Дмитрий Ершов - Хунхузы. Необъявленная война. Этнический бандитизм на Дальнем Востоке
Немалую часть хунхузов составляли цзинъфэй (старатели), хищническим способом добывавшие россыпное золото на берегах многочисленных маньчжурских рек.
Монополия государства на недра, действовавшая в императорском Китае, ставила старателей вне закона и заставляла вести жизнь, практически неотличимую от жизни хунхузов: объединяться в вооруженные артели (читай шайки), держаться в местах, труднодоступных для регулярных войск, и прибегать к насилию для обеспечения себя провиантом и снаряжением. Зачастую такие объединения старателей сотрудничали с хунхузами, нанимая последних для охраны своих приисков. Хунхузские атаманы охотно принимали в ряды своих «дружин» опытных старателеи-одиночек: в районах, контролировавшихся шайками, часто находились залежи драгоценного металла, а посему люди, способные наладить добычу золота, были «ценными кадрами».
Насколько легко старатели становились «чистыми» хунхузами, показывают события, имевшие место в Маньчжурии на реке Давокэнь. До 1889 г. здешние золотые россыпи разрабатывались добытчиками, для поимки которых из города Саньсина периодически высылались отряды солдат. В 1889 г. гиринский цзянцзюнъ (губернатор) Чан Шунь собственной властью разрешил саньсинскому фудутуну (областному начальнику) допустить промывку золота всеми желающими при условии уплаты 10 процентов добычи в казну. Известие об этом вызвало ажиотаж не только в Маньчжурии, но и в Уссурийском крае. Китайцы толпами двинулись на Давокэнь. В деревне Платоно-Александровской им было продано более полутора тысяч одних только козьих шкур, использовавшихся в качестве подстилки для сна. Тяготы дороги вызвали большие жертвы среди китайцев, а на самих вокэньских приисках от болезней умерло до тысячи человек. Между тем из Пекина пришло распоряжение прекратить разработку. Из Саньсина опять послали войска, в столкновениях с которыми было убито около сотни человек. Изгнанные с приисков старатели немедленно образовали несколько хунхузских шаек. Самая крупная из них (около сотни человек) угрожала разграбить город Баянсусу. Для уничтожения банды властям пришлось высылать сводный отряд кавалерии в 500 сабель.
На территории Уссурийского края тесную связь с хунхузами поддерживали китайские браконьеры, промышлявшие зверя в таежных дебрях. Как писал В.К. Арсеньев, «вооруженные, отлично знающие тайгу и все горные тропы, они являются лучшими проводниками. Фанзы их всегда служат хунхузам пристанищем… От китайца-охотника и соболевщика до хунхуза — один шаг. Сегодня он зверолов, завтра — разбойник!».
Общая численность хунхузов Маньчжурии и сопредельных регионов России постоянно колебалась, резко увеличиваясь в годы стихийных бедствий, неурожаев, войн и прочих потрясений. В 1906 г., то есть сразу после Русско-японской войны, численность хунхузов в Маньчжурии приближалась к 30 тысячам человек. Впрочем, цифра эта, по собственному признанию источника, основана исключительно на приблизительных оценках. А о том, насколько приблизительны могли быть такие оценки, говорит то, что в середине 1920-х гг. численность хунхузов в китайской провинции Цзилинь, по данным разных источников, колебалась от 7900 до 24 270 человек. По данным японской военной разведки, в 1932 г. в трех провинциях Маньчжурии было уже 62 тысячи хунхузов. «Российские» хунхузы значительно уступали в числе своим маньчжурским коллегам. Дело в том, что плотность населения, служившего основным источником хунхузских доходов, была здесь гораздо ниже, чем в Маньчжурии. Кроме того, русское население (прежде всего казаки) было неплохо вооружено, а русские власти гораздо активнее, чем китайские, преследовали разбойников.
Численность хунхузов в шайке могла колебаться от 3–5 до нескольких сотен человек. Мелкие шайки были хуже организованы и бедны, их возникновение носило случайный характер, а срок существования не превышал нескольких месяцев. Обычно в мелкие шайки объединялись начинающие бандиты либо хунхузы, по той или иной причине изгнанные из крупной банды. Большим объединениям хунхузов было легче разбойничать, однако уход от преследования и прокормление становились для таких отрядов проблемой. Поэтому оптимальная численность шайки составляла 30–50 человек. Бандиты-одиночки встречались крайне редко: им просто не удавалось выживать в тяжелых условиях кочевой разбойничьей жизни. Одиночка, если не становился жертвой конкурентов, почти наверняка оканчивал свои дни под мечом палача.
Во главе шайки стоял всесильный атаман, который мог быть как выборным лицом, так и самовластным деспотом, чья власть держалась исключительно на личном авторитете. Во втором случае атамана называли чжангуй («хозяин кассы») или даланьба («большой держащий»), В случае если атаман избирался общим решением хунхузской вольницы, его называли даньцзя ды («глава дома»). Иногда главарю подчинялись несколько разрозненных шаек, такой атаман именовался дацзя ды («глава большого дома») В 1903 г. в районе плоскогорья Чанбайшань на границе Китая и Кореи действовали несколько хунхузских отрядов общей численностью до 10 тысяч человек, подчинявшихся «авторитету» Ван Лаодао. При этом непосредственно в распоряжении последнего было «всего» около 600 хунхузов. Разные шайки могли объединяться под общим командованием для проведения какой-либо крупной операции, например для нападения на город.
История сохранила имена многих хунхузских вожаков. В конце 1870-х — начале 1880-х гг. на границе Маньчжурии и Уссурийского края получила известность шайка Суй Бинвана. На рубеже XIX–XX вв. по всей Маньчжурии гремели имена Ван Лаоху, Лю Ханьцзы, Тан Дэнъюна и особенно Ян Юлина, носившего эффектное прозвище Шисы Яньван — «14-й Владыка Ада».
Яркий портрет типичного хунхузского вожака дает уже упоминавшийся В.Н. Рудокопов: «Тунъян высокого роста, сухой, жилистый, немолодой уже, в его густой косе серебрились седые нити. Лицо смуглое, желтоватое, немного изрыто оспой, неправильное, некрасивое. Несколько воспаленные красные веки и большие черные глаза, грустные, задумчивые и глубокие. Каким-то покоем, огромным самообладанием и силой веяло от всей фигуры Тунъяна. Он резко выделялся и совершенно не был похож на его спутников. Что-то сильное, властное чувствовалось в нем. Чувствовалось, что это действительно вождь, за которым пойдут тысячи, чувствовалось, что это не жестокий, кровожадный головорез-разбойник, а сильный ум, сильная воля. Именно вождь, который силой своего духа может в железной дисциплине держать свое войско, оно за ним пойдет в огонь и в воду, а он, Тунъян, всегда будет во главе этого войска и не отступит ни перед чем, не дрогнет перед лицом смерти. Он за всех, все за него».
Следующую ступень в иерархии шайки занимали «офицеры». Ближайшим к атаману лицом был бань даньцзя ды (буквально — «половина главы дома»). Чаще всего именно он занимал пост главаря шайки в случае гибели или ареста патрона. Начальник передового отряда хунхузов носил «звание» паотоу («пушечный голова»), начальник арьергарда звался цуйцуй ды («подгоняющий»). Два «офицера» выполняли роль интендантской службы: лилянтай («внутренний интендант») распределял продовольствие между членами отряда и следил за хозяйством, а вайлянтай («внешний интендант») осуществлял заготовки на стороне. В случае если первые лица шайки не владели грамотой, в отряде мог появиться цзыцзяньу («мастер письма») — хунхуз-делопроизводитель.
Положение рядовых членов шайки зависело от возраста, опытности и «стажа» пребывания в банде. Как правило, новичок не мог рассчитывать на немедленное получение оружия и в течение определенного времени должен был выполнять второстепенные функции либо вообще заниматься хозяйственной работой. Все члены шайки были связаны узами побратимства и именовались сюнди («братья»). Практика подобных отношений среди китайцев была известна русским под названием кады (по-видимому, искаженное китайское гэ ди, что можно перевести как «отношения старшего и младшего братьев») [3]. При братании членами шайки приносилась общая клятва, налагавшая на хунхузов обязательство всегда и во всем помогать друг другу. Атаман шайки, независимо от возраста, считался «отцом» своих подчиненных. Последние должны были употреблять в отношении главаря обращение дае или лао дае («почтенный господин» и «почтенный старый господин»).
В основе жизни хунхузов лежали простые, но строгие законы. Наиболее четко сформулированное «законодательство» в начале XX в. действовало в шайке атамана, известного под прозвищем Чжан Байма (Чжан Белый Конь). Последний какое-то время подвизался на службе знаменитой старательской Желтугинской республики и вынес оттуда кое-какие наблюдения за творчеством ее законодателей, среди которых встречались и весьма образованные люди. Законы Чжана состояли из 13 статей. В первых же статьях членам шайки четко разъяснялось, кто может служить объектом их нападения. Запрещалось грабить одиноких путников, женщин, стариков и детей. Вообще любая обида, причиненная женщине, каралась смертью. Чиновники, как честные, так и коррумпированные, безусловно, считались добычей в случае проникновения на территорию, контролируемую шайкой. При этом коррумпированный чиновник лишался всего имущества, а достойно зарекомендовавший себя — только половины. Иностранцев запрещалось трогать во избежание дипломатических эксцессов.
