С. Евхалашвили - Беседы о режиссуре
«Мне кажется, – говорил Ульянов, – что это очень важно и существенно сегодня по той причине, что развелось очень много брюзжащих людей, очень много людей, которые сами не знают, чего хотят от жизни. Очень много людей, которые, палец о палец не ударив, продолжают требовать и ныть, считая, что кто-то им должен почему-то что-то давать, подавать, приносить и помогать. Это несчастье – не уметь видеть радости жизни в ее обыденности: в детском крике, в детском лепете, в детских слезах, в отцовском чувстве, в любви к жене, в любви к природе, в любви к людям, в дружбе, в товариществе, в солидарности при потере».
После подобных высказываний я задавал Мише вопрос: согласен ли он на роль Тевье? И получал лаконичный ответ: «Сначала получи разрешение на спектакль».
Заявки мои даже большинство коллег воспринимало иронически, они были убеждены, что для Шолом-Алейхема не та ситуация.
Ситуация действительно была сложной: граждане еврейской национальности уезжали в Израиль, Соединенные Штаты Америки. Но я был убежден, что именно в этой ситуации необходимо поставить Шолом-Алейхема на ЦТ. Конечно же не рассчитывал на то, что это перевернет мировоззрение людей, но верил, что поможет разрядить напряжение сложившейся обстановки. И я подавал свои заявки, из которых год за годом вычеркивался задуманный мной спектакль «Тевье-молочник». Должен сказать, что Михаил Ульянов, который в дружеских беседах ворчливо отвечал на мое предложение сыграть главного героя, открыто заявлял о своем желании исполнить Тевье-молочника в иных местах, на самых разных уровнях.
Подавая заявку на 1985 год, я впервые не внес невезучее название. Но Константин Степанович Кузаков, встретив меня в коридоре, спросил: «Вы долгое время хотели поставить «Тевье-молочника», у вас не пропало это желание?»... Ямогу только гадать, почему все же «Тевье» был разрешен к постановке председателем Госкомитета товарищем Лапиным...
Надо было приниматься за инсценировку. Это всегда очень сложное и ответственное дело: необходимо донести до зрителя мысли писателя, его поэтику, но при этом уложиться в размеры, отведенные экранным временем. Произведение же Шолом-Алейхема многоярусное и многосложное.
Начал с того, что прочитал все произведения писателя, хранившиеся в библиотеке имени В.И. Ленина. Затем все существующие инсценировки – они, как мне казалось, не годились для телевидения. Наконец, познакомился с воспоминаниями замечательного исполнителя роли Тевье – Михоэлса, об игре которого ходили легенды, со свидетельствами его современников.
В это же время я встретился с интереснейшим человеком, большим эрудитом, знатоком еврейской литературы, редактором современных изданий Шолом-Алейхема М.С. Беленьким, который любезно согласился быть консультантом создаваемого спектакля. Для всех сторонников постановки было очевидным, что творческая группа в данном случае не имела права на провал.
А композицию инсценировки мне подсказал сам Шолом-Алейхем, проза которого заключала в себе и чисто драматургические начала. Тевье не только должен писать письма автору повествования о нем, но и рассказывать их с экрана, а действие будет своеобразной иллюстрацией его мыслей. Каждое письмо – самостоятельная новелла, отражающая определенный период жизни философа из Касриловки. Выстроенные в последовательную цепочку, они раскроют и образ Тевье, и отраженную в повести действительность.
Кое-кто считал, что большие монологи главного персонажа покажутся зрителям скучными и многие выключат телевизор. Я придерживался другой точки зрения: мудрый человек на экране, ярким языком рассказывающий умные вещи, лишь привлечет внимание смотрящих.
Редсовет сценарий принял, но были сделаны замечания весьма полезные, которые я обещал учесть во время съемок. А затем начался мучительный процесс распределения ролей, ведь в повести масса действующих лиц. Но, и это бывает не так уж часто, три персонажа не требовали мысленных поисков, не вызывали сомнений, я сразу и однозначно видел актеров, которые должны были их исполнить. Прежде всего Тевье – М. Ульянов. Но Шолом-Алейхем не только через этот удивительный образ утверждает свое миропонимание, но и через образ его верной спутницы – жены Голды. Их жизнь – единый порыв, хотя складывается она из ежедневных будничных сцен и споров, во время которых герои повести частенько напрямую говорят устами автора. Без Голды доподлинно невозможно понять и характер Тевье. Я был убежден, что партнером Ульянова должна стать Галина Борисовна Волчек. А она решительно отказывалась, ссылаясь на предельную занятость – постановки в «Современнике», за рубежом... Я понимал: большая актриса, она боялась подвести товарищей. Обещал, что буду репетировать с ней отдельно, в удобное для нее время. Должен сказать, что этого делать не пришлось. Во время репетиций, съемок Галина Борисовна не подвела меня ни разу. Однажды, когда она ехала на телевидение, у нее заглохла машина, Волчек оставила ее на мостовой, но на репетицию успела вовремя. Видимо чувство ответственности за порученное дело – непременное свойство больших актеров.
Честно говоря, боялся, что главный режиссер театра, она сама начнет режиссировать свою роль, и не знал, справлюсь ли с этим. Но во время нашей совместной деятельности режиссер Волчек исчезала, и передо мной была только актриса, работающая с большой отдачей. Их совместные сцены с Ульяновым доставляли неизмеримое удовольствие. Ведь малейшее пожелание режиссера расшифровывалось удивительно точно, приобретая яркость необыкновенную.
Не вызывал у меня сомнения и претендент на роль Лейзера Волфа. Я хорошо знал умение Бориса Иванова проникать в самые потаенные глубины характера своих героев и раскрывать сущность играемого персонажа через одну точно найденную деталь его внешности, манеры поведения. Думаю, что в «Тевье» Иванов сыграл замечательно. Его Лейзер – богатый мясник, который решает осчастливить браком дочь бедного молочника. Во время встречи с будущим тестем он учтив, вежлив, предупредителен. Весь его «круглый» облик излучает пристойность и благообразие. Он неглуп, обладает юмором, но что же заставляет видеть в его разговоре с Тевье не просто состязание в остроумии, а поединок двух диаметрально противоположных мировоззрений? Взгляд Волфа, цепкий, пожирающий, тянущий за собой. Его не прикроешь благодушием. Он выдает суть владельца – хищник, которого надо бояться.
Лейзер лишь один из женихов пяти дочерей главного героя. И распределить их роли, да простят меня будущие мужья и соискатели невест, было, пожалуй, самым трудным делом. Легко ли найти сразу пять статных, красивых, умных, а ведь именно таковы дочери молочника, молодых актрис? При этом все они, если не внешне, то внутренне должны походить хоть в чем-то на папу с мамой, унаследовать их черты при собственном самобытном характере. И еще хотелось, чтобы лица их были не слишком знакомы телезрителям по другим ролям. Дело непростое. И пробы тоже складывались не просто. Для режиссера, потому что от числа претенденток у него начинало рябить в глазах. Соискательниц же ставила в тупик необычность испытаний. Им предлагалось разыграть не отрывок будущей роли, а этюды, как это они делали когда-то на первом, втором курсах театрального института. Девушки недоумевали, а я просто искал нужные мне характеры. И нашел, а вместе с ними и актрис: О. Чиповскую, В. Сотникову, Е. Тонунц, О. Тарасову, М. Сахарову. Пожалуй, всем им не хватало только одного – актерского опыта. Но я за всю мою жизнь встретил лишь раз актрису, которая имела его смолоду – Алису Фрейндлих. Обычно же опыт неотделим от зрелости. А дочери молочника совсем юные. И крупный план телеэкрана обязывает помнить об этом. В такой, казалось бы, несколько тупиковой ситуации «дочерям» помогли «родители». Игра Ульянова и Волчек была тем камертоном, который подтягивал молодых актрис, заставляя приближаться к желанной ноте спектакля. Кажется Михаил Александрович и Галина Борисовна были довольны своим экранным потомством.
В «Тевье-молочнике», как и в других моих постановках, снимался Ю. Катин-Ярцев. Но если в предыдущих работах я не думал о том, что он мой институтский товарищ, а видел лишь его замечательные актерские данные, зоркий глаз, умение дать вовремя нужный совет, то в данном спектакле отношение выпускников Щукинского училища имели немаловажное значение: друзья со студенческих лет, Катин-Ярцев и Ульянов, впервые должны были встретиться как партнеры на одной площадке. Мне казалось, что это могло подарить их персонажам дополнительные краски.
Сложнейший процесс распределения ролей подходил к концу. Начиналась работа над спектаклем.
Как правило, режиссер вмешивается в действия операторов, заглядывает в глазок камеры, спорит о ракурсах съемки, старается все проверить сам, но постановка повести Шолом-Алейхема забирала все силы на прямые режиссерские обязанности: построение мизансцен, работа с балетмейстером, композитором, актерами. Ведь даже перед М. Ульяновым вставали трудности: сибиряк из Омска, отказавшись от грубой имитации национального характера, тем не менее должен был найти необходимый герою колорит, точное звучание своеобразного языка Шолом-Алейхема в переводе М. Шабадала.
