Дмитрий Калюжный - Другая история литературы

Для сравнения — два стихотворения из «Песен поэтов Бургундского двора».

Смертельно бледен мой лик,Причиной тому — любовь,Груз на плечах велик,Так тяжела любовь.Мне изможденный ликСкрыть ли в морских волнах?В прекрасной дамы глазахВижу, что знает она:Ни здесь, ни в иных мирахБез любви мне жизнь не нужна.Наградой высшей награжденныйИ столь высоко вознесенный,Счастливейший во всей стране!Об этом вдруг поведал мнеЛишь слог, тобой произнесенный.И словно заново рожденный,От горьких мук тобой спасенный,Я, словно в несказанном сне,Наградой высшей награжденныйИ столь высоко вознесенный,Счастливейший во всей стране!Я был отвергнутый влюбленный,В слезах напрасных истомленный…Но вот, со мной наединеТы робко снизошла ко мне…О, слог, тобой произнесенный!Наградой высшей награжденныйИ столь высоко вознесенный,Счастливейший во всей стране!Об этом вдруг поведал мнеЛишь слог, тобой произнесенный.

Пожелайте — стану Вам слугоюИ любовью нежною своей,Где бы я ни был, до скончанья дней,От невзгод и горстей укрою.Никогда я не прельщусь другою,Преисполнен счастьем новых дней.Пожелайте — стану Вам слугою,Вас любовью одарю своей.К одному стремлюсь я всей душою,Вечно петь Вам о любви своей,И, клянусь, лишенный страсти сей,Навсегда глаза свои закрою.Пожелайте — стану Вам слугою,И любовью нежною своей,Где б я ни был, до скончанья днеОт невзгод и горестей укрою.

Сонет Шекспира (1584–1616) психологически сложнее, чем у греков или бургундцев, но он и по времени ближе к нам! Ведь это уже линия № 9:

Когда она клянется, что свята,Я верю ей, хоть знаю — ложь сплошная.Пусть мнит она, что я в мои летаНеопытен и хитростей не знаю.

Хочу я думать, что она права,Что юности не будет завершенья;По-детски верю я в ее слова,И у обоих правда в небреженье.

Зачем она не скажет, что хитрит?Зачем скрываю возраст свой теперь я?Ах, старость, полюбив, лета таит,А лучшее, что есть в любви, — доверье.

Так я лгу ей, и лжет она мне тоже,И льстим своим порокам этой ложью.

Мужчины и женщины

Мы говорили уже о «возрасте человечества», о том, что общественная жизнь, а также частная в своем усредненном значении подчиняются общим законам эволюции. Сначала люди чего-то не знают, потом узнают, применяют, дополняют… узнают еще что-то… взрослеют. Взрослеет всё человечество в целом.

Примеры этому можно найти, изучая историю наук, религий, войн, торговли, но если делать это в рамках традиционной истории, то обнаружится, что повзрослевшее человечество время от времени впадает в детство и начинает свой путь вновь. То есть общепризнанная ныне история не подчиняется законам эволюции. В рамках же той современной хронологии, которую мы предлагаем в нашей книге, «взросление» человечества проявляется вполне. Произведения литературы дают нам картину, например, эволюции отношений между мужчинами и женщинами. Мы коснулись этой темы в предыдущей главе, но обращали в основном внимание на описание куртуазной любви. Каковы же причины перемен в отношениях между мужчинами и женщинами?

«…Не так давно, когда я, пишущий эти строки, был, хотя и не заслуженно, одним из приоров нашего города, приехал некий ученый юрист в должности судьи, по имени мессер Америго дельи Америги из Пезаро, мужчина очень красивой наружности, а также весьма преуспевающий в своей науке. Явившись по приезде в нашу управу и представившись с должной торжественностью и речами, он ушел и приступил к исполнению своих обязанностей. А так как в это время был издан новый закон о женских нарядах, за ним после этого несколько раз посылали и напоминали ему, чтобы он при проверке исполнения этих распоряжений проявлял как можно больше рвения, и он обещал это делать.

Вернувшись домой, он в течение многих дней проверял исполнение этих распоряжений на своих домашних, а затем приступил к поискам по городу. И когда его уполномоченный к нему возвращался и докладывал, какие доводы приводила каждая из женщин, которая ему попадалась и на которую он хотел составить протокол, у него был такой вид, словно он совсем свихнулся. А мессер Америго записывал и обдумывал все донесения своего уполномоченного. Случилось так, что какие-то граждане, увидев, что женщины носят все, что им вздумается, без всякого удержу, и услыхав об изданном законе, а также о том, что прибыл новый чиновник, отправляются к синьорам и говорят, что новый чиновник столь хорошо исполняет свои обязанности, что женщины никогда еще так не излишествовали в своих нарядах, как сейчас. По сему случаю синьоры вызвали к себе означенного чиновника и сказали ему, что они удивляются, сколь небрежно он выполняет свои обязанности в отношении распоряжений, касающихся женщин. Означенный мессер Америго отвечал им нижеследующим образом:

— Синьоры мои, я всю свою жизнь учился, дабы усвоить законы, ныне же, когда я думал, что уже что-то знаю, я обнаруживаю, что не знаю ничего, ибо, когда я разыскивал украшения, запрещенные вашим женщинам согласно распоряжениям, которые вы мне дали, они приводили такие доводы, которых я ни в одном законе никогда не встречал. В числе прочих приведу вам несколько таких доводов. Попадается женщина с кружевной повязкой на чепце. Уполномоченный мой и говорит:

„Назовите ваше имя. У вас повязка кружевная“. Добрая женщина снимает повязку, которая была приколота к чепцу булавкой, и, взяв ее в руки, говорит, что это просто гирлянда. Иду дальше и вижу множество нашитых спереди пуговиц. Задержанной говорят: „Этих пуговиц вы не имеете права носить“. А та отвечает: „Конечно, сударь, имею, ведь это не пуговицы, а запонки. Если не верите, посмотрите, в них нет петель и ни одной дырочки“. Уполномоченный подходит к другой, в горностаях, и собирается составить протокол. Женщина говорит: „Не пишите. Это не горностай, это сосуны“. Уполномоченный спрашивает: „Что такое сосуны?“ Женщина отвечает: „Животное“. И уполномоченный мой, как животное… Часто попадаются женщины…[19] Один из синьоров говорит:

— Мы взялись воевать с каменной стеной. А другой:

— Лучше обратиться к фактам, это важнее. А третий:

— Сами захотели, так вам и надо. Наконец, еще кто-то сказал:

— Я хочу вам напомнить, что римляне, победившие весь мир, не могли справиться с собственными женами, которые, чтобы добиться отмены законов против их нарядов, побежали на Капитолий и победили римлян, получив то, что хотели.

Недаром в одной из новелл этой книги Коппо ди Боргезе, прочитав об этой истории у Тита Ливия, чуть не сошел с ума. А после того как каждый по очереди высказал свои доводы, они всем синклитом приказали мессеру Америго действовать по своему усмотрению и больше к этому не возвращаться. И это было сказано своевременно, ибо с этого самого часа ни один из чиновников уж больше не выполнял своих обязанностей и не старался…[20] представляя вольное хождение гирляндам вместо повязок, и запонкам, и сосунам, и всяким оборочкам. Потому-то и говорится во Фриули: „Чего захочет жена, того захочет и муж, но чего захочет муж — тирли-бирли“».

С XII века менялся «имидж» женщин, от существа, достойного презрения, до человека, достойного обожания. С XIV века началось освобождение женщин, и мы наблюдаем это по всем векам линий № 6 и выше. До этого женщины повиновались мужчинам, после этого — уже не всегда, хотя и применяли мужчины всяческие меры для исправления ситуации. Тот же Франко Саккетти в одной из новелл советовал исправлять дело дубинкой:

«Что касается меня, то я, как уже говорилось, полагаю, что от мужей почти что целиком зависит делать жен хорошими или дурными. Да и здесь мы видим, как Порчелли сделал то, чего не сумел сделать Кастроне. И хотя существует пословица, гласящая: „Добрая женщина и злая женщина одинаково требуют палки“, я принадлежу к числу тех, кто считает, что злая женщина требует палки, но что добрая в ней не нуждается. В самом деле, если побои наносятся с целью искоренения дурных привычек и замены их хорошими, то злой женщине их следует наносить, чтобы она изменила свои преступные привычки, но с доброй не следует этого делать, ибо, если она изменит свои хорошие привычки, она может приобрести дурные, как это часто бывает, когда, например, бьют и дергают смирных лошадей, и они становятся норовистыми».