомор.
Эшелоны с продовольствием на экспорт в обмен на материалы и оборудование для первенцев сталинской пятилетки тем не менее шли.
Это сладкое слово «халява»!Способ, выбранный для обхаживания писателей, по-своему был весьма красноречив. Выходит, что в то довольно жуткое время вождю и его отнюдь не голодающему партгосаппарату по-настоящему важны были только план индустриализации и новейшая для его осуществления техника. А из живой рабсилы — обкормленные до беззаветной исполнительности «инженеры человеческих душ».
Поэтому «большую писательскую жратву» с успехом повторили на Первом съезде писателей в августе 1934 года. Питание для делегатов было централизованным и бесплатным. Осуществлялось оно в спецресторане по Большому Филипповскому переулку. Стоимость дневного питания (завтрак, обед и ужин) составляла 40 рублей на человека, а общие расходы по этой статье достигли 300 000 рублей. Для сравнения — тогдашняя среднемесячная зарплата квалифицированного рабочего составляла 125 рублей.
Само мероприятие под названием Первый съезд советских писателей, правда, оказалось настолько невыносимо скучным, что об этом в своих «спецсообщениях» писали даже чекисты. Тем не менее формальный результат был достигнут. Первый отряд творцов из писательского цеха без особого сопротивления загнали в единый творческий союз. А уж «вторым этапом» по той же протоптанной дорожке в свои «цеховые союзы» завели артистов, художников и всех остальных работников «культурноидеологического фронта». Более других от подобного «загона» уворачивались композиторы. Их союз образовался лишь в 1947 году. А кинематографисты не только не уворачивались, а с 1957 года, можно сказать, слезно умоляли, чтобы им позволила как и всем прочим творческим работникам, создать свой союз.