Колдовство - Чарльз Уолтер Уильямс
На признания, даже сделанные в состоянии помраченного ума вследствие пыток, не влияли ни заявления о самооговоре, ни упрямство. Некоего молодого человека в Вюрцбурге обвинили и осудили по доносу епископа. Иезуиты и францисканцы попытались привести его к покаянию и потерпели неудачу. В конце концов его доставили в замок для казни, но он плакал и просил пощады. Тогда были предприняты новые попытки обратить его. Даже было обещано помилование. Он же сказал на это: «Если бы вы видели то, что я видел, вы бы стали такими же, как я». Его повели на казнь, он и там кричал и боролся, пока палач не стукнул его по голове.
Странный случай в Стабло, кажется, показывает, что церковные власти иногда не спешат действовать. Некий Жан-дель-Во, священник и монах аббатства, будучи под подозрением, сказал, что ему надоела исповедь. В возрасте четырнадцати лет он встретил «пожилого набожного человека» в лесу, и тот посоветовал ему принять постриг и обещал много хорошего. С тех пор этот странный монах многих убил с помощью яда. Он подробно описал шабаш и назвал многих сообщников.
Инквизиторы не торопились принимать его признания, учитывая духовное звание. В комиссии состояли генерал-викарий и архиепископ, вопрос о пытках долго откладывался. Его не раз предупреждали не возводить на себя напраслину, пытались поймать на противоречиях, но не преуспели. Они предположили, что все, рассказанное им, может быть результатом его фантазий, он стоял на своем. Снова последовало предупреждение о том, что не стоит рисковать душой из-за лжесвидетельства. Наконец обвинение потребовало применить пытки, чтобы «уточнить его показания против сообщников». Предполагалось, что человек явно не в себе, но суд, выслушав его перебранку со свидетелями, не поддержал это предположение. Затем его подвергли легким пыткам, чтобы проверить, не навязана ли ему вся эта невероятная история. Обвиняемый настаивал на своей виновности. В конце концов, он был осужден и обезглавлен. Некоторые из его предполагаемых сообщников были допрошены с пристрастием, но затем обвинения с них были сняты.
Естественно, кое-где судебное разбирательство было следствием личной неприязни. Еще одной причиной оговоров являлась конфискация имущества обвиняемых. В свою очередь, обвиняемые часто не хотели умирать в одиночестве и утаскивали за собой своих врагов, а иногда и судей. Впрочем, в то время обвинения против судей, как правило, игнорировались. Но в перспективе обвинение судьи могло легко привести к тому, что в «Молоте» называется «подозрением». Например, однажды в Оффенбурге разразилась настоящая семейная война с обвинениями и контробвинениями. В том же городе в 1627 году арестовали жену статмейстера Филиппа Бека. «Она была молодой и красивой женщиной. Бек просил разрешения написать жене с целью убедить ее признаться в неверности, а для надежности признания — пытать женщину, знакомую с неким молодым Хаузером» (из материалов д-ра Ли). Девять дней спустя женщину казнили.
Отдельная тема тех процессов — дети. Иногда отправляли на эшафот и школьников. Почти всегда дети присутствовали на казнях. В Северной Германии обезглавили двух ведьм, а еще одну задушили, и все это под громкое пение гимнов толпой, как минимум половину из которой составляли дети. Поэтому неудивительно, что у детей тема колдовства была весьма популярной. В Сегедине, в Венгрии, сын сапожника однажды утром похвастался приятелю, что он учится вызывать шторм и может научить его тоже. К обеду и правда начался шторм. Приятель сына сапожника рассказал своему отцу о разговоре, отец тут же пошел в полицию; сын сапожника был арестован, и в результате на костре сгорели шестеро мужчин и семеро женщин. В 1694 году школьница в компании из десяти человек похвасталась, что умеет делать мышей, и тут же показала, как она это делает из свернутого платка. Ее немедленно арестовали, как и женщину, которая якобы научила ее колдовству. Обвинение потребовало пытать ее палками, но в местном университете подумали и решили, что это все-таки не было колдовством. Девочка на время скрылась, и постепенно все успокоились. В Вюрцбурге, за семьдесят лет до этого, а именно в 1628 году, в январе казнили двух девчушек, одиннадцати и двенадцати лет. В октябре казнили подростка после пыток палочными ударами, в ноябре после бичевания казнили еще одного мальчика двенадцати лет. Удивительно монотонное повторение одних и тех же обвинений: везде упоминался шабаш в тех или иных вариациях. Это не означает, что шабашей не было. Но сама идея шабаша стала навязчивой и для ведьм и для охотников на них. Всемогуществу Бога, с одной стороны, было отказано во вмешательстве в земные дела, а с другой стороны, именно Его взялись защищать суды инквизиции. То есть Господь то и дело подвергался осквернениям и оскорблениям, а посему нуждался в защите и отмщении. На богохульство шабашей отвечали гимны вокруг костров. Дьявольских существ вроде бы никто и не видел, но судьи и палачи были уверены в том, что без жаб и кошек здесь не обошлось. Обвиняемых мучили теперь уже почти не задумываясь, поскольку боль стала неотъемлемым способом получать нужные признания. «Детей, — говорил один прокурор, — следует непременно допрашивать по делам о колдовстве». Не только ведьмы-повитухи приносили своих детей в жертву демоническим божествам. Ряды святых на небесах, должно быть, сильно пополнились в течение тех страшных веков.
Мощная атака со стороны церкви на колдовство вызвала не менее мощную информационную волну. Конечно, в делах о колдовстве изначально присутствовали сплетники, добровольные доносчики, испуганные соседи и просто злобные завистливые люди, именно с них начиналась молва, именно они распускали слухи и возбуждали подозрения. Но если поначалу это были любители, теперь за дело взялись профессионалы. Многие серьезные авторы отмечали трудности ведения дел, связанных с колдовством, но на поверку ничего особенно трудного в них не было. Однако разговоры о том, что инквизиция трудится в поте лица своего добавили веса благочестивому страху рядовых людей. Предположения о виновности тех или иных лиц неизбежно вовлекали в орбиту следствия тех, о ком сначала и речи не было. Рядом с подозреваемыми и известными ведьмами обязательно возникали неизвестные, выявленные в ходе следствия. Кто-то что-то слышал, кто-то что-то, может быть, видел, и вот уже не спасают ни демонстрация преданности, ни репутация. Как выяснилось сравнительно недавно, суды инквизиции Испании считали, что определять виновность или невиновность ведьм и колдунов — не в человеческих силах, на все воля Божия. Это сильно обескуражило добровольных информаторов и заставило их резко снизить
