Петр Гуляр - Забытое королевство
Чуть дальше, в тибетском квартале, располагался первоклассный бар г-жи Хо, который считался местом для привилегированной публики — в том смысле, что сюда ходили в основном тибетские торговцы. Г-жа Хо владела одним из самых роскошных особняков в тибетской части города. Двое из ее сыновей жили в Лхасе, где заправляли процветающей экспортно-импортной фирмой. Самый младший сын еще учился в школе — это был глуповатый, нахальный юноша, вечно пристававший ко мне с бестактными вопросами. Супруг г-жи Хо, приземистый мужчина средних лет, проводил большую часть времени за курением опиума, так что в лавке его было практически не встретить. В основном хозяйке помогала ее румяная взрослая дочь, которую тоже звали А Ни-ся.
Сама г-жа Хо, дородная матрона средних лет, была полна веселья и любила пикантные шутки. Ее бар выглядел в точности так же, как у г-жи Ли, и держала она его главным образом для того, чтобы избежать скуки, — в дополнение к основному источнику доходов. Дом ее, один из самых больших в городе, включал в себя три раздельных дворика, аккуратно вымощенных каменными плитами и усаженных цветами и кустарниками в огромных фарфоровых горшках, установленных на резные пьедесталы. Весь дом украшала изнутри тончайшей работы резьба; в нем царила идеальная чистота, а интерьер был продуман до малейшей детали. К основному зданию примыкали просторные конюшни. Г-жа Хо взяла меня под свою опеку почти сразу же после моего приезда и впоследствии не раз помогала мне решать проблемы, с которыми я сталкивался. Ее сведениям можно было верить не в меньшей степени, чем словам г-жи Ли, но в отличие от этой почтенной пожилой дамы она обожала обсуждать скандалы и перемежала свои цветистые рассказы емкими комментариями в адрес действующих лиц, из-за чего я всегда покидал ее лавку, держась за разболевшиеся от смеха бока. Она осыпала меня подарками — я получал от нее то кусок ветчины, то кувшин особого вина, то молодую капусту, присланную из Атунцзе. Взамен я давал ее детям бесплатные врачебные советы и приносил ей ростки американских цветов или овощей, в особенности свеклы, хотя наси не любили использовать ее в готовке — по их словам, они предпочитали менее сладкие овощи. Однажды вечером А Ни-ся появилась в лавке с ярко-красными щеками, и я отметил, что она переборщила с румянами. Г-жа Хо объяснила, что это не румяна — А Ни-ся просто нашла новое применение для свекольного сока. Безумная мода распространилась по всему городу, и вскоре А Ни-ся и ее подружки стали выращивать свеклу не для еды, но ради ее косметических свойств.
Ходить к г-же Хо лучше всего было после ужина. В это время бар заполняли тибетские торговцы, останавливавшиеся у нее на постой. Она считала своей обязанностью представлять нас друг другу, и эти весьма приятные знакомства каждый раз выливались в разговоры до глубокой ночи. Время от времени подобострастные тибетские слуги приносили нам разнообразные закуски к вину. Однажды в баре появился лама из Тонгва — он путешествовал с большим караваном и множеством слуг-монахов. Масштабы его грубости соответствовали масштабам власти, которой он был облечен, и к тому же он оказался большим женолюбом. Его манеры повергали в шок даже свободомыслящих, непосредственных жителей Лицзяна, а девушки-паньцзиньмэй с визгом и смехом разбегались в притворном страхе, когда он бросался к ним в парке. Он даже строил глазки г-же Хо, когда мы с ним пили вино, чем вызвал у нее приступ хохота. Впоследствии я решил поддразнить А Ни-ся, предложив ей:
— Отчего бы тебе не выйти за него замуж? Стала бы аббатисой.
— Отчего бы вам не жениться на г-же Ли? — молниеносно отреагировала она.
Множество богатых караванов прибывало в дом г-жи Хо по рекомендации ее сына в Лхасе. Г-жа Хо учтиво и сердечно приветствовала купцов и отводила им просторные, удобные комнаты. Их лошадей и слуг размещали со всеми удобствами в том же здании. Остальные караванщики с лошадьми либо останавливались у соседей, если у тех находилось место, либо разбивали лагерь вдоль дороги, ведущей в нашу деревню. Так размещали и тех, кто прибывал позже, пока дом не заполнялся целиком. Однако никто не позволил бы купцам ютиться в тесноте: тибетцы любят простор, так что двое-трое купцов, как правило, получали в личное пользование сразу несколько комнат. Обилие дорогих предметов декора из серебра и меди, полированные жаровни, множество ценных ковров — все это было необходимо, чтобы тибетский купец не уронил своего достоинства и почувствовал себя как дома. Никак нельзя было обойтись и без вкусной еды, которую доставляли компаниям купцов непосредственно в их апартаменты. Слуги должны были решать вопрос своего пропитания сами.
Время от времени г-жа Хо устраивала для своих постояльцев-купцов настоящие пиры, на которые обычно приглашала и меня. Угощение заказывали на стороне, и оригинальностью оно не отличалось. Однако вскоре после окончания ужина приходили караванщики в сопровождении своих подруг, во дворе разжигали небольшой костер, а по углам расставляли небольшие столики с кувшинами белого вина и чашками. С песнями и хлопаньем в ладоши мужчины и женщины, задирая друг друга, весело пускались в пляс. Время от времени они подбадривали себя чашкой-другой вина. Чем больше танцоры пили, тем быстрее они плясали — до тех пор, пока все не сбивались с ритма, а танцы не переходили в открытый флирт. Подобные пляски устраивались во всех караванных лагерях, и ритмическое пение обрывками долетало до моих окон до самого рассвета.
Помимо караванщиков с их спонтанными танцами, иногда нас посещали и небольшие труппы артистов из народа кампа. В труппу входили две или три женщины и приблизительно столько же мужчин. Характерной их чертой были свисавшие с поясов нитки бус; они играли на однострунных скрипках, пипах (мандолинах), флейтах, тамбуринах и небольших барабанах. Артисты ходили из дома в дом и за небольшую плату — от пятидесяти центов до доллара — устраивали веселое представление, длившееся около получаса: играли, пели и кружились в танце. За более высокую плату они могли, если требовалось, бить в барабаны и танцевать хоть весь день напролет. Они проводили в Лицзяне месяц или два, в зависимости от того, насколько успешными выдавались гастроли, а затем двигались дальше. Их выступления отличались настоящим артистизмом.
Тибетские купцы, останавливавшиеся у г-жи Хо, не платили ни за постой, ни за еду, хотя обычно оставались в Лицзяне на месяц или два. Однако г-жа Хо получала комиссионные с продажи их товара — вероятно, от обеих сторон, — что вполне покрывало расходы на прием гостей. Раз или два в году какой-нибудь из ее сыновей сам приезжал из Лхасы с караваном. Товары либо продавались в Лицзяне, либо отправлялись с караваном в Сягуань. Но г-жа Хо их туда не сопровождала — лицзянские коммерсантши, как правило, не стремились расширять свое дело или ездить в такую даль.
В городе всегда вызывало фурор прибытие представителей одного известного матриархального племени, проживающего к северу от Лицзяна на расстоянии примерно семи дней караванного путешествия. Появление мужчин или женщин из этого племени на рынке или выход за покупками на Главную улицу неизменно сопровождались возмущенным перешептыванием, хихиканьем и воплями оскорбленной невинности со стороны женского населения Лицзяна — и скабрезными комментариями со стороны мужского. Проживало это племя в герцогствах Юннин, по другую сторону высшей точки изгиба Янцзы. Наси называли их лю си, а сами они именовали себя ли син. В их обществе царил полноценный матриархат. Имущество передавалось по наследству от матери к дочери. У каждой женщины имелось по нескольку мужей, а дети всегда жаловались: «У нас есть мама, но нет папы». Мужья матери именовались «дядями»; муж имел право находиться рядом с женой только до тех пор, пока он ее устраивал — в противном случае она могла без лишних церемоний его прогнать. В Юннине практиковалась свободная любовь, и все усилия женщин лю си были направлены на то, чтобы в дополнение к мужьям привлечь к себе как можно больше любовников. Когда через их земли проходил тибетский караван или другая группа путешественников, местные женщины собирались и тайно решали, где должен остановиться каждый из путников. Глава семьи повелевала своим мужьям удалиться и не возвращаться, пока их не позовут. Она и ее дочери готовили пир и развлекали гостя танцами. Затем старшая из женщин предлагала путнику сделать выбор между опытной зрелостью и неразумной молодостью.
Это было красивое племя — высокое, стройное, с хорошо сложенными телами и привлекательной внешностью. Они чем-то напоминали благородных и, но если и с их строгими, орлиными чертами больше походили на римлян, ли син скорее напоминали классический грече— ский тип — теплый, мягкий, с намного менее резкой внешностью и манерами. Подобно женщинам племени и, женщины племени ли син носили длинные пышные синие юбки, красные кушаки и черные жакеты из овчины или плащи, а также шляпы либо тюрбаны. Иногда они ходили и с непокрытой головой, причесанные на манер древних римлянок, с волосами, уложенными в сетку. С ярко накрашенными губами и глазами, они двигались по улице медленным, струящимся шагом, покачивая бедрами и бросая призывные взгляды на окружающих мужчин. Одного этого хватало, чтобы вызвать возмущение у наиболее простосердечных женщин наси. Но когда они прохаживались по улице, повиснув на шее у мужа или любовника, который обнимал их за талию, даже самые искушенные насийки видели в этом верх развязности и плевались либо нервно хихикали им вслед.
