Нина Молева - Тайны Федора Рокотова

В глазах современников В. И. Майков — великий труженик, один из первых, для кого занятия литературой стали профессией по самому своему смыслу. Одновременно с А. В. Суворовым в 1742 году зачисляется он в лейб-гвардии Семеновский полк. Суворова отец не готовил к военной службе, Майкова отец не представлял себе иначе, как офицером, но сам же с детства предоставил ему все, что могло помочь увлечься литературой и искусством. Бригадирский чин не помешал Майкову-отцу заниматься прежде всего театром. Под его покровительством делает первые шаги в искусстве земляк Майковых Федор Волков. С ним, как и с другим великолепным актером тех лет Дмитревским, Василия Майкова свяжут близкие дружеские отношения.

Отец с самого начала поместил Майкова в петербургскую академическую гимназию. Но ученье у мальчика не пошло — помешали все те же иностранные языки, к которым явно не было способностей, — и будущий поэт предпочел школьным стенам полк. Впрочем, полковая жизнь нисколько не помешала первым литературным опытам Майкова, его знакомству и дружбе с Сумароковым. Его Майков считал своим единственным учителем в жизни и поэзии:

К Парнасу путь уже мне ведом:Твоим к нему иду я следом,Тебе во след всегда лечу.

Представление о человеке в жизни и обществе, его единственная непререкаемая обязанность быть полезным этому обществу, забывая о собственных удобствах и интересах, искать в искусстве форм убеждения читателя и зрителя в собственной правоте — вся суровая и страстная программа А. П. Сумарокова становится творческой позицией поэта. Был ли Майков чем-то связан с правлением Елизаветы, но сразу после ее смерти он увольняется в отставку в чине капитана и переезжает в Москву — решение нелегкое, поскольку поэт живо интересовался изобразительным искусством и жизнью Академии художеств. В Москве Майков сразу же входит в кружок М. М. Хераскова и Ипполита Богдановича.

Федор Степанович Рокотов пишет поэта в этот московский период, возможно, в тот недолгий промежуток, когда он занимал должность товарища прокурора Московской губернии и год от года приобретал все более шумную известность. Майков выпускает стихотворное изложение „Военной науки“ Фридриха II, так нравившееся А. В. Суворову, и „ироико-комическую“ поэму „Игрок Ломбера“, выдержавшую сразу три издания. Слишком необычен был простой разговорный язык стихотворного повествования, живые, выхваченные из быта сценки городской жизни, перекликавшиеся с фацециями XVII столетия:

Стремится дух воспеть картежного героя,Который для игры лишил себя покоя;Бессонницы, труда, и голоду, и слез,И брани, и побои довольно перенес:От самой младости в игре что обращалсяИ, в знак достоинства, венцом от карт венчался,Сплетенным изо всех украшенных мастей,Из вин и из жлудей, из бубен и червей.

Трудно себе представить, как могло хватить Майкова на ту бурную деятельность, которую он развивает в Москве и которая одна только и могла удовлетворить необычайно широкий круг его интересов. Он печатается в журналах Хераскова, но сотрудничает и в новиковских изданиях. Увлечение масонством сводит его с одним из идеологов этого направления Шварцем, которого он знакомит с Н. И. Новиковым, и одновременно он становится членом атеистического кружка князя Козловского.

Майков пробует свои силы даже в промышленности, попытавшись организовать полотняную фабрику, — опыт неудачный и принесший ему в результате только громкое звание члена Вольного экономического общества: все затраты пришлось списать в чистый убыток. Он экспериментирует во всех литературных жанрах вплоть до басен, которые у него обращены против барства, высокомерия, сибаритства, тупого эгоизма, дворянского самодурства.

И удивительнейшая метаморфоза, порожденная видением художника, — два портрета Майкова кисти Г. И. Скородумова и Ф. С. Рокотова. У Скородумова это небольшой толстый человек с покатыми плечами, круглым брюшком и коротковатыми руками. Умное добродушное лицо с странным взглядом сильно косящих глаз, ямочками на щеках и подбородке. Наверно, хороший собеседник, „книжный человек“, совершенно безразличный к внешней стороне жизни — об этом говорит и его очень простой костюм без шитья, даже без кружевного жабо. У Рокотова иной срез фигуры придал ей горделивую, уверенную осанку. Прищуренный правый глаз скрыл косину, взгляд засветился иронией. Художник пренебрег ямочками щек — лицо стало массивнее, значительней. Насмешливая складка изогнула крупные губы. Казалось бы, мелочи, но мелочи, создающие ощущение внутренней веселости человека, способного воспринять и осмыслить подлинную ценность того, что раскрывается в жизни перед его глазами. Но главное — живопись, торжествующий праздник цвета.

Оживший глубоким красноватым тоном грунт и на нем сочная зелень кафтана, алое пламя тронутых золотым шитьем отворотов, светящаяся дымка кружев, лиловатый отсвет пудреных волос, мерцающая зеленоватая глубина холста. И в этой жизни цвета утверждение способности человека наслаждаться жизнью, радоваться ее краскам, свежести ветра, палящему зною полдня, как рисовались они самим поэтом:

Только явилась на небо заря,Только простерла свой взор на моря,Горы приходом ее озлатились,Мраки ночные с небес возвратились;Полны долины прохладной росойСтали одеты дневною красой;Влагою все напоены цветочкиБисеровидны имели листочки;Роза алеет, пестреет тюльпан…

Простота и выразительность языка, адекватность слова не только мысли, но и ощущению человека, живопись словом — это то, что ищет Майков в литературе и в чем он идет значительно дальше обожаемого им Сумарокова. Там, где у Сумарокова формулируется только теоретическая посылка, Майков, не всегда одинаково удачно, но с неизменным упорством ищет ее реализацию. И рокотовский портрет становится выражением и отношения поэта к жизни, и его характера, и смысла творческих поисков. Был ли таким Майков в повседневной жизни? Наверное, на каждый день он ближе к тому человеку, которого добросовестно и старательно представил Г. И. Скородумов, но по существу своему он возрождается именно и только кистью Рокотова.

В 1768 году Майков возвращается в Петербург. Обязанности одного из секретарей Комиссии по составлению нового Уложения сближают его с Д. И. Фонвизиным. У него завязываются дружеские отношения с братьями Орловыми и снова появляется возможность постоянного общения с А П. Лосенко, талант которого он ставил особенно высоко. Не случайно долгое время портрет одной из дочерей Майкова — Натальи Васильевны Хлюстиной — приписывался именно Лосенко. Смерть живописца вызывает взволнованные строки поэта:

Всеобщим ты путем ко вечности отшел,Лосенков, и свое блаженство там нашел,Где здешна суета тебя уже не тронет.Твой дух покоится и ни о чем не стонет;Но рок твой нам здесь скорби приключил!С талантами тебя и с нами разлучил.Искусство нам твое собою то являет,Какой ты в свете был великий человек,И правильно о том жалети заставляет,Что мы уже тебя лишилися навек.Рогнеда на холсте тобой изображеннаС Владимиром, в своей прежалостной судьбе,Не столько смертию отцовой пораженна,Как сильно, кажется, стенает о тебе!Прощаясь с Гектором, нещастна Андромаха,Не кончена тобой, уж зрится такова,Какою должно быть смущенной ей от страха —Печаль ее тобой представлена жива.Все живо, что рука твоя изобразила,И будет живо все, доколь продлится свет.Единого тебя смерть в младости сразила,Единого тебя, Лосенков, с нами нет.

Для Рокотова у Майкова не нашлось поэтических строк — в представлении современников подлинной живописью была сюжетная картина. Но Майков вернется в середине семидесятых годов в Москву, и именно тогда Федор Рокотов напишет несколько портретов близких родственников жены поэта, его дочерей. И в старой столице художник оказался окруженным литераторами.

Смутные годы

Москва и так была сброд самовольных людей, но по крайней мере род некоего порядка сохранялся, а теперь все вышло из своего положения.

Блистательный граф Российской империи, генерал-адъютант, генерал-директор инженеров, генерал-аншеф и генерал-фельдцейхмейстер — какое бы звание пожалела Екатерина для своего любимца! Орлов прибыл в старую столицу на самый конец чумной эпидемии, как раз вовремя, чтобы пожать лавры миротворца и восстановителя порядка, но вручить ему эти лавры именно в Москве Екатерина не решилась. В честь Орлова будет выбита золотая медаль с его портретом и изображением на оборотной стороне бросающегося в пропасть легендарного римского героя Курция с надписью: „И Россия таковых сынов имеет“.