Наум Синдаловский - Петербургский фольклор с финско-шведским акцентом, или Почем фунт лиха в Северной столице
Между тем существует ещё одна, «шведская», версия происхождения знаменитого «Домика». Согласно ей, «Домик Петра I» не выстроен заново, а перевезён на Петербургскую сторону из поверженного Ниена. В доказательство приводится сравнение «аналогичной постройки» из шведской провинции Деларны, которое не оставляет «никаких сомнений», что «простая избушка, построенная в Ниене мастерами из Деларны, стала первым жилым домом в Петербурге». Далее идёт рассуждение о том, что «царь Пётр был практичным» и шведское строительное искусство представлялось ему «более удобным, комфортным и отвечало требованиям того времени».
Так или иначе, но 28 мая 1703 года Пётр I справил новоселье. В современных ей документах эта крестьянская с виду изба в две светлицы с низкими потолками называлась «красными хоромами». Царская изба, названная впоследствии, хотя и с большой буквы, но всё-таки Домиком, удостоилась поистине царских почестей. В 1723 году Д. Трезини построил над Домиком футляр-павильон с галереей. Это сделали по желанию самого Петра I, который хотел сохранить для потомков первый жилой дом Петербурга. При Екатерине II Домик накрыли каменным «чехлом», а в 1844 году архитектор Р. И. Кузьмин заменил старый чехол новым, сохранившимся до сих пор. Внутри этого своеобразного футляра хранится лодка-верейка, которую, по преданию, смастерил сам Пётр I.
Домик Петра I
Императрица Елизавета Петровна повелела открыть в Домике Петра I часовню. В центре иконостаса помещалась икона Христа Спасителя, которая всегда сопровождала Петра в военных походах. По преданию, её написали для отца Петра I, царя Алексея Михайловича, и она перешла к его сыну по наследству. Царственные особы из дома Романовых, городские вельможи, купцы и мещане Петербурга приходили поклониться чудотворному образу и помянуть в молитвах своих того, кто некогда положил начало городу. В XVIII веке выражение «идти к Спасителю» стало общеупотребительным. Особенной популярностью оно пользовалось у школьников, кадетов и студентов всех учебных заведений столицы. Считалось, что молитва перед образом Спасителя помогает успешно сдавать экзамены. Накануне экзаменационных сессий многие родители лично возили в Домик Петра Великого своих нерадивых чад. Пристань на перевозе через Неву у Летнего сада в народе так и называлась: «Пристань к Спасителю», а призывные крики вахтенного матроса: «К Спасителю за две копейки!» – слышались задолго до подхода к набережной.
Пётр I не просто любил свой домик. Он придавал ему глубокий символический смысл. Замечательный механик Андрей Нартов, лично знавший Петра I, впоследствии рассказывал, что император, возвращаясь однажды со строительства Петропавловской крепости и садясь в шлюпку, будто бы сказал, взглянув на свой домик: «От малой хижины возрастает город. Где прежде жили рыбаки, тут сооружается столица Петра. Всему время при помощи Божией».
Как мы видим, Петербург был заложен и застраивался первыми зданиями на правом берегу Невы. Однако уже через год он перешагнул Неву и начал развиваться на противоположном, левом берегу реки. Этому в немалой степени способствовали два обстоятельства: закладка Адмиралтейства, представлявшегося Петру одновременно и крепостью, и судостроительной верфью, и разбивка Летнего сада.
Летний сад, названный так не по времени года, как принято считать, а по однолетним цветам, так называемым летникам, которыми первоначально засаживали сад, разбили по инициативе и по личному указанию Петра I на месте старинной, ещё допетербургской усадьбы шведского майора Конау. Заразившись просветительскими идеями Готфрида Лейбница, Пётр хотел, чтобы Летний сад, как и Кунсткамера, служил просвещению. Историк и искусствовед Юрий Овсянников в книге «Доменико Трезини» со ссылкой на Якоба Штелина приводит любопытное предание, из которого, если верить фольклору, мы узнаём, что в устройстве Летнего сада принимал активное участие шведский садовник. Вот что говорит предание:
«Шведский садовник Шредер, отделывая прекрасный сад при Летнем дворце, между прочим, сделал две куртины, или небольшие парки, окружённые высокими шпалерами, с местами для сидений. Государь часто приходил смотреть его работу и, увидавши сии парки, тотчас вздумал сделать в сем увеселительном месте что-нибудь поучительное. Он приказал позвать садовника и сказал ему: „Я очень доволен твоею работою и изрядными украшениями. Однако не прогневайся, что прикажу тебе боковые куртины переделать. Я желал бы, чтобы люди, которые будут гулять здесь в саду, находили в нем что-нибудь поучительное. Как же нам это сделать?“ – „Я не знаю, как это иначе сделать, – отвечал садовник, – разве ваше величество прикажете разложить по местам книги, прикрывши их от дождя, чтобы гуляющие, садясь, могли их читать“. Государь смеялся сему предложению и сказал: „Ты почти угадал; однако читать книги в публичном саду неловко. Моя выдумка лучше. Я думаю поместить здесь изображения Езоповых басен“. <…> В каждом углу сделан был фонтан, представляющий какую-нибудь Езопову басню. <…> Все изображённые животные сделаны были по большей части в натуральной величине из свинца и позолочены. <…> Таких фонтанов сделано было более шестидесяти; при входе же поставлена свинцовая вызолоченная статуя горбатого Эзопа. <…> Государь приказал подле каждого фонтана поставить столб с белой жестью, на котором четким русским письмом написана была каждая басня с толкованием».
Летний сад. 1716 г.
О Корнелиусе Шредере известно немного. Умер в 1733 году, а создателем «лабиринта фонтанов» в Летнем саду в отечественном искусствоведении принято считать архитектора М. Г. Земцова. Но вот известный современный петербургский исследователь Виктор Коренцвит утверждает, что это по меньшей мере не точно. «Земцов, – пишет Коренцвит, – приступил к строительству водомётов лишь спустя несколько лет после того, как К. Шредер устроил лабиринт». И действительно, в архиве сохранился замечательный документ: прошение, поданное К. Шредером в 1728 году, о прибавке жалованья. Из него узнаем любопытные сведения: «Работал я, ваше императорское величество, с 1711 года при Санкт-Питербурхском Летнем доме при огородных делах садовником и был в науке у садовых мастеров у Яна Розена и Яна Шульца, а в прошлом [1]718 году по данному мне чертежу от блаженной и вечнодостойной памяти его императорскаго величества Петра Великаго, который чертеж прислан был из Франции, сделал я, нижайший, без указывания мастеров сад при Летнем доме, что называется Второй, который и ныне видим».
Рассказ о первом садовом мастере Летнего сада, шведе по происхождению Корнелиусе Шредере, было бы справедливо закончить напоминанием о подарке шведского короля Карла XIV Николаю I «в знак доброй воли после многочисленных войн между Россией и Швецией». Это – знаменитая порфировая ваза, установленная в южной части Летнего сада. Ваза была выполнена на шведской Эльфдальской королевской мануфактуре, основанной в 1714–1716 годах в городе Эльфдале. Здесь всё пронизано и объединено символикой: и Швеция, и годы основания фабрики, совпавшие с годами Северной войны; и «знак доброй воли после многочисленных войн».
Нелишне напомнить читателю, что в XVIII веке, в значительной степени благодаря тому, о чём мы говорили выше, южная часть Летнего сада именовалась «Шведским садом». Хотя напоминание о шведах легко обнаружить и в противоположной, северной части сада. Это монументальная скульптурная композиция «Мир и Победа», исполненная венецианским скульптором Пьетро Бараттой и установленная в 1725 году перед фасадом Летнего дворца Петра I. Скульптура представляет собой аллегорическое изображение Ништадтского мира и символизирует победу России над Швецией. Это легко прочитывается. Для этого достаточно взглянуть на одну из женских фигур, попирающую ногой поверженного шведского льва.
Наводнение в Петербурге. 1824 г.
Кстати, одновременно Баратта в числе других скульптурных произведений, присланных в Петербург, выполнил для украшения Летнего сада ещё одну беломраморную статую. Она известна под названием «Мир» и представляет собой женскую фигуру, у ног которой распластан укрощённый символ Швеции – лев. По восшествии на престол Павел I повелел перенести её из Летнего сада в Павловский парк. Скульптура до сих пор украшает композицию так называемых «Больших кругов» – участка, распланированного архитектором Винченцо Бренной в непосредственной близости к Павловскому дворцу.
Между тем к середине XVIII века количество скульптур в Летнем саду приближалось к 250. Остается только сожалеть, что большинство из них погибло в результате разрушительных наводнений 1777 и 1824 годов. Сохранилось только 89 скульптур, среди которых наиболее известна так называемая «Нимфа Летнего сада» – беломраморная Флора, выполненная в начале XVIII века неизвестным итальянским скульптором. К 1735 году, когда в Петербург приехал Якоб Штелин, в Летнем саду было устроено более 30 фонтанов, хотя в предании, отрывок из которого мы привели, упоминается о 60. К сожалению, все фонтаны погибли во время наводнения 1777 года. Впоследствии их решили вообще не восстанавливать.
