Екатерина Глаголева - Повседневная жизнь пиратов и корсаров Атлантики от Фрэнсиса Дрейка до Генри Моргана
Могла возникнуть и прямо противоположная ситуация: поскольку моряков с захваченного судна зачастую принуждали к морскому разбою, те, не желая становиться пиратами со всеми вытекающими отсюда последствиями, ждали только удобного случая, чтобы покончить с таким положением.[24] Капитан Томас Анстис, отколовшийся от Бартоломью Робертса, захватил в 1721 году между Ямайкой и Эспаньолой судно, шедшее в Нью-Йорк, забрал с него провиант, спиртное, одежду и шесть членов экипажа. Затем пираты перехватили у Мартиники еще два корабля. Один из них Анстис вооружил пушками, снятыми с другого судна, и довел состав команды до ста человек за счет пленных матросов.
Команда выбрала капитаном Джона Фенна. Но экипажи обоих пиратских судов, состоявшие в основном из честных моряков, не желали разбойничать; на общем совете они постановили стать на якорь у одного из островков к югу от Кубы и послать губернатору Ямайки прошение о помиловании. В амнистии им было отказано, и Анстис снова вывел своих людей в море под черным флагом. В начале 1723 года на его корабле составился заговор; ночью Анстиса, спавшего в своей каюте, застрелили, верных ему пиратов избили и заковали в кандалы, а потом сдали голландским властям на острове Кюрасао. Голландцы заговорщиков помиловали, а остальных повесили.
Единственной областью, где капитан обладал всей полнотой власти, а команда не имела права голоса, была военная. Тут действовали свои законы: капитан — «первый после Бога» — мог не раздумывая убить любого, кто откажется пойти на абордаж или на штурм крепости. Барон Жак Неве де Пуансе, хорошо знавший флибустьеров и принимавший участие в их рейдах, писал в 1677 году: «Они сходят на берег, где захотят; они плохо повинуются в том, что касается обслуживания корабля, поскольку каждый считает себя главным, но беспрекословно — в деле и в стычке с неприятелем».
Личности многих известных флибустьеров были сотканы из противоречий. Так, Черная Борода вел себя неоправданно жестоко: мог, например, выстрелить наудачу по команде — просто для того, чтобы показать, кто здесь главный. Вместе с тем он однажды захватил в заложники ребенка, чтобы раздобыть для экипажа нужные медикаменты. Бартоломью Роберте тоже вел себя по отношению к экипажу как тиран, хотя обладал хорошими манерами и следил за собой. Зато вульгарный Де Граммон, неряшливо одевавшийся и грязно ругавшийся, был обожаем своими людьми, умел заставить их подчиняться приказам «без ропота и колебаний».
В романтической литературе многие пираты представлены «благородными разбойниками», но в реальной жизни благородство проявлялось редко: обычно они действовали по принципу «своя рубашка ближе к телу». В атмосфере постоянной грубости и жестокости, жадности и презрения к смерти — вернее, пренебрежения жизнью, своей и чужой, — сердца отвердевали. В песне о капитане Варде говорится, что он, напившись вдрызг в обществе шлюх, мог пырнуть ножом самого близкого друга. В дальнейшем мы увидим, что близких друзей у «джентльменов удачи», как правило, не было — верить безгранично нельзя было никому.
На больших кораблях с командой из одной — трех сотен матросов один человек уже не мог совмещать обязанности капитана-военачальника и шкипера-навигатора. Назначая шкипера, капитан к тому же подготавливал себе замену на случай своей болезни или смерти, а кроме того, это был способ привлечь на свою сторону какую-нибудь умную — или горячую — голову, отблагодарить за услугу. Когда в 1684 году Лоренсу де Граффу пришлось задержаться в Сан-Доминго (по просьбе губернатора Де Кюсси он несколько месяцев пробыл там, охраняя берега острова для безопасности колонии), он доверил командование своим флагманом «Нептун» шкиперу Бруажу, поручив ему, вместе с их компаньоном Андрессоном, курсировать в районе Кубы. Бруаж присматривал за судном полгода, вплоть до возвращения капитана. Шкипер-флибустьер был еще и лоцманом, как, например, Коули на корабле «Услада холостяка» капитана Джона Кука, а также распределял съестные припасы.
Помощником шкипера был боцман. По традиции, в море команда всегда делилась пополам: одни обслуживали корабль, другие отдыхали; соответственно и шкипер с боцманом исполняли обязанности помощника капитана попеременно. Боцман отвечал за управление палубной командой, за работу с парусами, за постановку корабля на якорную стоянку. Командуя матросами, он использовал особый свисток,[25] которым подавал условные сигналы. Если предстояло наказать провинившегося, боцману отводили роль палача. Он должен был следить и за состоянием снастей, такелажа, корабельного флага, шлюпок и корабельных часов, отвечал за связь с другими кораблями с помощью специальных сигналов и за противопожарную безопасность. На больших кораблях эти обязанности могли распределить на несколько человек, специализировавшихся каждый в своей области.
Если боцман поддерживал капитана, тому, как правило, не приходилось беспокоиться об исходе плавания. Но всё же чересчур перегибать палку в отношениях с командой было чревато бедой. Однажды ночью капитан Джон Филипс услышал странный шум и вышел из каюты на палубу; там команда расправлялась с неугодным боцманом, державшим сторону капитана. Увидев, что заговор раскрыт, Филипса тоже оглушили и с бросили за борт.
Иначе сложились отношения с боцманом у Джона Эванса. Капитану часто приходилось делать боцману замечания, на которые тот отвечал только грубостями, а однажды, зарвавшись, вызвал Эванса на дуэль по пиратскому обычаю, на саблях и пистолетах. Когда корабль бросил якорь вблизи острова Большой Кайман, капитан напомнил боцману о поединке, но тот струсил, за что и был побит палкой. Оскорбленный боцман выхватил пистолет и сразил Эванса наповал, после чего спрыгнул за борт, думая добраться до берега вплавь. Однако матросы спустили шлюпку и выловили его. Убийство капитана настолько возмутило команду, что боцмана готовы были предать самой жестокой казни. Пока высказывались различные предложения на этот счет, канонир выстрелил в него из пистолета, а другой матрос прикончил выстрелом в голову Осиротевшая команда предложила возглавить ее капитану захваченного судна, которое следовало за пиратами на буксире, — после смерти Эванса он оказался единственным человеком на борту, разбиравшимся в навигации, — однако тот наотрез отказался от такой чести. Пришлось вернуть судно владельцу, а команду распустить. Капитан же сумел привести свой корабль на Ямайку с помощью одного лишь юнги.
Отправляясь в плавание к незнакомым берегам, на корабль могли взять лоцмана, знающего те места. Так, уходя в свой знаменитый рейд, Фрэнсис Дрейк не имел никаких надежных сведений о Магеллановом проливе, поскольку им уже несколько десятилетий никто не проходил. Неподалеку от островов Зеленого Мыса англичане подстерегли два португальских корабля, и Дрейку улыбнулась удача: он захватил в плен опытного кормчего да Силву. Сначала тот отказывался вести корабли англичан к Бразилии и дальше на юг; пришлось как следует выпороть его, чтобы он стал более сговорчивым. (Впоследствии да Силва проникся уважением к Дрейку за то, что тот интересовался картами, умел обращаться с навигационными приборами и всячески стремился пополнить свои знания в этой области.) В походе лоцман отдавал приказания рулевым.[26]
Костяк команды составляли ветераны, следившие за соблюдением традиций и обычаев флибустьеров. Во время военных советов и при выборе капитана их мнение было решающим. Из числа самых опытных моряков выбирали двух — четырех старших матросов (квартирмейстеров), каждый из которых командовал частью экипажа во время маневрирования или в бою, следя за исполнением приказов капитана, шкипера или боцмана. Порой они были даже более опытными мореходами, чем капитан и шкипер. В 1683 году Эдвард Дэвис, квартирмейстер на корабле «Услада холостяка», был избран капитаном после смерти Джона Кука. Впрочем, основная роль этих людей заключалась в том, что они служили связующим звеном между командой и капитаном, оберегая первую от возможных злоупотреблений последнего. Они следили за тем, чтобы на судно погрузили достаточно провианта, участвовали в распределении добычи и подписании соглашения, устанавливающего правила для каждого флибустьерского похода. В качестве представителей команды они принимали участие в военных советах, тем более что в бою один из них должен был возглавить абордажную команду. Квартирмейстеры не являлись ставленниками капитана — он не мог повлиять на их назначение, а только утверждал выбор команды. В некоторых случаях их мнение значило даже больше, чем голос самого капитана; их называли «капитанами мирного времени». Так, именно старшие матросы решали, как поступить с грузом с захваченного корабля (выбросить ли часть добычи, чтобы разместить другой, более ценный товар), какое наказание определить для провинившегося члена экипажа; они выступали в качестве судей, разбирая споры между членами команды, и были секундантами на поединках.
