Жак Эрс - Повседневная жизнь папского двора времен Борджиа и Медичи. 1420-1520

Папы пошли по этому пути в Авиньоне. В 1340–1350 годах они обратились к сопровождаемой небывалым увеличением администрации и ростом богатств, поистине яркой, блестящей придворной жизни.{2} Они воздвигли великолепный дворец, стены которого расписывали светскими сюжетами художники из Италии. Они окружили себя множеством кардиналов, которые в свой черед спешили возвести прекрасные особняки, полностью меняющие облик города. Слывя заштатным городом и будучи абсолютно не подготовленным к подобному всплеску градостроительства, за несколько лет Авиньон стал свидетелем небывалого подъема и столкнулся, зачастую при полнейшей своей беспомощности, с большим количеством проблем и целым валом предписаний. Вскоре городских территорий стало недоставать и особняки начали появляться на другом берегу Роны — в Вильнёве.{3}

Сохранив свои прежние размеры, Рим, в котором к 1420 году уже более века отсутствуют папы, переживает такие же изменения.

Первым же серьезным препятствием стало наличие подобной административной машины и столь разросшегося двора, которое затрудняет и даже парализует деятельность пап. Переезд из Авиньона в Рим был крайне сложной задачей, а для тех, кто относился к этой идее весьма недоброжелательно, — и вовсе невыполнимой. Такова одна из причин сомнений, явных уверток и отсрочек со стороны тех пап, которые тем не менее с самого начала были полны решимости вернуться обратно и которые ради того, чтобы избавиться от тягостной французской опеки, действительно желали обосноваться в Италии. Они заранее направили туда своих управляющих и легатов, чтобы подготовить почву, урезонить непокорных, умиротворить общественное мнение и уже начать управлять. Однако еще следовало предусмотреть грандиозный переезд с бесчисленными караванами обозов и фрахтовкой кораблей. Одновременно с этим необходимо было следить за тем, чтобы все дела, по возможности, шли своим чередом без скандальных проволочек, чтобы доходы от папских десятин вовремя достигали пункта назначения и использовались надлежащим образом. Не говоря, разумеется, о трудностях, связанных со сбором Священной коллегии и созывом конклава. В конце концов пришлось пойти на раздвоение основных служб, поддерживая с ними связь с помощью небывалого числа конных гонцов, доставляющих послания. В материально-техническом отношении это переселение, конечно, было настоящей головоломкой, одной из самых значительных операций той эпохи, которая в итоге прошла удачно.

В Риме же эта деятельность постоянно ширится и крепнет. В своем городе папа обретает почти полную независимость, одним словом, располагает средствами для большой политики. Он, наконец, получает возможность с успехом участвовать в делах европейской политической «кухни» и даже выступать в роли защитника христианства в борьбе с неверными. Его собственные прерогативы, полномочия его двора и различных служб расширяются, постоянно видоизменяются, становясь гораздо сложнее (правда, это не всегда осознают) тех, которыми наделены короли и князья. Будучи главой Церкви, духовным наставником, папа, естественно, вмешивается в дела всех стран Западной Европы, касающиеся проблем церковного управления, вопросов, связанных с назначениями, конфликтами и их урегулированием. Он издает законы и является судьей в последней инстанции: папские судебные органы рассматривают дела самые разные по характеру и сути. В важных случаях папский двор приглашает все стороны, выслушивает причины и выносит решение. Город наполняют, обосновываясь в нем на необходимое время (зачастую весьма недолгое), самые разные люди, прелаты, епископы, аббаты, приезжающие отовсюду. Самые заинтересованные из них, а это представители религиозных орденов и главы государств, в конечном счете открывают в Риме свои постоянные представительства, облюбовав какой-нибудь городской дворец и обзаведясь необходимым штатом сотрудников.

Все это привлекает множество людей различных убеждений и устремлений. Рим становится центром и горнилом Вселенной… В религиозном и финансовом отношении двор управляет не единым государством и тем более не одним народом, а людьми и общностями, разбросанными среди множества этнических и лингвистических ареалов.

Помимо этого с очень давних пор, а теперь и весьма решительно папа управляет территориальным государством, расположенным в самом сердце Италии, одним из самых обширных на полуострове, а также нередко выступает арбитром во время войн за влияние. В любой ситуации он всегда проявляет максимум активности и не собирается занимать только лишь оборонительную позицию. Его владения простираются далеко за пределы Рима, достигая берегов Адриатики в Марке и Романье, на севере соседствуя с венецианскими владениями, а на юге — с землями неаполитанского короля. Папские наместники управляют многочисленными городами: Орвието, Перуджей, Витербо… Множество князей, будучи верными и надежными сторонниками папы, в знак своей преданности регулярно выплачивают ему дань. Даже Эсте из Феррары после длительных раздумий, мучительных колебаний и странных дипломатических пируэтов примыкают к ним. И этот альянс, а скорее, подчинение, подготовленное великолепными празднествами и приемами, свидетельствует о триумфе по-прежнему могущественного папства, без которого невозможно поддержание на полуострове определенного равновесия. В марте 1471 года Павел II жалует титул маркиза Феррарского специально прибывшему для этой церемонии Борсо д’Эсте.

Глава развивающейся дипломатии, папа опирается на целую сеть агентов, епископов и аббатов, находящихся на местах. Папский двор кажется полной противоположностью маленьким опереточным княжеским дворам, дремлющим, сохраняющим свои традиции и этикет и растрачивающим силы в разорительных внутренних распрях. В отличие от них здесь сосредоточен небывало мощный, постоянно действующий аппарат. Папский двор повсюду раскидывает свои сети и неутомимо плетет интриги. Он ведет переговоры о союзах, вводит свои пешки в политическую игру Италии, манипулирует амбициями иностранных королей и князей, вечно жаждущих перейти через Альпы ради какой-нибудь громкой победы. Настали иные времена, и лишь в горьких воспоминаниях осталось то время, когда король Франции определял (или только убеждал себя в том, что может это делать) политику пап, находящихся в Авиньоне почти на положении пленников. Отныне больше никакой опеки… Родственники, братья, племянники и даже дети используются в качестве козырной карты. Тщательно продуманные и взвешенные, заключаемые с большой помпой, с роскошным приданым, брачные союзы помогают вести очень тонкую дипломатическую игру. Александр VI Борджиа, не смущаясь, извлекал пользу из этих браков, а Юлий II делла Ровере без колебаний собирал внушительные отряды солдат, лично возглавлял их, правда, недолгое время, и вел против врага.

В силу всех этих причин римский двор, быть может, в большей степени по сравнению с французским и испанским, привлекает значительное количество иностранных политиков: здесь прочно обосновываются послы, часто приезжают с миссией проповедники. Они спешат сюда, только прослышав об избрании нового папы, чтобы поздравить его… и сразу обратиться к нему с рядом прошений. Они прибывают для того, чтобы разъяснить, обосновать позицию своих повелителей, снискать папскую благосклонность или хотя бы добиться снисходительного нейтралитета с его стороны. Для всех, начиная с могущественных монархов и кончая вассальными князьками и итальянскими коммунами во главе с венецианской и флорентийской, представительство в Риме с точки зрения дипломатического искусства превращается в настоятельную необходимость, предполагая большую помпу и значительные расходы. Рассчитывая на кардиналов-соотечественников, все располагаются в их дворцах. Одновременно, порой без видимых оснований, чтобы ничего не упустить, «аккредитуется» кто-нибудь при дворе — друг или подкупленный человек. Все внимание сосредоточено главным образом на посольствах. Здесь нужны люди, способные плести интриги, собирать информацию, постоянно представлять свежие сведения, а также те, кто умеет пустить пыль в глаза своей пышной свитой, выставленным напоказ богатством, дорогим платьем, многочисленными слугами и лошадьми. Они устраиваются кто как может. Например, венецианскому или флорентийскому посланнику, послу французского короля или императора приходится приложить немало сил, чтобы разместить весь свой двор надлежащим образом и с достаточным комфортом, во всяком случае, так, чтобы он находился не слишком далеко от резиденции папы, кардиналов, двора и трибунала.

В 1503 и 1504 годах, много месяцев спустя после конклава и избрания Юлия II, город все еще полон бесчисленными дипломатическими миссиями, в спешном порядке прибывшими воздать почести папе. Ощущается нехватка жилья и даже продуктов питания. Чтобы разместить всех дипломатов, необходимо выгнать семьи горожан из их домов; папа дает согласие на это. В конце концов устраиваются где только можно. Флорентийский посол Франческо Пепи, еще находясь в пути, шлет тревожные послания Никколо Макиавелли, который опередил его и один расположился на постоялом дворе. Пепи и хотел бы взять с собой только одного слугу, но «как быть, — пишет он, — ведь я прекрасно понимаю, что если я прибуду один, это будет равнозначно тому, что меня и вовсе не было?» И он берет с собой, «чтобы не оскорбить достоинство Республики», восьмерых конных слуг, двух лакеев, одного посыльного, интенданта, собственного сына, зятя и четырех знатных кавалеров из числа своих друзей, сопровождаемых слугами («…и все они, конечно, надеются устроиться со мной под одной крышей!»{4}).