Александр Кондратов - Сказки и легенды маори
Тафаки открыл глаза только на следующее утро.
— Есть около фаре высокое дерево? — сердито спросил он. — Принеси сюда и положи в огонь.
Жена нашла в кустах огромное бревно и притащила в дом.
— Не руби его, — приказал Тафаки. — Положи в огонь целиком.
Когда огонь начал лизать кору, он протянул руки над пламенем.
— Пусть мои дети пожрут твоих братьев, как огонь пожирает это дерево, — сказал Тафаки, и кровожадные отблески пламени заплясали у него в глазах. — Когда родится наш сын, мы назовем его Вахиероа, чтобы он не забыл наказ отца. Мы назовем его Вахиероа — Длинное Бревно.
Прошло несколько месяцев, и у Тафаки родился сын. Его назвали Вахиероа.
Тафаки созвал своих родных и своих воинов.
— В этой деревне живут коварные люди, — сказал он. — Давайте уведем наши семьи и построим новую па. Поднимемся на гору над этой деревней, туда, на самую вершину, куда падают последние лучи заходящего солнца. Не будем медлить, пойдем сейчас же, пока наши коварные враги прячутся у себя в фаре. Никто не осмелится задержать нас, а если осмелится, мы не пощадим тех, кто встанет на нашем пути.
Тафаки построил па на вершине горы. По утрам снизу можно было разглядеть ее наружную ограду и часовых на башнях. А ночью окрики дозорных разносились над лесистыми долинами и долетали до деревни на берегу моря, где праздно и беззаботно жили братья Хине. После ухода Тафаки у них будто гора с плеч свалилась, и даже ограда, которую они видели под самым небом, не нарушала их покоя.
Но Тафаки не знал покоя. Маленький Вахиероа, которого мать держала на руках, постоянно напоминал ему о мести. "К чему ждать, чтобы отомстил сын? — размышлял он. — Оскорбили меня, а не сына, значит, отомстить должен я, а не сын".
Тафаки было нетрудно это сделать, потому что он был наполовину человеком, а наполовину богом. Дедушка гром научил его управлять молнией. Тафаки был еще совсем молодым, когда кто-то случайно увидел, как он сбросил с себя плащ и завернулся в молнию.
И вот однажды Тафаки вскарабкался на самую вершину горы, где едва не доставал головой до облаков. Он поднял руки, воззвал к своим предкам, богам, и попросил их разверзнуть небеса и обрушить на землю потоки воды. Тяжелые черные тучи нависли над самой землей. Ветер затих, воцарилась тишина. И небеса разверзлись. Ручейки превратились в бурные потоки, рев стремительных рек заглушал грохот ливня. Спокойная гладь моря побелела от пены, а ненасытные реки катили и катили свои воды в море, и небольшие волны быстрее самого высокого прилива подбирались по песку к деревне, где убийцы корчились от страха под крышами своих фаре. Они видели, как вода подступила к высокой гряде, отделявшей песчаный берег от травянистого склона. Потом вода залила марае и забулькала вокруг их ног. Длинная изогнутая стена воды поднималась все выше и выше и, прежде чем они успели покинуть фаре, сомкнулась над резными фигурками текотеко и заглушила крики людей.
Облака уронили на землю последние капли дождя, и солнце вновь засияло над растерзанным миром, где лес стоял посреди бушующего моря. Сквозь пар, который поднимался от каждого намокшего дерева и холма, Тафаки видел, как вода медленно отступала от деревни у подножия горы. Вскоре над волнами показались фигурки текотеко с неизменной усмешкой на губах, но молчаливая вода сорвала с фаре крыши из пальмовых листьев и унесла их вместе с телами братьев жены. Только изъеденные водой каркасы домов остались там, где прежде жили коварные братья.
* * *
Вскоре после великого потопа Тафаки вспомнил о родителях, много лет назад похищенных понатури — странными созданиями, которые ночью спали на суше, а с первыми утренними лучами погружались на дно моря, потому что смертельно боялись солнца. Тафаки решил, что должен покинуть па и отыскать родителей.
Он взял с собой младшего брата Карихи, простился с домом на вершине горы и отправился на поиски. Никто не знал, где живут понатури.
— Наверное, они спят где-нибудь на берегу. Вряд ли у них хватит духа уйти далеко от моря, — сказал Тафаки брату. — Нужно искать их около воды.
Братья шли, и шли, и много раз спали под открытым небом. Их путь преградил горный хребет. Они поднялись наверх и оглядели длинную изогнутую полосу берега. В одном месте недалеко от воды они увидели огромный фаре. Поблизости не было никаких других строений, на берегу стоял только одинокий фаре, конек которого возвышался над соседним лесом.
— Дом понатури! — воскликнул Тафаки. — Наверняка дом понатури, потому что этих морских тварей очень много, и мы еще ни разу не видели дома, который мог бы вместить их всех.
Тафаки и Карихи смело шли по траве, подступавшей к песчаному берегу, потому что был полдень, а в такое время понатури прячутся в сумрачных долинах на дне океана. Когда братья подошли ближе, Тафаки спел старинную песню. Братья остановились и прислушались. Где-то под крышей дома тихонько постукивали кости. У Тафаки волосы встали дыбом, как шерсть у собаки.
— Это кости нашего отца, — сказал он Карихи. — Они стучат от радости, что мы пришли. Отец чувствует, что настал час отмщения.
— Конечно, это дом понатури, — сказал Карихи. — А вон на пороге стоит наша мать.
Старая женщина расплакалась, увидав сыновей. Она обняла их и, когда наконец успокоилась, сказала:
— Сейчас же возвращайтесь домой. Морские твари убили вашего отца, я не хочу, чтобы вы тоже погибли.
— Мы не вернемся домой, пока не отомстим за гибель отца, — решительно заявил Тафаки. — Мы слышали, как обрадовались его кости, не отговаривай нас.
— Вы не одолеете понатури, — печально сказала мать. — Уходите, пока не поздно.
Тогда заговорил Карихи:
— Мы не уйдем. Спрячь нас в фаре.
— Ничего из этого не получится, поверьте мне. Они увидят вас даже в темноте.
— Мы станем невидимыми, — сказал Карихи.
— Они все равно почувствуют запах людей.
— Посмотрим, — решительно заявил Тафаки. — А сейчас принимайся за дело.
Мать покорно кивнула. Она помогла сыновьям заткнуть дыры и щели в стенах фаре, и братья вскарабкались на крышу, где толстым слоем лежали пальмовые листья.
Настал вечер, первый понатури просунул голову в дверь, но Тафаки и Карихи уже успели спрятаться.
— Татау! — крикнул понатури. — Я чувствую запах человека!
— Ну что ты придумал, — откликнулась старая женщина. — Здесь никого нет, кроме меня, старухи.
Понатури не успокоили слова старухи. Но пока он обнюхивал стены, толпа его сородичей появилась на берегу и, отряхивая воду, устремилась в фаре. Морские твари улеглись на полу, и тот, кто обнюхивал фаре, лег вместе с остальными, потому что при таком скоплении понатури он уже не чувствовал запаха людей.
Медленно тянулись ночные часы, и все это время Татау сидела в темноте за дверью фаре. Время от времени старый понатури поднимал голову и кричал:
— Эй, Татау, Татау, эй! Скоро заря?
И Татау отвечала:
— Нет, нет, еще ночь, черная ночь. Еще ночь, спи крепко, спи!
Наконец пальцы зари засверкали в восточной части неба, и звезды побледнели, ослепленные их сиянием. Тафаки и Карихи встали рядом с матерью и прислушались. Кто-то крикнул:
— Эй, Татау, правда, скоро заря?
— Нет, нет, — ответила Татау, — еще ночь, черная ночь. Еще ночь, спи крепко, спи!
Наконец Ранги растянул свой дневной плащ во всю ширь с востока на запад, и над фаре засияло солнце. Тогда раздалось сразу несколько нетерпеливых голосов:
— Татау, Татау! Наверное, скоро заря. Еще не рассвело? Сыновья подали знак, и Татау крикнула:
— Да, рассвело!
Татау распахнула дверь и окно, а Тафаки и Карихи сломали тростниковые стены, чтобы солнечный свет затопил дом. Понатури вскочили на ноги, но солнечные лучи не дали им сделать ни шага — морские твари растаяли в воздухе, как туман. Ни один из понатури не уцелел. Спасся только лосось Канае: он пролез сквозь разрушенные стены и в несколько прыжков добрался до воды. Точно так он прыгает и сейчас, когда на реках встречаются водопады.
Братья осторожно сняли кости отца со стены и старательно завернули их. Потом они подожгли высокий дом понатури, а мать увели с собой. Поднявшись на гору, они оглянулись и увидели, как последние обгоревшие бревна падают на серую золу. Тонкий столб дыма — единственный памятник на могиле несметного полчища понатури — поднимался в небо.
* * *
Прошли годы, Тафаки остался один. Мать и жена ушли в Реингу, сын нашел себе жену. Но слава Тафаки все росла и росла и докатилась до небес. Дочь богов Хапаи, узнав о его великих подвигах, посмотрела однажды вниз из своего дома на небесах и загляделась на его сильные руки и ноги, на мускулы, которые бугрились под кожей, на яркую татуировку; ее прельстил огонь в глазах Тафаки, красивые черты его лица, уверенная походка и бесстрашные речи.
Хапаи спустилась с седьмого неба и осталась с Тафаки. В положенное время у них родилась дочь — дитя бессмертной матери и смертного отца. Они жили счастливо, пока однажды Тафаки не обронил о дочери несколько слов, которые не понравились его небесной подруге. Хапаи была непохожа на других женщин. Она схватила девочку на руки и поднялась над землей. Тафаки понял, что он наделал. Но Хапаи поднялась уже слишком высоко. На мгновение она задержалась на крыше возле фигурки текотеко и с тоской посмотрела на мужа.
