Николай Стороженко - Предшественники Шекспира
Таково было состояніе религіознаго сознанія въ то время, когда Елисавета заняла англійскій престолъ. Въ Англіи было двѣ сильныя религіозныя партіи — католическая и протестантская; къ первой принадлежали представители старинныхъ аристократическихъ фамилій, большая часть высшаго духовенства, а также университеты оксфордскій и кембриджскій; вторая имѣла многочисленныхъ приверженцевъ между низшимъ духовенствомъ; она также считала въ своихъ рядахъ людей средняго сословія, представителей торговыхъ и ремесленныхъ обществъ и корпорацій. Большинство же населенія относилось довольно равнодушно къ пунктамъ несогласія между враждующими партіями: оно было — выражаясь мѣткимъ эпитетомъ древняго русскаго проповѣдника — двоевѣрнымъ; оно сочувствовало нѣкоторымъ сторонамъ католицизма и протестантизма, хотя въ строгомъ смыслѣ слова не было ни католическимъ, ни протестантскимъ. Въ протестантизмѣ впрочемъ была одна сторона, которая имѣла за собой рѣшительное большинство; это іерархическая независимость англійской церкви отъ Рима, льстившая національной гордости англичанъ. Елисавета очень хорошо знала шаткое состояніе религіознаго сознанія и рѣшилась имъ воспользоваться для своихъ цѣлей. Но съ свойственнымъ ей политическимъ тактомъ она не хотѣла предупреждать хода событій и ждала явственныхъ заявленій народной воли. Съ своей стороны національная партія возлагала на Елисавету большія надежды и символическимъ образомъ дала ей понять желаніе народа. 19 января 1559 г., когда новая королева совершала свой торжественный въѣздъ въ Лондонъ, у Чипсайдскаго фонтана она била встрѣчена, по обычаю того времени, пантомимой аллегорическаго характера, причемъ изъ нарочно выстроеннаго кіоска вышла Истина и, приблизившись къ королевѣ, подала ей библію въ переводѣ Тиндаля. Елисавета взяла книгу и, при восторженныхъ кликахъ народа, прижала ее къ своимъ губамъ, желая показать толпѣ, что народная святыня также священна и для нея. И въ самомъ дѣлѣ, никогда, можетъ быть, желаніе народа не гармонировало въ такой степени съ ея личнымъ желаніемъ, какъ въ данномъ случаѣ. Еще за нѣсколько дней до смерти Маріи Елисавета рѣзко замѣтила испанскому посланнику, герцогу де-Феріа, привезшему извѣстіе о назначеніи ея наслѣдницей престола и желавшему дать ей понять, что это назначеніе не обошлось безъ вліянія Филиппа, — что она своимъ спасеніемъ и будущей короной считаетъ себя обязанной только англійскому народу и что въ политикѣ своей она будетъ руководствоваться единственно интересами народа 191). Слова эти заключаютъ въ себѣ цѣлую политическую программу; въ нихъ выразилось руководящее начало всей политики Елисаветы, начало, которому она оставалась вѣрна во все время своего почти сорокапятилѣтняго правленія.
При вступленіи на престолъ Елисаветы политическій горизонтъ былъ покрытъ мрачными тучами: Англія находилась въ открытой войнѣ съ Франціей и Шотландіей; могущественнѣйшій государь Европы, Филиппъ II, оказавшій Елисаветѣ большія услуги еще при жизни Маріи, просилъ теперь ея руки и послѣдствіемъ отказа могъ быть разрывъ съ Испаніей; съ другой стороны папа отвергалъ права ея на престолъ, такъ какъ она родилась отъ брака, не признаннаго церковью. Первымъ дѣломъ Елисаветы было обезпечить себѣ внѣшній миръ. Съ этой цѣлью она поспѣшила заключить договоръ съ Франціею въ Шато-Камбрези; Филиппу отвѣчала, что предложеніе его она передастъ на разсмотрѣніе парламента и во всякомъ случаѣ не предпочтетъ его никому другому. Такимъ образомъ, время было выиграно и, обезопасивъ себя со стороны главныхъ враговъ, Елисавета могла съ спокойнымъ. духомъ обратить все вниманіе на внутреннюю рану страны, на религіозный расколъ, дѣлившій Англію на два враждебныхъ лагеря. Въ проведеніи началъ своей внутренней политики Елисавета обнаружила качества, которыя одни могли бы упрочить за ней удивленіе потомства: умѣніе пользоваться удобной минутой, тонкій политическій тактъ и — по крайней мѣрѣ на первое время — замѣчательную для той эпохи религіозную терпимость. Она не хотѣла отожествить свое дѣло съ притязаніями протестантовъ или католиковъ, но смѣло поставила задачи правительства выше различія религіозныхъ мнѣній. Мысль фанатизировать одну часть населенія противъ другой была ненавистна ея просвѣщенному уму. Умѣреннымъ проведеніемъ протестантизма хотѣла она примирить враждующія между собой вѣроисповѣданія и тѣмъ надолго обезпечить страну отъ взрывовъ религіознаго фанатизма. Она приступила къ исполненію своего плана съ крайней осторожностью и благоразуміемъ. Не рѣшаясь безъ согласія парламента посягать ни на какія существенныя измѣненія въ чинѣ богослуженія, она предписала только, чтобъ часть обѣдни читалась на англійскомъ языкѣ и запретила католическій обрядъ возношенія св. даровъ. Даже католическіе писатели отдаютъ справедливость умѣренности Елисаветы, хотя, по своему обыкновенію объясняютъ эту умѣренность ея тайными католическими симпатіями. Вскорѣ послѣ своей коронаціи, на которой — скажемъ мимоходомъ — только одинъ епископъ согласился священнодѣйствовать, она поручила своему уполномоченному въ Римѣ, сэру Эдварду Кэрну, увѣдомить папу, что никого изъ своихъ подданныхъ она не намѣрена преслѣдовать за религіозныя убѣжденія. Что это заявленіе не было пустой фразой или дипломатической уловкой видно изъ того, что еще нѣсколько ранѣе, при составленіи своего тайнаго совѣта, Елисавета не задумалась призвать въ него даже больше католиковъ, чѣмъ протестантовъ, какъ бы желая этимъ показать, что она строго отдѣляетъ вопросы религіозные отъ политическихъ. Даже дерзкій отвѣтъ Павла IV не заставилъ ее измѣнить своего образа дѣйствій. Только когда папа издалъ буллу противъ еретическихъ государей (отъ 15 марта 1559 г.), лишающую ихъ владѣній и очевидно направленную противъ Елисаветы, парламентъ отвѣтилъ ему введеніемъ въ силу статутовъ Генриха VIII, запрещающихъ, подъ страхомъ пени и тюремнаго заключенія, всякому изъ англійскихъ подданныхъ признавать юрисдикцію иностраннаго государя въ предѣлахъ Англіи. Тѣмъ же актомъ коронѣ снова была предоставлена высшая власть въ дѣлахъ духовныхъ и свѣтскихъ. Каждое должностное лицо обязано было въ извѣстный срокъ принести королевѣ присягу въ ея верховности (the oath of supremacy), другими словами, признать ее главою церкви и государства. Слѣдующій актъ парламента установилъ одну общую форму богослуженія на англійскомъ языкѣ для всей страны (Act of Uniformity), причемъ нѣкоторые изъ католическихъ обрядовъ были удержаны, а молитвенныя формулы крайняго протестантизма выброшены или смягчены. Тѣмъ же актомъ была повсюду запрещена католическая месса, а лица, посѣщающія ее, рисковали подвергнуться на первый разъ штрафу, на второй — годичному тюремному заключенію, а на третій — заключенію на всю жизнь. Если бы эти два акта строго приводились въ исполненіе, для Англіи могли бы снова настать кровавыя времена Маріи, а Елисавета навѣрное отвратила бы отъ себя сердца народа, возлагавшаго на нее такія надежды. Но тщетно протестантскіе фанатики подбивали королеву настаивать на неуклонномъ исполненіи этихъ драконовыхъ законовъ; Елисавета неохотно слушала ихъ настоянія, и въ большей части случаевъ оставалась глуха къ ихъ воплямъ 192). Историческія обстоятельства сосредоточили въ ея рукѣ два меча — духовный и свѣтскій; отказаться отъ одного изъ нихъ, значило бы отказаться отъ половины власти, отъ того, что было пріобрѣтено ея предшественниками цѣною столькихъ усилій, борьбы и жертвъ. Елисавета очень хорошо понимала всѣ выгоды своего положенія, ставившаго образованное и вліятельное духовенство въ непосредственную зависимость отъ короны, и искусно воспользовалась имъ, чтобъ сдѣлать духовную власть сподручнымъ орудіемъ власти свѣтской, но она никогда настолько не увлекалась ролью англійскаго папы, чтобы изъ за нея рискнуть потерять народную любовь. Уступая настояніямъ протестантской партіи и проникнутаго пуританскими симпатіями парламента, она утверждала строгія постановленія парламента относительно посѣщающихъ католическую обѣдню, но смотрѣла сквозь пальцы на ихъ нарушителей. Королевѣ было очень хорошо извѣстно, что въ домѣ португальскаго посланника открыто служится католическая обѣдня и что множество англичанъ-католиковъ постоянно присутствуютъ при богослуженіи; когда же однажды лондонскій городской судья, Флитвудъ, вздумалъ силою разогнать одно изъ такихъ молитвенныхъ собраній, Елисавета, вмѣсто того, чтобы похвалить его за религіозное усердіе, сдѣлала ему строгій выговоръ и даже велѣла посадить его въ тюрьму 193). Разумѣется и тутъ не обошлось безъ жертвъ. Правительство, въ глазахъ котораго нонконформисты были ослушниками предписаній парламента, должно было поддержать свое достоинство и иногда наказывало наиболѣе виновныхъ, но, повидимому, исполняло эту обязанность крайне неохотно и старалось, сколько возможно, облегчить ихъ положеніе 194). Въ 1562 г. парламентъ, взволнованный слухами о предстоящихъ волненіяхъ въ средѣ католиковъ, издалъ законъ, которымъ присяга королевѣ, какъ главѣ церкви, (the oath of supremacy) требовалась отъ лицъ, имѣвшихъ университетскія степени, а также отъ всѣхъ юристовъ, духовныхъ и свѣтскихъ чиновниковъ и т. д.; въ случаѣ отказа ослушники подвергались на первый разъ тюремному заключенію на неопредѣленный срокъ; черезъ три мѣсяца та-же присяга была имъ предлагаема снова; въ случаѣ же вторичнаго отказа ихъ судили, какъ виновныхъ въ государственной измѣнѣ (high treason). Маколей не находитъ достаточно словъ для порицанія этого жестокаго закона, но, сколько извѣстно, онъ былъ примѣняемъ рѣдко, да и то не во всей строгости. Отъ лицъ, разъ отказавшихся отъ предложенной имъ присяги, запрещено было требовать ее во второй разъ, чтобъ не поставить правительство въ необходимость подвергать виновныхъ строгимъ наказаніямъ 195).
