Карл Вейлэ - Культура бескультурных народов

Таким образом, у австралийца вообще не было повода к сверлению деревом ни камня, ни дерева. Тем не менее, способ этот является в Австралии общераспространенным и, что поразительно, применяется исключительно для добывания огня. Невольно возникает вопрос, — мог ли австралиец придти к этому способу другим путем, кроме описанного выше со слов Карла фон ден Штейнена? В самом деле, следует признать, что всякая иная попытка объяснения неприложима и здесь, в Австралии. Тонкая древесная мука любого происхождения должна была и австралийцем быть признана лучшим средством для поддержания естественного огня; можно затем с такой же вероятностью, как и для других местностей, предположить, что австралиец стал производить древесные опилки сознательно и исключительно для этой цели. А от этой стадии до Штейненовской драмы в первобытном лесу всего лишь один маленький шаг.

VIII. Заключительный обзор

Рассмотрение вопроса о пользовании и добывании огня показало нам первобытного человека в самом разнообразном освещении, хотя мы коснулись лишь одного единственного предмета из всего его достояния. Мы видим сначала, как он, вполне подобно остальным животным, пробирается через заросли, без прикрытия и кровли, незащищенный от действия холода и осадков, и без разбора тянет ко рту все, что шевелится и движется, летает и ползает; но зато он совершенно свободен и не стеснен никакими границами, кроме тех, которые ставятся близостью соседних орд. Поведение таких народов, как австралийцы, ведды, африканские пигмеи и бушмены, которые с величайшей ревностью следят за уважением к границам их кочевья, охоты и сбора плодов, заставляет нас, к нашему удивлению, придти к выводу, что никогда, даже в самые свободные времена, когда человек не знал огня и домашнего очага, его область обитания не была безграничной. С другой стороны, мы должны принять во внимание, что во всю первобытную эпоху существования человеческого рода его племена были расселены очень редко; только относительно палеолитической эпохи Европы можно доказать лишь чрезвычайно незначительную плотность населения. Таким образом, упомянутые границы в действительности были, вероятно, едва заметны.

В этой стадии свободы человеку пришлось близко ознакомиться с совершенно чуждым до тех пор явлением — огнем. Он отыскивает огонь, так как успел узнать его полезные и приятные свойства, а впоследствии ухаживает за ним и поддерживает его.

Исходными пунктами и побудительными мотивами для этого первого крупного, активного вмешательства в деяния природы было сначала только познание факта, что огонь со своей приятной теплотой представляет нечто приятное, что он не только в состоянии увеличить число яств, но и облагородить целый ряд питательных веществ. Многое, до тех пор несъедобное, теперь, в поджаренном или испеченном виде, нашло путь в желудок человека; во многих отношениях первобытный человек превратился даже в своего рода гастронома.

Как ни драгоценно было это последнее завоевание для наших предков, все же именно эта сторона нового приобретения имела мало значения и последствий для потомства. Конечно, нам трудно мысленно перенестись в условия кухни, не ведающей огня, но раз таковая была, она служила человеку вполне исправно. Обитатели северно-европейских побережий, эпохи кьоккен-меддингов [15], на заре позднейшего отдела каменного века на севере, хотя и знали огонь, но главным средством их питания были устрицы и. другие более или менее лакомые морские животные. Конечно, устриц не жарили, что и было вполне разумно. Но именно те же находки встречаются и на берегах почти всех морей населенной земли, будем ли мы исследовать составные части антасов доисторической Португалии, самбаки Южной Америки, шелльмаунд Северной Америки, устричные кучи Японии или мирньонги юго-восточной Австралии.

«Да», возразят читатели, «но это были все обитатели морского побережья; докажите нам, пожалуйста, что и обитатели внутренних частей материков могли достойным образом жить без огня. Пока вы этого не сможете сделать, мы будем считать огонь впредь, как и прежде, одним из самых существенных условий человеческой жизни вообще».

Охотно докажем! В течение короткого времени — а если приходилось круто, то и более продолжительное время — каждый из вас, наверное, мог обходиться без привычной и весьма приятной, надо признать, «горячей пищи», — и никто от этого не погибал сразу и бесповоротно. Напротив, сырая пища кажется иногда весьма вкусной нам, избалованным носителям высшей культуры, хотя икра, которую не жарят и не варят, не играет главной роли в нашем меню. Недаром император Карл V совершил паломничество к гробнице Вильгельма Пеклинга; да и нежная сырая ветчина для вас, надеюсь, еще не потеряла всей прелести. Если вы согласитесь со мною в этом, то я не стану принуждать вас признать преимущества наших бесчисленных видов плодов и овощей, как достойных человека средств питания, — хотя их мог бы довести до теперешнего состояния и человек, не знающий огня. Но потрудитесь бросить взгляд и на другие народы. Слово «эскимос» не совсем без основания означает — потребитель сырого мяса, а при дворе негуса Менелика даже официальные пышные обеды состояли в существенной части из совершенно неприготовленного жирного мяса, от которого, согласно этикету, надо было отделять у самого рта куски универсальным ножом.

К счастью для человечества, последствия обладания огнем лишь отчасти были направлены на благо желудка. По факту сокращения до минимума волосистого покрова тела человека, который, без сомнения, первоначально был сплошным, мы заключаем о первоначальной родине человеческого рода под тропиками. Можно ли было бы предположить, что первоначально жаркое или теплое местообитание расширилось до скованных льдом областей полярного пояса, если бы мы не допустили вместе с тем, что первобытному человеку было известно согревающее свойство огня? Разумеется, мы и теперь должны остерегаться переоценки климата; Дарвин и его спутники с удивлением и почти жутким чувством смотрели на жителей Огненной Земли, которые, несмотря на свое более чем скудное одеяние, относились к огню в их лагере, как к чему-то излишнему; должно быть, сильно избаловались мы, европейцы, благодаря появлению искусства тканья еще со времени свайных построек. Однако, в общем надо считать знакомство с огнем предварительным условием распространения человечества в странах с холодным климатом. Это условие необходимо и для продолжительного обитания в горах и возвышенных странах. Царства инков и ацтеков лежали под самыми облаками. Мыслимы ли они без знакомства с огнем? Я полагаю, едва ли; отсутствие одного исключает возможность возникновения другого.

Несмотря на свои великие заслуги в распространении человеческого рода по направлению к обоим полюсам, новое домашнее животное, именуемое огнем, стало вместе с тем и помехой этому распространению до того момента, пока человек не научился производить огонь в любое время и в любом месте. Но если это так — слышу я возражение, — то этот, повидимому, долгий период в истории человечества в сущности был, пожалуй, временем регресса или, по меньшей мере, застоя? На это наука народоведения отвечает одновременно и «да» и «нет». Это «да» имеет весьма скромное значение: женщина, естественная хранительница очага, должна была стать еще менее способной к передвижению, чем прежде, когда на ней лежали естественные обязанности матери и воспитательницы детей. Однако, наука отвечает и решительным «нет» по следующим основаниям.

Хранительницей «тлеющего полена», как еще в XIX веке называли немецкие крестьяне вечно тлеющее домашнее животное, — с самого начала была женщина. Если бы мы и не видели этого у нынешних дикарей, то без труда могли бы восстановить, этот факт по нашим собственным отношениям: и у нас мужчина вынужден уходить из дому; домашним очагом распоряжается женщина. Тлеющее полено стало принадлежностью этого очага уже в первобытное время, и в том же двояком значении, какое еще и теперь имеет у нас это слово. Первое значение, более узкое, относится к месту приготовления пищи; второе, более широкое и переносное, означает место сбора всех связанных между собой членов общины. Чувствительность нового приобретения к атмосферным влияниям вызвала изобретение кровли и дома вообще, — так как опасность может грозить свободно горящему пламени не только сверху, но и со всех сторон. Таким образом в женщине мы видим изобретательницу нашего дома. Честь и слава ей!

Дикарь-мужчина — жесток и себялюбив; дело обстояло не иначе и до открытия огня. Своя рубашка ближе к телу, — рассуждает он и пожирает только что убитую дичь тут же на месте. «Недурно», замечает кто-нибудь из присутствующих, и свежая кровь течет по обросшему подбородку из углов его рта, — «но мясо, которое наша старуха вчера подержала над огнем, пахло лучше да и было вкуснее этого.» — «Ну, а мы не станем жарить» — грубо перебивает его предводитель, уплетая дичь за обе щеки, «какое нам дело до женщин?»