В поисках Зефиреи. Заметки о каббале и «тайных науках» в русской культуре первой трети XX века - Константин Бурмистров
Очень давно, узнав, что среди книг Волошина есть издания на иврите, я заинтересовался его отношением к иудаизму, еврейской мысли, каббале. Как оказалось, вовсе не напрасно. Разговор об Андрее Белом мы закончили мыслью о том, что каббала для него была, в сущности, нееврейским учением. А вот что писал в 1901 году Волошин:
Евреи заимствовали у египетских жрецов тайну неведомого Бога и религиозные легенды. <…> Египтяне с ненавистью смотрели на евреев, похитивших их главное сокровище332.
Тогда же в статье «Эпилог XIX века» он подробнее разъясняет происхождение «древней мудрости»:
Она была стара, как человечество, а человечество давало ей тысячи названий, и все народы оставили о ней обрывки своих воспоминаний и легенд. <…> Она родилась в Египте. Там она стояла в храме, оберегаемая жрецами, закутанная в священное покрывало Изиды, и называлась «Тайной». Тот юноша, который решился приподнять покрывала, – умер. Евреи называли ее «Познанием». Прометей унес ее с неба под видом «Огня». Позже она стояла воплощенная в мраморе и ожила в объятьях греческого художника. Тогда она называлась «Красотой»333.
В своем духовном поиске Волошин познакомился со всеми эзотерическими школами и течениями, о которых мы говорили в связи с интересами Андрея Белого. Известно, что в 1905 году в Париже он присоединился к масонству334. С того же года он становится учеником Штайнера, тогда еще теософа:
…наконец в 1905 г[оду] <…> [мне довелось] встретиться с Рудольфом Штейнером, человеком, которому я обязан больше, чем кому-либо, познанием самого себя335.
Он был также учеником Анны Рудольфовны Минцловой, взгляды которой можно рассматривать как причудливое соединение теософии с розенкрейцерством336.
Конечно, Волошин не был теоретиком эзотеризма, однако языком поэзии он пытался выразить идеи, относящиеся к области космогонии, историософии, теософии. «Импрессионизм и оккультизм нам кажутся двумя определяющими особенностями этого интересного поэта, – писал М. Кузмин после выхода первой книги стихотворений Волошина. – <…> К сожалению, мы недостаточно осведомлены в тайных науках, чтобы судить, насколько глубок оккультизм Максимилиана Волошина. Открывает ли он новые перспективы или же ограничивается переложением – в звучные, несколько однотонные строфы – изысканий французских мыслителей в этой опасной области знания? Однако для нас важно то, что сама точка зрения автора – его взгляд на вещи, природу и человеческие чувства – насквозь проникнута оккультизмом»337. В одном из писем в 1913 году сам Волошин признавался:
…если писать стихи, зная всё, то тогда только адепты имеют право писать стихи. <…> Но для адептов раскрыты более важные виды творчества. Стихи пишутся не о том, что знаешь, а о том, что чувствуешь, о чем догадываешься. Они говорят не об объективной истине, а о том, что переживает и познает мое «я» на одной из промежуточных ступеней338.
Неудивительно, что и следы познаний в области каббалы можно обнаружить – и здесь он отличается от Белого – не только в его письмах, дневниковых записях и статьях, но и в его стихах.
Итак, как и для Белого, важнейшим источником информации о каббале стали для Волошина книги Е. П. Блаватской, которые он также читал во французских переводах339. Волошин неоднократно рассказывает в письмах и дневниковых записях о своей работе над «Тайной Доктриной» Блаватской. Так, например, в 1905 году в дневнике и тогда же в письме к М. Сабашниковой он пишет:
Читаю «La Doctrine Secrète». Это целый океан, почти в полном беспорядке собранных сокровищ. Толкование к двенадцати «Дзянам», в которых рассказана история человека и жизни. <…> Всё в этой книге только намеки. Надо самому догадываться и строить340.
Чуть позднее Сабашникова советует ему изучать эту книгу лишь вместе с Минцловой:
Ты должен ее еще раз увидать. Только с ней Ты можешь прочесть «La doctrine secrète». <…> Не начинай без нее341.
3.2. Творение и древние миры
В своей, вероятно, первой работе, преимущественно посвященной оккультным вопросам, – лекции «Пути эроса. (Мысли и комментарии к Платонову „Пиру“)»342, прочитанной в феврале 1907 года в Московском литературно-художественном кружке, – Волошин прямо обращается к учению каббалы «Книги Сияния» (Сэфер ѓа-Зоѓар), рассуждая о создании мира. Правда, следуя туманным намекам Блаватской, он относит цитируемый им источник к текстам «тибетской космогонии»343:
«Пространство – праматерь и праотец Сущего – дремало в своих покрывалах, навеки невидимых. Времени не было, ибо спало оно в безысходном лоне пространства. Мрак наполнял безграничное „Всё“, ибо отец, мать и сын были едино. Не было ни звука, ни молчания, ничего, кроме вечного Дыхания, которое никогда не прекращается и само себя не сознает». Так говорит об этом моменте тибетская космогония – «Книга Джанов», книга Духов Познания. <…> «И возникает внезапный трепет, который быстрым крылом своим охватывает всю вселенную и семя, скрытое во тьме; во тьме, которая веет над спящими водами жизни. Тьма излучает свет, и свет роняет одинокий луч в воды, в утробу матери. Луч мгновенно пронзает девственное яйцо. Дрожь охватывает вечное яйцо, и оно источает смертное семя, которое сжимается в яйцо мира»344.
Объясняя «древнее» космогоническое учение, Волошин продолжает цитировать эту таинственную «Книгу Джанов»:
Возникают боги – устроители мира – сефироты, эоны, элоимы. Эти древнейшие боги по природе своей не имеют пола и
