Избранные труды по теории искусства в 2 томах. Том. 2 - Василий Васильевич Кандинский
Эта форма есть более свободная линия, но все же подчиняющаяся точному и примитивному инструменту — циркулю — и способная поэтому найти точное наименование.
Здесь мы еще не покинули большей области графики, которая, соединяя в себе два описанных мира, может быть названа чертежной графикой.
* * *
Звон падения циркуля еще не окончательно освобождает линию от подчинения ее инструменту. Эмансипация линии от подчинения внешним условиям входит, однако, в свой предпоследний фазис. Линия дает длинный ряд новых движений угловатых и гнутых, не лишенных некоторой капризности или неожиданности, но которые все же укладываются в формы, определяемые разными гнутыми линейками. Это — мир арабесок, мир графики арабесок, часто обманно являющих мир полной свободы, под которым скрывается их рабское подчинение более сложному инструменту. Механичность и здесь, хотя бы и в скрытой форме, остается неизменным признаком этого языка.
Язык этот похож на официальный стиль казенных документов, где свободе выражения поставлены твердые рамки трафаретности.
Независимая рука сметает с пути судеб линии последнее достижение последней свободы — свободы выражения неограниченной.
И линия гнется, преломляется, стремится и меняется в самых неожиданных направлениях, всякий инструмент бессилен за нею угоняться. Наступает момент высшей возможности поистине бесконечного числа средств выражения, и мельчайший изгиб художественного чувства послушно отражается в мельчайшем изгибе линии.
Открылась дверь из ряда замкнутых пространств в пространство неограниченное — в мир чистой графики, чистого искусства.
Теоретик стремится разнести группы схожих между собой хотя бы отдаленно линий по рубрикам и найти этим группам хотя бы намекающее на их сущность определение, и возникает классификация линий по характеру их воздействия на зрителя. Потому что могут быть и существуют линии веселые, мрачные, серьезные, трагические, шаловливые, упрямые, слабые и сильные и т. д., и т. д. Подобно тому, как обозначается в линии музыкальная по своему характеру, как allegro, grave, serioso, scherzando.
Но эти попытки теоретика оправдываются линией только до известного предела: обозначения эти грубы и не могут исчерпать всей глубины, тонкости и определенной неопределенности форм свободной линии, и если даже и принять классификацию теоретика и обозначить какую-нибудь линию серьезной, то, подчиняясь этому определению в общем своем характере, эта линия насмеется над ним шаловливостью отдельных своих частей. Трагическое явит черты веселости, линия слабая в том или ином изгибе откроет упрямое стремление, линия тонкая утолстится неожиданно, чтобы снова сжаться в тонкий волосок. А что скажет классификатор, глядя на линию безразличную, которая сильна своею невыразительностью. Чуткий зритель знает, что невыразительность может быть выразительнее выразительности.
Слова стали бессильны и только соседнее искусство, напр[имер] музыка, может создать своими средствами нечто, однако, соответственное по духу чистой графике, язык которой во всей своей сложности и тонкости не может быть заменен даже другим искусством.
Небольшое место, доступное моим маленьким статейкам, не дает мне возможности даже затронуть здесь вопрос неизмеримой важности — о линеарной композиции.
Цель этой статейки будет достигнута, если читатель откроет в себе способность с трепетом следить за жизнью особого мира, видеть его глазами, осязать его, слышать его аромат и его неподражаемо тонкую и значительную речь.
Автохарактеристика
Кандинский Василий — живописец, мастер гравюры и писатель — первый художник, основывающий живопись на чисто живописных средствах выражения и отказавшийся от предмета в своих картинах. Родился в Москве в 1860 [г.], учился в Московском университете, где как кандидат юридических наук был назначен «ассистентом» на факультет (экономики и статистики). В тридцать лет он бросает свою научную работу и отправляется в Мюнхен изучать живопись. Здесь он два года работает в школе Ашбе и год в Академии у Франца Штука. Скоро он стал принимать участие в выставках и был осужден большинством критиков за его «слишком преувеличенный рисунок и беспорядочный резкий колорит». Чуть позже он был избран членом Берлинского Сецессиона и Немецкого художественного союза, а также и Осеннего салона в Париже. Его работы часто отвергались мюнхенским Сецессионом. Работает преимущественно темперой, маслом и японскими красками и делает черно-белые и цветные гравюры на дереве. Первый успех не стал препятствием его дальнейшего развития. Он развивался логично, точно ступая по пути, который вел к чистой живописи и постепенно исключал объекты из своих картин. В течение 1908-1911 годов он оказался почти одинок, окруженный презрением и ненавистью. Коллеги, пресса и публика приклеили к нему ярлык шарлатана, обманщика и сумасшедшего. Многие хотели видеть его поверженным, предотвратить его разрушительные действия и возможного дальнейшего вреда. Первым человеком, протянувшим дружескую руку, был Франц Марк. Он старался помочь Кандинскому всеми возможными средствами и нашел ему издателя и агента. Затем ему помогали великие художники Альфред Кубин и Арнольд Шёнберг. Херварт Вальден взял на себя ответственность за выставки Кандинского, продажу его работ и начал судебный процесс в ответ на беспримерную атаку на Кандинского в прессе. Редкие почитатели искусства Кандинского появлялись в разных странах. В 1911 году он написал первую абстрактную картину и в 1912 году сделал под псевдонимом серию непредметных гравюр (в технике сухой иглы). Его книга «О духовном в искусстве» (издательство Р. Пипер и К., Мюнхен) появилась и прошла три издания одной зимой. Подлинная битва продолжалась в прессе, в профессиональных журналах и книгах по искусству — но теперь некоторое число голосов можно было услышать в поддержку. В 1913 году, с Первым осенним салоном, организованным Хервартом Вальденом, защита была сломлена, и немецкие, австрийские, голландские, швейцарские, английские и американские коллекционеры начали энергично приобретать работы Кандинского. А. Дж. Эдди (Чикаго) начал собирать живопись Кандинского всех периодов его художественного развития. В 1913 году появился альманах «Синий всадник» (издан Кандинским и Марком и опубликован Пипером). В своей статье «К вопросу о форме» Кандинский поставил знак равенства между чистой абстракцией и чистым реализмом. К другой статье — «О сценической композиции» — он присоединил пьесу («Желтый звук» с музыкой Фомы Гартмана). Издательский дом «Штурм» подготовил «Альбом Кандинского» с большим числом репродукций произведений периода 1901-1913 гг. В 1914 году Р. Пипер издает его книгу «Звуки» (ограниченным тиражом, роскошное издание с небольшими поэмами в прозе и некоторым числом гравюр на дереве). Его книга «О духовном в искусстве» была переведена на английский Т.Х. Садлером (изд. Констебль и К., Лондон). Также издание его книги было запланировано на голландском, французском и русском языках, но начавшаяся война помешала, как и постановке пьесы в Мюнхене в сопровождении выставки и лекций. В 1914 году Кандинский вернулся в Москву и начал преимущественно заниматься рисунком. В 1916 году он закончил в Стокгольме
