Цветы в тумане: вглядываясь в Азию - Владимир Вячеславович Малявин
О прочих измерениях туристических центров Китая нужно говорить конкретно. Я остановлюсь на горном массиве Уишань, что на севере провинции Фуцзянь. Место славное с незапамятных времен, окутанное мифами и легендами. Здесь, по преданию, обитал Пэн-цзу, китайский Мафусаил, проживший ровно 777 лет, а от его сыновей У и И якобы пошло название всей местности. Во дворе моей гостиницы посреди зеленого газона и горшков с цветами стоит новодельный бюст Пэн-цзу. Долгожителя наградили большими квадратными глазами и окладистой бородой, положенной ему как пращуру. Издали посмотреть – вылитый Карл Маркс в летных очках.
Как везде в Китае, вновь прибывший турист попадает первым делом на базар. Рядом с гостиницей выстроена «средневековая улица», но имитация старины, как принято в Китае, откровенно китчевая, игровая. В лавках вдоль улицы торгуют местным чаем, фарфором, резными изделиями из камня и дерева, которыми особенно славится Фуцзянь, всякой мелочью. В узких, завешанных длинными свитками комнатках-норах священнодействуют каллиграфы. Самый знаменитый среди них имеет собственный дом с галереей. Надписи превосходные, в старинном стиле, письмена пронизаны «духовным трепетом» – этим верным спутником бодрствующего сознания. На самом видном месте – глубокомысленно-шутливая надпись с как будто пляшущими, «пьяными» иероглифами на мою любимую тему «таковости» вещей. А поминается в нем «Так Пришедший» – Будда: „Так пришел, так увидел: увидел как пришел“».
За улицей – сияющий свежей краской бывший даосский храм, теперь приспособленный для нужд политпросвета. Здесь в XII в. долго жил китайский Фома Аквинский, средневековый систематизатор конфуцианства Чжу Си. Не так давно, в годы Культурной революции, его клеймили реакционером и догматиком. Теперь двор храма заставлен свежеиспеченными барельефами, изображающими общественно-полезную деятельность конфуцианского схоласта.
Бежим от скучного агитпропа на божественное лоно природы. Здесь, разумеется, свой порядок, притом поистине космический и густо сдобренный сентиментальной мифологией. Стержень окрестного ландшафта образует русло реки, имеющей ровно девять излучин – наибольшее натуральное число, которое издревле символизирует в Китае полноту или, еще точнее, творческое изобилие бытия. В примыкающей к реке местности народная молва различает 36 примечательных вершин, 72 священные пещеры, где являются боги и небожители, и 99 скал: все числа, разумеется, кратные девятке. Числовая символика делает окрестности как бы отдельным миром в мире. Легендам, связанным с этими местами, можно посвятить увесистый том. Наибольшей известностью пользуются предания о двух величественных скалах, стоящих друг против друга у первой, самой нижней по течению излучины. Одна из них изображает прекрасного юношу, другая – влюбившуюся в него Яшмовую деву, дочь небесного правителя, которую за ее своеволие обратил в камень посланный небесным царем могущественный колдун. Массивная серая глыба по соседству изображает колдуна. Камень, торчащий в воде перед скалой, – подставка зеркала, в которое дни напролет смотрится Яшмовая дева. Мораль предания, как я ее вижу: горная глушь, как «иной мир», располагает к свободной любви, но, как прообраз мироздания, не освобождает от наказания за легкомыслие.
Гвоздь местной туристической программы – спуск по реке на бамбуковых плотах со стульчиками. Управляют плотом двое парней, вооруженных длинными шестами. Никакой самодеятельности и левой работы: туристы должны купить билеты (цена билета обычная для таких мест: 50 юаней, т. е. чуть больше 7 долларов), встать в очередь и занять свое место по команде распорядителя. Но русский клиент и тут не упускает случая внести небольшое расстройство в твердый восточный порядок: за те же 50 юаней чаевых наши сплавщики в нарушение правил несколько раз причаливают к берегу и дают нам возможность искупаться в прозрачных водах реки. Проплывающие мимо на своих плотах китайцы, кажется, искренне восхищаются смелостью сумасбродных иностранцев. Для них купание в глубоком омуте, да еще незаконное, недостижимая мечта.
Чтобы обойти все достопримечательности Уишаньских гор, требуется не меньше трех дней. Тут и глубокие пещеры с узкими лазами и стаями летучих мышей, и головокружительные подъемы и спуски по отвесным скалам, и причудливой формы валуны, и живописные сосны с могучими корнями, чьи кроны, как бритвой, срезаны холодными ветрами. Оказывается, декоративные китайские сосны с их изогнутыми стволами и плоской шевелюрой очень точно воспроизводят природные образцы. Нота бене: природа и человек в китайском мире равноправны и преемственны именно в экстравагантности проявлений творческого начала жизни.
Неудивительно, что в естественном ландшафте китайцы любят находить копии литературных образов. К примеру, тут есть природный прототип классической китайской утопии – страна Персикового источника. Это маленькая котловина, в которую можно попасть только через узкий проход в скалах. Посередине впадины, как положено утопии, бьет ключ, чуть поодаль стоят даосский монастырь и замечательная каменная статуя даосского патриарха Лао-цзы, который с добродушной улыбкой взирает на гуляющий вокруг праздный люд. В монастыре кипит строительство, только что отреставрированный главный зал храма завален когтистыми лапами, хвостами и мордами мифических зверей: семейная артель местных резчиков по дереву заканчивает отделочные работы. Настоятель монастыря, как нынче повелось, в отъезде – не то в Гонконге, не то на Тайване. Гостеприимные монахи усаживают нас выпить чаю. Им тоже очень нравится изваяние Лао-цзы, только они не припомнят имени скульптора. Знают только, что он из местных, фуцзяньских.
На следующий день отправляемся в северную часть Уишаньского массива. Там самое известное место – Пещера водяного занавеса. Над круглым, как чаша, провалом в горах нависает огромная скала, с вершины которой струится небольшой водопад. За водопадом к скале прилепился дощатый храмик, где стоит статуя нашего знакомца Чжу Си и двух его сподвижников. Великий ученый, оказывается, очень любил это место. Статуи новые, а храм простоял здесь, не сгорев и не развалившись, уже больше 300 лет – редкий случай.
От Пещеры Водяного занавеса по выложенной плитами тропе углубляемся в горы. Окрестные склоны засажены чайными плантациями. Тропа приводит в маленький буддийский монастырь. Его настоятель в своем горном уединении рад поговорить с иностранцами и приглашает разделить с ним его скромный вегетарианский обед.
– Омитофо! (имя будды Амитабы, соответствующее в языке китайских буддистов нашему «Спаси, Господи»).
Разговор, естественно, вертится вокруг духовных предметов.
– Скажите, наставник, а можно смотреть телевизор?
В монастыре нет ни телевизора, ни даже электричества, но настоятель уверенно отвечает:
– Если сердце закалено духовно, то можно, а если нет, то нельзя.
На прощание он звонит по мобильному телефону настоятелю другого монастыря, своему учителю, с просьбой принять нас.
По дороге начал накрапывать дождик, мы останавливаемся в горном домике владельца местных чайных плантаций, где дегустируем его продукцию, любуясь прозрачными струями дождя и легкой дымкой над горами. Потом сбиваемся с пути и в монастырь приходим с большим опозданием. Он гораздо богаче прежнего, кабинет настоятеля
