Эрик Дэвис - Техногнозис: миф, магия и мистицизм в информационную эпоху
Возможно, наиболее известным ученым, увлекавшимся духами, был сэр Уильям Крукс, один из наиболее приверженных визионерству физиков викторианской Англии. Когда Крукс объявил о своем намерении «слить бесполезный осадок спиритизма», более трезвое крыло общества аплодировало ему. Но они ничего не знали о том, что этот человек уже успешно прибегал к помощи медиумов для того, чтобы контактировать со своим утонувшим братом. Крукс использовал в своих исследованиях большой набор электроинструментов и делал фотографии духов — одно из наиболее популярных использований новой технологии. Спиритическое воображение Крукса просочилось даже в его научные занятия. Экспериментируя с воздействием электричества на газы, накачанные в трубки, из которых прежде был выкачан воздух, он открыл призрачные эффекты, похожие на пульсирующее туманное свечение, которое он наблюдал во время спиритических сеансов. Крукс полагал, что он нашел другой путь связи с мертвыми. То, что он на самом деле нашел, было эффектом фосфоресценции, который возникал при воздействии катодных лучей на определенные материалы в вакуумной трубке — открытие, которое в итоге вызвало к жизни довольно разговорчивых духов, снующих сегодня по экрану телевизионных приемников.
Эта странная обратная связь между магией и машинами едва ли была беспрецедентной. Как отмечали некоторые историки, популярные научные демонстрации, которые собирали зрителей в лекционные залы в конце XIX века, было иногда сложно отличить от оккультных представлений. Если верить одному отчету того времени, «финал» лекции, прочитанной в Бостоне в 1887 году представителями компании Эдисона, был не чем иным, как спиритическим сеансом: «Звенели звонки, били барабаны, слышались шумы естественного и неестественного происхождения, лабораторный шкаф вращался и сверкал пламенем, появлялся ряд черепов умерших»52. Конечно, такие представления были вписаны в контекст технологического раскрытия загадок наукой. Но во мнении публики они оказывались всего лишь приемами, с помощью которых новые шаманы изгоняли старых. Как отмечает историк культуры Эвитал Ронелл, «наука обретает свою устойчивость в длящейся борьбе с демонами сверхъестественного, с наваждением которых ей тем не менее приходится конкурировать»53.
В этом смысле тот факт, что оккультный балаган спиритизма втянул в себя так много видных ученых, просто отражает более важное культурное замешательство, вызванное взрывным ростом науки и технологии в ходе индустриальной революции. Сознательно или нет, многие викторианцы пришли к пониманию того, что эмпиризм и материализм, который ответствен за возникновение такого количества полезных вещей, размывает метафизическое основание бессмертия их душ. Одно только христианство, лишенное магии и беспомощное перед дарвиновским давлением естественного отбора, едва ли могло послужить плотиной на пути потока космической бессмыслицы. Что же могло быть спасительнее спиритизма, самой материалистической и эмпирической религии, которую только можно вообразить?
Подобные соображения помогут нам понять факт, который в противном случае показался бы довольно парадоксальным. Последние десятилетия XIX века, когда машинный век понесся вперед на всех парах, были настоящим бумом поп-мистицизма, оккультизма и декадентского романтизма. С одной стороны, месмеризм, спиритизм, теософия и «христианская наука» Мэри Бейкер Эдди выражали желание одухотворить науку, преодолеть растущую пропасть между рационализмом и религией. Но оккультная космология и леденящая душу практика этих течений также помогли создать новые, хоть зачастую и жуткие, способы представления и ощущения своего «я» в эпоху, когда призрачные границы идентичности меняются перед лицом новых технологий передачи и воспроизведения информации. Дагерротипы, фонографы, телеграфы, телефоны — все эти медиасредства XIX века содержали частицу души в артефакте, или электрическом посреднике. История «я» информационной эпохи — это история следов души, отражений и виртуальных двойников, экстериоризованных, овнешненных в технологиях. Астральное тело теософов было просто воображаемой формой того второго «я», которое вскоре появилось на фотографических пластинках.
Такое технологическое удвоение вызвало древний страх перед doppelgcinger, двойником — психическим си-мулякром «я», который движется через мир в соответствии со своим собственным жутким планом. Фрейд обозначил страх, внушаемый doppelganger'ом, словом «жуть», хотя оригинальное немецкое слово unheimlich несет в себе дополнительное значение «заброшенности» («не в своей тарелке»). Сам Фрейд связывал unheimlich со странными чувствами, которые производят в нас куклы и автоматы, но в «Телефонной книге» Эвитал Ронелл также связывает фрейдистский ужас перед технологией с революционным изобретением Александра Грэма Белла. Текст Ронелла — это увлекательная и дерзкая в дизайнерском отношении книга, которая представляет собой продолжительное размышление о шизофрении, философии Хайдеггера и воспроизводимой с помощью электричества речи — размышление, ищущее основание для всего этого в технологии Белла, но оккультная часть ее повествования концентрируется вокруг теневого двойника самого Белла: Томаса Уотсона, другого заклинателя электричества, которого Белл обессмертил в знаменитом (хотя, возможно, и мифическом) окрике: «Уотсон, иди сюда! Ты мне нужен!»
Хотя Беллу принадлежала идея превращения колебаний воздуха человеческого голоса в электрический сигнал, который можно передавать на расстояние по проводам, Уотсон еще раньше построил первый телефон. Подобно большинству электрических умельцев своего времени, Уотсон сочетал массу познаний в технических приемах со слабыми и зачастую сомнительными теориями о загадочном флюиде электричества, причем в случае с Уотсоном эти теории смешивались еще и с его оккультными воззрениями. Дневник Уотсона показывает, что Эон наблюдал ауры и непринужденно беседовал с утренними глориями.[14] Как пишет Ронелл, он был «способен публично произносить такие выражения, как: „веря, как я сам, в реинкарнацию…"»54. Будучи членом Общества психических исследований, Уотсон считал спиритизм немистической наукой и первоначально полагал, что, «подобно тому, как телеграф превращает пульсацию электричества в знаки кода Морзе», так и медиумы превращают излучения энергии в стук55. Позже Уотсон принял теорию «развоплощенного духа», теорию, которая, как отмечено в его дневнике, влияла на его совместные с Бел-лом исследования: «Сейчас я работал с этой оккультной силой, с электричеством, и здесь есть шанс сделать некоторые открытия. Я уверен, что духи не могут напугать электротехника и что они могут быть полезны в его работе»56. Пытаясь построить телефонную линию, которая могла бы принимать и передавать сигналы, Белл и Уотсон «успешно разговаривали», посылая слабые токи через круг, составленный из дюжины людей, взявшихся за руки, как это бывало на спиритических сеансах, а в своих более поздних демонстрационных лекциях их динамичный дуэт показывал различные телефонные трюки, которые вызывали дрожь и холодили душу, как и любое другое хорошее магическое шоу.
По сути, телефон — предельно анимистическая технология. Мы ассоциируем разумную жизнь со способностью общения, а здесь перед нами — косный предмет, полный голосов. Император Бразилии вскричал, когда впервые услышал устройство: «Мой бог, оно разговаривает!» В наши дни, конечно, мы привыкли к говорящим машинам, а повсеместность и практическая польза, приносимая телефоном, отправила эти анимистические представления на свалку истории. Но двусмысленность, свойственная призракам, все еще продолжает таиться в этом приспособлении. Говорит ли оно само, мы ли говорим через него, или эти вибрации — наши собственные призраки? Когда мы берем трубку и не слышим тонового сигнала, почему мы говорим, что линия «сдохла»? Телефонный звонок посреди ночи может испугать не только плохими известиями, которые он может нести. Телефонные маньяки долго использовали ужас, возникающий, когда мы берем трубку и не слышим никого «там». Или вспомните о сообщениях, которые мы оставляем на автоответчиках. «Сейчас меня здесь нет», — говорим мы, что неизбежно вызывает вопрос: если сейчас нас здесь нет, то кто разговаривает? Этот сравнительно тривиальный вопрос становится совершенно пугающим для каждого, кто позвонил на автоответчик недавно умершего человека и услышал бодрый голос, принадлежащий мертвецу.
Телефонная фобия имеет и политическое измерение. В течение XX века современные государственные институты часто осуществляли свое влияние через службы разведки, и телефон служил первейшим полем этой активности. Сегодняшние агенты разведки, как корпоративные, так и государственные, уже освоили большую часть электромагнитного спектра — от инфракрасных камер до спутниковых частот связи и считывания электромагнитных импульсов, исходящих от удаленных дисплеев. Но телефон имеет определяющее значение, потому что самой возможности того, что невидимые агенты прослушивают твою линию, достаточно для того, чтобы сбить уровень психологической близости, допускаемой в телефонном разговоре, превратив скромную телефонную трубку в предательское щупальце незваных и невидимых сил.
