Ранние тексты. 1976–1990 - Борис Ефимович Гройс

автора). И во-вторых, потому, что в ней безошибочно узнается та интонация, которая и нами самими, независимо от стихов Некрасова, владеет во многие моменты нашей жизни и от которой мы в эти моменты страстно хотим отвязаться, но не можем. И прежде всего не можем сознаться себе в том, что она нами владеет. Это интонация предельной душевной усталости, которая наступает, когда мы перестаем контролировать свою речь и наполнять ее индивидуальными оттенками смысла, гарантирующими наше авторство и превосходство. Но и замолчать мы не можем, ибо молчание в такие моменты бывает невыносимым своей смысловой наполненностью. Тогда мы подчиняемся автоматизму речи, и она увлекает нас своим нерасчленимым потоком, своей интонацией подъема, спада и паузы, выдерживаемой ровно настолько, чтобы она не превратилась в значимое молчание, и прерываемой на этой границе новым словесным звуком. В такие моменты жизни мы живем как в кошмаре с желанием проснуться, но принудительность сна заставляет нас зачарованно следить за ним помимо нашей сопротивляющейся воли.

Принудительность сна заставляет подозревать наличие скрытого за ним механизма. Некрасов отказывается в своей поэзии от принудительной поэтической традиции. Его стихи не соблюдают ее законов. Но это не означает того, что они вообще не подчиняются законам. Идя не от языка, а от речи, Некрасов ищет в свободном речевом потоке устойчивые элементы. Он строит грамматику современной речи, выявляет ее синтагмы, парадигмы. Однако живая, имеющая автора речь едва ли узнает себя в обнаруженных Некрасовым законах. Она живет по ним лишь в состоянии забытья, которое она стремится с себя стряхнуть и в котором себе не признается. Законы поэзии Некрасова – это законы подсознательного самой речи. Часто сравнивают отношение языка к речи с фрейдовским отношением подсознательного к сознательному. А именно полагают, что человек пользуется в своей речи языковым знанием, то есть знанием о том, как надо использовать слова и строить речь, не формируемым сознательно, а расположенным в подсознании, до всякого речевого опыта. Но здесь имеется в виду бодрствующая речь и ее законы. Совпадают ли законы бодрствующей речи с законами речи, находящейся в беспамятстве? По-видимому, лишь последние имеют право называться законами в полном смысле слова. Бодрствующий и говорящий всегда могут поставить под сомнение свою собственную речь и ее законы, овладеть ими и изменить их. Мы хорошо знаем, когда это оказывается невозможным, когда мы становимся пленниками речи, когда она овладевает нами. Мы узнаем сон в стихах Некрасова и невыносимую интонацию, служащую свидетельством того, что это именно сон, а не явь.

Немалый урок поэзии Некрасова состоит в том, что законы сна речи не зависят от того, что именно ее в этот сон ввергло. Мы знаем множество душевных состояний, приводящих нас к границам речевого бодрствования. Гнев, страсть, утренняя душевная невыспанность, вечерняя усталость, но также и какое-то освещение комнаты, какой-то знакомый или незнакомый город – все это может усыпить нашу речь. Мы знаем, как приводят к автоматизму речи долгий разговор и длительная история личных отношений. Поэзия Некрасова многообразна по темам, в ней можно найти все обычные лирические сюжеты: пейзаж, дружеское послание, лирическую медитацию, психологическую сцену, сатирическое обличение и т. д. Они угадываются нами как то, что дало словесный материал для машины текста и запустило ее в ход. Я говорю здесь о машине в том же смысле, в котором говорят о «машине сна» или «машине секса».

Обиняки и недомолвки, слова-хамелеоны, обретающие смысл только в контексте, а вне его давящие своей бессмысленностью, – вот среда и материал для вычленения механизма речевых сообщений.

вообще конечно

наверно верно

тоже верно

конечно

не очень точно

но ничего

ничего

насколько скоро

насколько скользко

не так-то просто

как это странно

почти что чисто

довольно вольно

немножко можно

В этом начале поэмы поэтическая система Некрасова довольно ясно обнаруживает себя. Слова подбираются по многим различным законам одновременно: аллитерация, близость употребления в обыденной речи, семантическая близость и т. д. Сами слова также внутренне различны: здесь уравниваются вводные слова с речевыми штампами и констатации факта с лозунгами. Важно, что выбор закона сопряжения совершенно случаен, что и уподобляет этот текст сновидению. Сознание удовлетворяется ближайшим объяснением, хотя общий смысл ускользает. Так во сне и возникают предметы по сходству очертаний, по тождеству эмоциональной реакции, по логике действия и т. д. Следует заметить, что такая множественность объяснений существует и в реальной жизни. Когда нас спрашивают, почему «такой-то сделал то-то», мы иногда сошлемся на его характер, иногда на рациональную причину, иногда на социологическое, психологическое или историческое объяснение. Эти интерпретации стремятся сделать поступок «такого-то» понятным. И мы понимаем. Но каково самому «такому-то» сознавать, что не сам он является причиной своих поступков – их автором и владельцем, а лишь живет во власти разнообразных и взаимо несводимых причин – живет как во сне?

Этот взгляд со стороны, который, если человек его усвоит, покажет ему, что он живет как во сне, хотя раньше он думал, что живет наяву, есть взгляд, называемый просветительским. Психоанализ есть разновидность духа Просвещения, как и марксизм, структурализм и многие другие «измы». Дух Просвещения в высочайшей степени свойственен поэзии Некрасова. Та же техника, которая обнаруживает душевные состояния человека за пределами бодрствующей речи, внутреннюю их тягостность и автоматизм, – та же техника используется для социальной критики и демонстрации автоматизма чужой и враждебной речи, рассмотренной извне, то есть в пределах одной и той же поэтической системы осуществляется неуловимый, но очевидный переход от воспроизведения и анализа интимнейших лирических состояний к жестокой и сатирической по духу полемике. Переход вполне просветительский. Субъективная поэзия автора – всегда честная и последовательная – совпадает с природой поэтического приема. Она также проникнута идеей Просвещения.

Приятели-то

Вот тебе

И приняли

Таинства

Христианства

Для удобства

Своего юдофобства

Или:

Мы особенные

Мы не как все

Потому что мы такие

Единственные

На всем белом свете

Милые дети

Что людям можно

То нам никак нельзя

Чтобы показать неуловимость перехода:

Дайте

вздохнуть

Дай еще вздохнуть

дать

дать

дотянуть

дотянуть

дотянуть

хоть хоть

ну хоть

вздохнуть

и хватит

Или:

Петербургские углы

и фигуры

В снегу

Снег булочный

А свет

Молочный