Александр Жолковский - Осторожно, треножник!
Но высоколобый эстет Лившиц, ориентирующийся на французский авангард (Рембо, Малларме, Лафорга) и, сам того не замечая, переправляющий бросить обратно на сбрасывать , просто не отдает себе отчета в природе описываемого им явления. Мешанина пышных штампов и полуграмотных новаций, взывающая к насилию – над языком, классиками, литературными соперниками, читателем, – как раз и составляла суть футуристического переворота.
Особенно любил картины насилия Маяковский (см.: Жолковский 2005 ), желавший «кастетом кроиться у мира в черепе». Он был очень изобретателен в придумывании казней, иногда жестоких до нелепости, предпочтительно с применением техники.
Выбирая,
которая помягче и почище,
по гостиным
за миллиардершами
гонялись грузовичищи.
Не убежать!
Сороконогая
мебель раскинула лов.
Топтала людей гардеробами,
протыкала ножками столов.
(«150 000 000!»; Маяковский 1963, 1: 505–506 )
Пусть из наследников,
из наследниц варево
варится в коронах-котлах! <… >
Пусть будет так,
чтоб каждый проглоченный
глоток
желудок жег!
Чтоб ножницами оборачивался бифштекс
сочный,
вспарывая стенки кишок!
(«Сволочи!»; Маяковский 1963, 1: 300–302 )
Впрочем, традиционная казнь сбрасыванием в воду его тоже устраивала:
Ты <… >
Прикладами гонишь седых адмиралов
вниз головой
с моста в Гельсингфорсе <…>
– о, четырежды славься, благословенная! —
(«Ода революции»; Маяковский 1963, 1: 247 )
Любил он и пароходы, с которыми охотно связывал дух революционного насилия.
В наших жилах —
кровь, а не водица.
Мы идём
сквозь револьверный лай,
чтобы,
умирая,
воплотиться
в пароходы,
в строчки
и в другие долгие дела.
(«Товарищу Нетте, пароходу и человеку»; Маяковский 1963, 2: 151–152 )
Но в роли орудия казни пароход у него встречается, вроде бы, только в «Пощечине…» и еще раз, бегло, – в «Мистерии-Буфф» (II, 14), когда нечистые сбрасывают чистых с парохода-ковчега.
Нечистые <… >
Вооружаются…, загоняют чистых на корму. Мелькают пятки сбрасываемых чистых <… >
Батрак
Ишь, злюка!
Кузнец
Вали ее, ребята, в дырку люка!
Трубочист
Не задохся бы тама —
все-таки дама.
Батрак
Что мямлить! <… >
Кузнец
Товарищи!
Сапогами отшвыривайте кликуш.
(Маяковский 1963, 1: 431–432 )
Потом что-то подобное будет разыграно в фильме «Айболит-66» Ролана Быкова:
...Бармалей (Быков). Это мой корабль! Я его захватил! Прыгайте все в воду! Айболит (Ефремов). Но… тогда мы все погибнем?! Бармалей . А как же! <…> 1-й разбойник (Смирнов). Лишние вещи – за борт! <… > 2-й разбойник (Мкртчян). Доктор! За борт!
2
Умерщвление с помощью плавсредства имеет почтенную родословную. С древности оно было одним из разнообразных способов применения высшей меры – на стыке сбрасывания (со скалы, башни, минарета… в воду, на камни, в пропасть, в каменоломню…) и утопления (в море, реке, болоте, бочке с мальвазией…), иногда с предварительным зашиванием в мешок. Некоторые из засвидетельствованных историей особо изощренных видов казни наверняка привлекли бы внимание Маяковского, если бы не остались ему, обучавшемуся азбуке с вывесок, неизвестны.
Уникальное по своему техническому уровню корабельное убийство было предпринято Нероном по отношению к собственной матери.
...«Нерон <…> приказал командующему флотом заманить свою мамашу на особый разборный корабль. Причем корма этого корабля была устроена таким образом, что она могла внезапно отделяться, и все находящиеся на ней падали в воду.
И старуха, которая хотела подальше удалиться от своего сына, с удовольствием, конечно, воспользовалась любезным приглашением и сдуру села на этот корабль. И вдруг она вскоре очутилась в воде <…> Тем не менее <…> [о]на начала плавать и нырять и, хватаясь за деревянные части корабля, все-таки удержалась на морской поверхности. А близкие друзья этой старухи вскоре подоспели и вытащили ее на берег» ( М. Зощенко , «Голубая книга», раздел «Коварство»; Зощенко 2008: 490–491).
История настолько фантастическая, что хочется заподозрить Зощенко (которого с детства преследовала боязнь воды) в выдумке. Однако все это и даже больше находим в «Анналах» Тацита (XIV, 3—10; Тацит 1993: 253–257).
Кстати, распадающийся корабль – был не единственным техническим изобретением, нацеленным Нероном на собственную мать. До этого по его заказу был изготовлен механический потолок, который мог быть обрушен на нее во время сна. Обе конструктивные идеи Нерон, считавший себя великим актером, почерпнул из театральной машинерии. Сплав садизма, искусства, технологии и власти хорошо знакомый.
Другая распространенная в старые времена корабельная казнь – килевание – тоже не сводилась к примитивному киданию за борт, а опиралась на высокоразвитую технологию.
...«[В] “Остров[е] сокровищ” Стивенсона… пираты вспоминают о килевании <…> [Н]аказанного протаскивали под килем… или вдоль киля. Для этого веревка пропускалась под днищем судна <…> К веревке привязывали проштрафившегося, неожиданно бросали его в воду и протаскивали с одного конца до другого <…> Протаскивание… нередко заканчивалось смертью…, практически всегда днище имело слой ракушек и другие острые выступы, которые буквально раздирали кожу человека. Кроме того, надо было быть недюжинным ныряльщиком, чтобы не захлебнуться во время пути под водой, а ведь бывали случаи, когда канат заклинивало <…> На некоторых древнегреческих изображениях можно видеть, как подобным образом расправляются с пиратами» (http://www.torturesru.net/tortures/methods/keelhaul.shtml).
С появлением пароходов технические возможности применения судов в качестве орудий казни расширились. Так, в Крыму, в частности в Евпатории, с приходом большевиков в январе 1918 года производились массовые аресты и казни.
...«Обычно… арестованных перевозили с пристани под усиленным конвоем на транспорт “Трувор”… За три-четыре дня было арестовано свыше 800 человек <…> Казни производились сначала только на “Румынии”, а затем и на “Труворе” и происходили по вечерам и ночью на глазах некоторых арестованных <…>
На “Румынии” казнили так:…лиц, приговоренных к расстрелу, выводили на верхнюю палубу и там, после издевательств, пристреливали, а затем бросали за борт в воду. Бросали массами и живых, но в этом случае жертве отводили назад руки и связывали их веревками у локтей и кистей. Помимо этого, связывали ноги в нескольких местах, а иногда оттягивали голову за шею веревками назад и привязывали к уже перевязанным рукам и ногам <…> К ногам привязывали “колосники”» ( Фельштинский и Чернявский 2004: 198, 199).
«Казни происходили и на транспорте “Трувор”, причем со слов очевидца…, перед казнью… к открытому люку подходили матросы и по фамилии вызывали на палубу жертву. Вызванного под конвоем проводили через всю палубу мимо целого ряда вооруженных красноармейцев и вели на так называемое “лобное место” (место казни). Тут жертву окружали со всех сторон вооруженные матросы, снимали с жертвы верхнее платье, связывали веревками руки и ноги и в одном нижнем белье укладывали на палубу, а затем отрезывали уши, нос, губы, половой член, а иногда и руки, и в таком виде жертву бросали в воду. После этого палубу смывали водой и таким образом удаляли следы крови. Казни продолжались всю ночь, и на каждую казнь уходило 15–20 минут. Во время казней с палубы в трюм доносились неистовые крики, и для того, чтобы их заглушить, транспорт “Трувор” пускал в ход машины и как бы уходил от берегов Евпатории в море» ( Фельштинский и Чернявский: 200). [163]
«[В]се арестованные офицеры (всего 46 человек) со связанными руками были выстроены по борту транспорта и один из матросов ногой сбрасывал их в море, где они утонули. Эта зверская расправа была видна с берега, там стояли родственники, дети, жены… Все это плакало, кричало, молило, но матросы только смеялись.
Среди офицеров был мой товарищ, полковник Сеславин, семья которого тоже стояла на берегу и молила матросов о пощаде. Его пощадили – когда он, будучи сброшен в воду, не пошел сразу ко дну и взмолился, чтобы его прикончили, один из матросов выстрелил ему в голову <…>
Ужаснее всех погиб штабс-ротмистр Новицкий, которого матросы считали душой восстания в Евпатории. Его, уже сильно раненного, привели в чувство, перевязали и тогда бросили в топку транспорта “Румыния”» ( Кришевский 1992 [1924]: 107–108).
