Александр Орлов - Героическая тема в русском фольклоре
«Тахтамышь же царь прииде к Москве августа в 23 день, в понедельник в полъобеда. И узреша их со града и въструбиша гражане; они же пришед на поле градное и сташа в поле за два или за три стрелища от града. И потом не в мнозе приехаша ко граду и вопросиша… есть ли князь Дмитрей во граде? Они же отвещаша им со града, глаголюще: несть его во граде». Татары объехали вокруг города. Тут было все чисто, так как граждане пожгли свои посады. «Князь же Остей со множеством народа, оставшемся во граде, елико снидошася от всех стран во град, укрепляхуся и подвизахуся противу Татар на бой. И изношаху ис погребов меды господскиа и упивахуся до пиана и шетающеся пьяни, глаголюще: не устрашимся нахожениа Татарьского, имеем бо град камень тверд и врата железна, и не терпят Татарове стояти под градом нашим долго, понеже имеют сугуб страх: извнутрь града от нас боятся, а отъвне града от князей наших устремлениа на них боятся; и ее и сами тии Татарове вскоре убоятся и побежат в поле, в своя си. И тако начата упиватися гражане и ругатися некими образы безстудными, досажающе Татаром, и возлезше на град ругахуся Татаром, плююще и укоряюще их; и срамныа своя уды обнажающе, показываху им на обе страны; и царя их лающе и укоряюще, и возгри и слины емлюще, метаху на них, глаголюще: взимайте сиа и отнесите ко царю вашему и ко князем вашим! Татарове же прямо к ним на град голыми саблями своими махающе, аки сецаху, показующе им издалече». Татары отступили, а на другое утро пришел сам царь «со всею силою». Татары окружили город, но не стреляли. «Гражане пустиша на них по стреле; они же начаша саблями махати на них, аки сещи хотяще. Гражане же наипаче пущаху на них стрелы и камение метаху, и самострелы, и тюфяки; Татарове же возъяришася и начаша стреляти на град со все страны. И идяху стрелы их на град, аки дождь силен и умножен зело, не дающе ни прозрети, понеже и воздух омрачиша стрелами; и мнози гражане во граде и на забралех падахуся мрьтви, одоляху бо Татарьскиа стрелы паче, неже градскиа. Бе же приступ их ко граду яр зело; и овии от них стояще стреляху, а друзии скоро рищуще семо и овамо, тако изучены быша, и стреляху без погреха; а инии на конех борзо велми гоняюще, и на обе руце и паки напреди и назад скорополучно стреляху без погреха. А друзии от них, сотворше лествицы и присланяюще, лезяху на стену; гражане же воду в котлех варяще, лиаху на них вар и тако возбраняху им. Отшедшим же сам Татаром, яко утомившимся, и паки инем приступившим, сверепейшим и лютейшим, гражане уже противу их подвизахуся, стреляху и камением шибающе, и самострелы напрязающе, и пороки, и тюфяки; есть же неции и самыа тыа пушки пущаху на них».
В повести рассказывается о подвиге некоего «гражанина», московского ремесленника, суконника Адама, который «с Фроловських ворот (теперь Спасских) пусти стрелу из самострела и уби некоего от князей Ордыыньских сына, нарочита и славна суща, и велику печаль сотвори Тахтамышу царю и всем князем его».
Взять Москву Тохтамышу удалось только хитростью: «лукавыми словесы и лживым миром». Ордынские князья и два суздальских князя, братья жены Дмитрия Московского, подъехав к стенам, говорили гражанам: «Царь вас, своих людей и своего улуса, хощет жаловати, понеже неповинни есте; не на вас бо прииде царь, но на князя Дмитрея, вы же достойни есте милости: и ничто же требует от вас царь, точию сретите его с честию со князем вашим, с лехкими дары: хощет бо сей град видети и в нем быти, а вам всем даст мир и любовь»… Москвичи поверили, отворили ворота и вышли навстречу с крестами и дарами. «Татарове же преже убиша князя Остея тайно, вземше его в полк свой, и потом приидоша ко вратом града и начаша вся без милости сещи… и во град внидоша, и овех изсекоша, а других плениша, и церкви разграбиша и книг множьство отвсюду снесено в осаду пожгоша и имение и казны княжескиа взяша. Взят же бысть град месяца августа в 26 день, в 8 час дни». Тохтамыш распустил свои войска брать другие города, а затем, боясь прихода войск московского князя, пошел восвояси.
Повесть о нашествии Тохтамыша на Москву некоторыми деталями сходствует с русской былиной о «Васильи-Пьянице». В былине этой рассказывается, как напал на Киев Батыга во время отсутствия богатырей и как город защитил пропившийся Василий Игнатьевич, который застрелил со стены города трех лучших воинов, сына и зятя Батыги и думного дьяка, и обманул Батыгу притворной изменой, разбив его при помощи его же войск.
По мнению исследователей, на создание этой былины оказали влияние два события: поход Батыя на Киев в 1240 году и поход Тохтамыша в 1382 году на Москву, во время которого некий из москвичей застрелил со стены ханского именитого воина. Прототипом образа былинного героя Василия, по мнению исследователей, послужило историческое лицо — князь Василий Константинович, взятый в плен Батыем в 1237 году; тщетно склоняемый Батыем к измене, князь был убит. Впоследствии образ князя Василия был заменен скоморохами образом Василья-пьяницы.
Начинается былина запевом о турах златорогих, видевших на стенах Киева Богородицу, оплакивавшую погибель города. Далее (по варианту Рыбникова № 194) идет нашествие Батыя на Киев:
«Подымается Батыга, сын Сергеевич,И с сыном Батыгом Батыговичем,И с зятем Тараканником и с Каранниковым,И с думным дьяком вором-выдумщиком».
Батыга пишет князю Владимиру дерзкое письмо с требованием или выставить поединщика, или прямо сдать Киев. «Закручинился князь, запечалился… богатырев-то во граде не случилося»:
«Илья Муромец уехал на желтые на пески,А Добрыня Никитович на воргановых горах,А Самсон был богатырь — тот в дальних городах.А Олеша Попович за синим морем гулял.Никакого богатыря не пригодилося»…
(В варианте Гуляева вместо этого именного перечисления — не пригодилось «ни князей, ни бояр, ни богатырей».) Голи кабацкие сообщили Владимиру-князю:
«У нас есть-то Василий, сын Игнатьевич,И может с Батыгой поправиться.И пропил Васильюшко житье-бытье,Все житье-бытье, Богачество.Теперь не с чем Василью опохмелиться,И лежит нынь Василий в кабаке на печи».
По варианту Рыбникова № 194, Владимир князь сам идет за Васильем, а по варианту Гуляева посылает верных слуг. Приводим вариант Рыбникова как более полный и сохранный. Сойдя с печки, Василий говорит князю:
«Солнышко наше, Владимир-князь,Ты не знаешь кручины моей великие.У тебя есть кручина великая,А у меня горе-печаль еще больше твоей:Что трещит-то болит у меня буйная головаИ дрожит у меня жилье подколенное,Теперь нечем мне, Василью, опохмелиться.Опохмель на меня чарою опохмельною,Тогда я с Батыгой поправлюся».И Владимир-князь столен-киевскийНаливает ему чарку зелена вина,Зеленого вина полтора ведра,Другую наливает пива пьяного,Третью рюму меду сладкого,И составили питье в одно место,Становилося питья полпята ведра.И принимает Василий единой рукой,И выпивает Василий за единый здох,И заскочил-то Василий на стену городовую,И натягивает Василий свой тугой лук,И накладывает Василий калену стрелу,И стреляет Василий ко Батыге в шатер:И убил три головки, кои лучшенькие,Убил сына Батыгу Батыговича,Убил зятя Тараканника КаранниковаИ убил думного дьяка вора-выдумщика.И пишет Батыга князю со угрозою:«Ты старый пес, ты Владимир-князь,Ты подай-ко мне из Киева виноватого.У меня кто убил ровно три головы».И тот ли Василий, сын ИгнатьевичСадился на жеребчика неезженого,И приезжает Василий ко Батыге на лицо,И прощается Василий во первой большой вине:«Прости меня, Батыга, во первой большой вине:Я убил три головки, кои лучшенькие,Опохмель-ко меня чарою похмельною,Пособлю я тебе взять славен Киев-град».На те речи Батыга понадеялся,Наливает ему чару полтора ведра вина,И другую наливал пива пьяного,И третью наливал меду сладкого.И составили тут питье в одно место.И составилося питья полпята ведра вина.И принмается Василий единой рукой,Выпивает Василий на единый здох,И говорит тут Батыга таково слово:«Ай же ты, Батыга, сын Сергеевич.Дай-ко мне силы сорок тысячей.Я пойду-подступлю под славен Киев-град».На те речи Батыга обнадеялся,Давал ему силы сорок тысячей,И отъехал Василий прочь от Киева,И прибил-пригубил всех до единого.Не оставил Батыга на семена.И уезжает Батыга прочь от КиеваС тою ли со клятвою великою:«Не дай Бог бывать боле под Киевом,Ни мне-то бывать, ни детям моим,Ни детям моим и ни внучатам»…
Во время второго своего похода на Дешт-и-Кипчак Тимур прогнал Тохтамыша за Волгу, затем разграбил город русских Карасу и, направившись к Москве, опустошил «все те области». В «Книге побед» Шереф ад-Дина Иезди так рассказывается об этом: «Тимур двинулся на Москву, которая также один из городов русских. Прибыв туда, победоносное войско (его) также опустошило всю ту область, вне города, разбило и уничтожило всех эмиров тамошних»… В руки воинов попала большая добыча. Стихи: «Оказалось столько драгоценностей, что им не видно было счета: и рудное золото, и чистое серебро, затмевавшее лунный свет, и холст, и антиохийские домотканные ткани, наваленные горами, как горы Каф (целыми) вьюками блестящие бобры; черных соболей также несметное число; горностаев столько связок, что их не перечтешь; меха рыси, освещающие опочивальни, как родимое пятно ночи, упавшее на лицо дня; блестящие белки и красные, как рубины, лисицы, равно как и жеребцы, не видавшие (еще) подков. Кроме всего этого, еще много других сокровищ, от счета которых утомляется ум». После сообщения об ограблении еще каких-то племен и пленении их женщин и детей идет стих: «что я скажу о подобных пери русских (женщинах) — как будто розы, набитые в русский холст».
