Anam Ċara. Кельтская мудрость - Джон О'Донохью
В классической литературе сила памяти, ее реальность и глубина прекрасно описаны в десятой книге «Исповеди» Блаженного Августина. Приведенный ниже фрагмент – поразительно точное изображение внутреннего мира.
«Велика она, эта сила памяти, Господи, слишком велика! Это святилище величины беспредельной. Кто исследует его глубины! И, однако, это сила моего ума, она свойственна моей природе, но я сам не могу полностью вместить себя. Ум тесен, чтобы овладеть собой же. Где же находится то свое, чего он не вмещает? Ужели вне его, а не в нем самом? Каким же образом он не вмещает этого? Великое изумление всё это вызывает во мне, оцепенение охватывает меня.
И люди идут дивиться горным высотам, морским валам, речным просторам, океану, объемлющему землю, круговращению звезд, – а себя самих оставляют в стороне! Их не удивляет, что, говоря обо всем этом, я не вижу этого перед собой, но я не мог бы об этом говорить, если бы не видел в себе, в памяти своей, и гор, и волн, и рек, и звезд (это я видел наяву), и океана, о котором слышал, во всей огромности их, словно я вижу их въявь перед собой»[50].
Бедность современной культуры с ее спешкой, стрессом и поверхностным взглядом обусловлена, в частности, тем, что люди так мало внимания уделяют памяти. Компьютерные технологии обокрали память. Неправильно говорить, что у компьютера есть память. У компьютера есть хранилище информации и способность ее оттуда извлечь. Человеческая память – нечто гораздо более тонкое, сокровенное, личное. Память избирательна, и ей присуща глубина. Человеческая память – святилище чувств и ощущений. Все события в этом святилище распределены согласно их характеру и сопряженным с ними переживаниям. Наше время страдает от беспамятства. Американский философ Джордж Сантаяна сказал: «Кто не помнит своего прошлого, обречен пережить его вновь».
Старость таит в себе красоту и особые возможности – это время тишины и уединения, когда мы можем заглянуть в хранилище собственной памяти. Мы можем мысленно вернуться ко всем событиям своей жизни. Наша душа – дом нашей памяти. Так как линейное время призрачно, всё зависит от памяти. Иными словами, время для нас состоит из вчера, сегодня и завтра. Однако в нас есть то, что живет в вечности, и это душа. Душа живет главным образом в сфере вечного. События, происходящие с нами и уносимые потоком времени, попадают в сети вечности в нашей душе и остаются в ней.
Она собирает их для нас, хранит и оберегает. Французский философ Эммануэль Левинас говорит, что память, как обратная перспектива исторического времени, составляет суть внутреннего мира. Поэтому, в то время как наше тело стареет и слабеет, наша душа становится богаче, глубже и сильнее. С течением времени в душе растет уверенность в себе, ее природный свет разгорается всё ярче. В сборнике «Дальние окрестности» польского поэта Чеслава Милоша есть прекрасное стихотворение о старости. Последняя его строфа звучит так:
Я предпочел бы сказать: «Я сыт,
Я попробовал всё, что можно попробовать в жизни».
Но я словно стою у окна, отдернув шторы,
И смотрю на пир, которого мне не постичь.
Тирна-Ног – страна молодости
Кельты хорошо понимали, как вечность переплетена со временем, в котором живет человек. Есть чудесная легенда об Ойсине (Оссиане) из дружины фениев – кельтских воинов. Его манила к себе Тирна-Ног, страна вечной молодости, где жили благородные люди, искусные в волшебстве. Ойсин провел в этой стране много счастливых дней со своей возлюбленной Ниам Кинн Ойр по прозвищу Ниам Златоголовая. Он испытывал необычайное блаженство, и ему казалось, что время летит. Скорость течения времени всегда зависит от нашего восприятия. Когда мы страдаем, минуты кажутся нам неделями. Когда вы счастливы и жизнь улыбается вам, время летит. В стране Тирна-Ног Ойсин не замечал течения времени. Но потом он затосковал о своей прежней жизни. Он захотел узнать, как там его дружина и что делается в Ирландии. Он затосковал по родной Эрин[51]. Жители волшебной страны отговаривали его, зная, что ему, прежде жившему среди смертных в линейном времени, грозит опасность остаться там навсегда. И всё же он решил вернуться. Ему дали прекрасного белого коня и предупредили, чтобы он всегда оставался в седле. Если он спешится, то заблудится. На большом белом коне Ойсин вернулся в Ирландию. Он понял, что отсутствовал много веков, и его охватила невыносимая тоска. Дружины фениев уже не было. Чтобы утешиться, он объезжал места, где они охотились, пировали, пели песни, рассказывали друг другу древние предания и совершали храбрые подвиги. К тому времени в Ирландию уже пришло христианство. Путешествуя на своем белом коне, Ойсин увидел группу мужчин, тщетно пытающихся поднять огромный камень для постройки церкви. Он был воином, поэтому обладал необыкновенной силой и, глядя на их старания, очень хотел им помочь, однако же знал, что ему нельзя слезать с коня, иначе он уже не найдет дороги. Некоторое время Ойсин наблюдал за ними на расстоянии, потом подъехал поближе. Он больше не мог противиться своему желанию. Вынул ногу из стремени и протянул руки, чтобы подхватить камень снизу и помочь людям поднять его, но, как только он это сделал, подпруга лопнула, седло соскользнуло, и Ойсин упал. Едва лишь он коснулся ирландской земли, как превратился в хилого, сморщенного старика. Эта легенда хорошо иллюстрирует сосуществование двух временных планов. Если человек нарушал границу, которую в волшебной стране установили между этими временными планами, он оставался в линейном времени, среди смертных людей. Время человеческой жизни движется к смерти. В измерении вечности бытие непрерывно.
Измерение вечности
Вот еще одна история, из которой видно, что в вечности жизнь течет с иной скоростью. Как-то ночью один деревенский житель возвращался домой по дороге, где не было жилищ. Он ехал на велосипеде, как вдруг услышал прекрасную музыку. Музыка раздавалась из-за стены, тянувшейся вдоль побережья. Он отправился посмотреть, что там за стеной, и оказалось, что в этом безлюдном месте расположена деревня. Местные люди словно бы ждали его; по-видимому, они его знали, поэтому приняли очень радушно. Они напоили его и накормили вкусной едой. Такой прекрасной музыки он не слыхал никогда в
