Валерий Дёмин - Русь нордическая
Между тем свастика не только огненный, но и одновременно полярный символ, олицетворяющий Северный полюс и вращение созвездий северного неба вокруг Полярной звезды. Эволу мало интересует астрономический аспект данного вопроса, зато всецело занимает его социальная подоплека. Из различных источников следует, что «солнечная» функция, воплощаемая вождями в великих, укорененных в традиции культурах, практически всегда соотносилась с функцией «полюса». Вождь представлял собой постоянство, неподвижную точку, вокруг которой происходит организованное движение сил, окружающих короля («вождь» — от слова «водить», rex — «царь» от regere — направлять, править) и располагающихся иерархически. Здесь сама собой напрашивается аналогия между глубочайшим значением дальневосточной поговорки «неизменность в середине» и словами Конфуция: «Тот, кто правит посредством добродетели (небесный, рожденный из неизменности в середине), равен Полярной звезде. Он твердо стоит на своем месте, а все звезды движутся вокруг него».
«Полярный» символ является символом непреодолимой силы в ее непреодолимом превосходстве, совершенно спокойной мощи свыше, которая узаконивает себя через свое, так сказать, чистое присутствие; которая вызывает непосредственное переживание чего-то трансцендентного: проявление постоянства «мира бытия», который часто сам изображался через символ огня. Это и есть смысл солнечного символа, который олицетворяет гиперборейский бог Аполлон, являющийся не восходящим и заходящим солнцем, а солнцем в виде безмятежного и равномерно распространенного Света. Как и в работе солнечного властителя, начатой при символическом гиперборейско-арийском первопредке Йиме, эта тема находит свое отображение в ряду великих нордическо-арийских божеств дня, сияющего неба и Света, и здесь действительно обнаруживают себя следы некой олимпийской прадуховности.
Вот почему в настоящее время (то есть начиная с XX века), согласно Эволе, одним из старейших символов такой духовности, помимо круга с центром в середине (кельтский крест), становится Ледовый крест — свастика. Фактически свастика является символом не просто движения, а, как в свое время уже было показано Геноном[58], символом кругового движения, совершаемого вокруг некой неизменной середины или оси. В этом смысле славянский коловрат является «полярным» символом, который уже в древнейшие времена был проявлением тех значений, которые ему и положено выражать по ходу блистательного развертывания спирали циклов арийских мифологий и царских режимов, берущих свое начало от северной пракультуры.
Полярный крест — свастика, напротив, является символом еще не искаженного такими смешениями архаичного мировоззрения; следовательно, он может выступать истинным нордическим знаком в самом высоком смысле данного слова. И именно потому, что основной сутью этого символа является не изменчивость, а воздействие центральной точки, которой эта изменчивость остается подчиненной. На основании этого, солнечный и огненный символизм, который равным образом содержит свастика, приобретает совершенно иное значение, которое непосредственно увязано с явственным свойством арийских и арийско-гиперборейских божеств и культов, с системой строгого патриархата, со всем тем, что в духе, как и в этике и в обычаях равнозначно мужественности, властности, порядку и Космосу, торжествующему над хаосом.
Выводы Юлиуса Эволы и других традиционалистов получили убедительное подтверждение в трудах других исследователей[59]. Так, сравнительно недавно и через 13 лет после смерти автора вышла книга еще одного отечественного тибетолога Бронислава Ивановича Кузнецова (1931–1985) «Древний Иран и Тибет: История религии Бон» (СПб. 1998). В монографии на основании скрупулезного анализа впервые вводимых в научный оборот первоисточников (в том числе — древней тибетской карты) убедительно доказывается, что добудистская религия Бон (по существу древнее мировоззрение тибетского народа) возникла под непосредственным влиянием древнеиранской — зороастрийской и дозороастрийской — идеологии. Имеются в религии Бон и полярные реминисценции, примерно такие же, как и в иранской священной Авесте.
В религии Бон, как и в современном ламаизме (по аналогии с древними ведийскими верованиями и индуизмом), почитается священная полярная гора Меру, являющаяся центром Вселенной и расположенная на Северном полюсе. Она и изображается условно-символически в самом центре многих мандал — священных графических диаграмм, одинаково распространенных и почитаемых в буддизме и индуизме. Бонская тибетская хронология ведет свое начало примерно с XVI тысячелетия до н. э. И свидетельствует она не столько о прямом заимствовании бонских идей из зороастризма, а о том, что и те и другие черпали свою идеологию из общего источника.
Так, согласно архаичным добуддийским (бонским) представлениям, вселенская гора Меру — это свастиковая гора (и изображалась она в виде свастики), а само бонское учение в древнейших первоисточниках именуется свастика-бон («драгоценное учение свастики»). И в этих текстах, и в представлении всех древних народов (а не одних только индоевропейских) свастика — символ полярного Солнца и Севера вообще. В древнеиндийском языке (и соответственно — мировоззрении) понятие свастики было сопряжено с благом или же удовольствием. Санскритское слово svasthya означает и «здоровье», и «удовольствие». Магический возглас «Свасти!» переводится «Хорошо!». Известно и другое магическое заклинание — «Сваха!», издаваемое при бросании жертвенной пиши в огонь. Оно неотделимо от имени Свахи — жены ведийского бога огня Агни. Более чем вероятно, что именно отсюда возникли и русские слова «сваха», «сватья», «свадьба».
Свастика-коловорот — один из древнейших традиционных символов северного орнамента, где он олицетворял кажущееся вращение звезд в зените полярного неба. У саамов свастика жива и поныне: ее рисуют и вышивают даже дети. Одна из самых образцовых этнографических книг «Русские лопари», изданная в 1890 году Николаем Николаевичем Харузиным (1865–1900), вышла со свастикой на обложке. Еще во время первой научно-поисковой экспедиции «Гиперборея» мне подарили бесхитростное саамское украшение: в красном матерчатом ромбе черным бисером была вышита древняя свастика; на обратной стороне указан автор — ученица 2-го класса Ловозерской школы Маша Данилова (такие сувениры как изделия народного промысла свободно продаются в районах компактного проживания саамов, или саами, как их принято теперь называть). Свастиковые вышивки были испокон веков распространены также среди русского населения (рис. 33): их и сегодня можно увидеть в отделе народного искусства Государственного Русского музея в Санкт-Петербурге (рис. 34). В северных регионах России (и в частности, на Вологодчине) свастику называли ярга[60].
Однако дискредитация архаичного общемирового символа и древней лексемы германским фашизмом привело к тому, что он оказался пол запретом.
Рис. 34. Русская свастиковая символика. (Источник: Русская традиция. Вып. 3. М., 2004)
Во время Отечественной войны одежда со свастиковым узором повсеместно изымалась и уничтожалась органами НКВД.На Севере специальные отряды ходили по русским деревням и силой заставляли женщин снимать юбки, поневы, передники, рубахи, которые тут же бросались в огонь. (До саамов добраться не успели — война закончилась.) Долгое время из спецхрана выдавалась только по специальному разрешению книжка Б.А. Куфтина с невинным названием «Материальная культура русской Мещеры» (М., 1926) только потому, что посвящена она, в частности, анализу распространенности свастикового орнамента среди русского населения и касимовских татар. Известно также, что в 20-е голы XX века еще до возникновение фашизма в Италии и Германии свастиковую эмблематику предлагалось изобразить на советских денежных купюрах. Фашистская же свастиковая символика (не соответствующая, кстати, изначальной, так как является зеркально перевернутой, и ее лучи направлены в обратную сторону) продержалась четверть века и сгинула в небытие вместе с разгромленным фашизмом и его параноидальными идеологами. Но какое отношение данный трагический и поучительный исторический факт имеет к многотысячелетнему символу солнечного коловрата и полярной горы Меру?
Вот уже скоро десять лет, как я пишу на тему горы Меру, ее общемировой символики и разного рода отголосках, сохранившихся в современных культурах[61]. Принимая во внимание чередование гласных звуков в процессе дифференциации первичного единого праязыка и развития обособившихся многочисленных живых и мертвых языков, корневые основы «мер» — «мир» (а также отчасти «мор», «мар», «мур») следует считать идентичными.
