Стать японцем - Александр Николаевич Мещеряков
Незнание человеком правил церемониального поведения превращало его в неполноценного члена общества. Исходным событием, которое привело в действие 47 ронинов в 1701 г., оказался отказ Кира Ёсинака, принадлежавшего к высшей бюрократии сёгунского двора в Эдо, посвятить молодого даймё княжества Ако по имени Асано Наганори в тонкости приема посланцев императора (по одной из версий, отказ был обусловлен тем, что Асано отказался дать взятку). В результате Асано не смог достойно исполнить данное ему поручение, допустил во время приема немало церемониальных промашек и «потерял лицо». Не в силах сдержать обиду и гнев, он напал на Ёсинака прямо в сёгунском дворце и ранил его. Обнажение меча в сёгунском замке квалифицировалось как тягчайшее преступление, и потому ему приказали покончить жизнь самоубийством, княжество отдали другому, так что его самураи остались без хозяина и превратились в ронинов. И тогда они решили отомстить за хозяина, долго и тщательно готовились и в результате убили Кира Ёсинака, доставив его голову на могилу Асано.
После долгих междоусобных войн мир и стабильность сделались всеобщим идеалом. И в его осуществлении огромную роль играли церемониальные нормы. Несколько преувеличивая, можно сказать, что тело было нужно прежде всего для того, чтобы соблюдать церемониальные нормы. Эти нормы считались признаком, который отличает человека от животного. Исида Байган писал: «Тот, кто соблюдает правила этикета [Рэй], является человеком. Тот, кто не соблюдает их, не является человеческим существом». Варвары характеризовались японцами как люди, у которых отсутствует церемо-ниальность. Поэтому европейские идеи нового времени о «человеке естественном» или же о «благородном дикаре» не могли быть рождены в японском обществе ни при каких обстоятельствах.
В своем трактате «Вадзоку додзёкун», посвященном воспитанию, Кайбара Экикэн писал: «Церемониальность — установление Неба-Земли, правило для человека. То есть церемониальность делает человека. Без церемониальное™ человек нр делается. Если человек не делается, он равен зверю. Поэтому с детских лет нужно почтительно следовать церемо-ниальности. Все действия человека подчиняются церемони-альности. Если есть церемониальность, любое дело осуществляется с легкостью, а сердце пребывает в порядке и покое. Если церемониальность отсутствует, возникают трудности, беспорядок, дела не делаются, сердце волнуется. Поэтому следует соблюдать церемониальность. С детских лет нужно объяснять ребенку правила гармонии и церемониальное™, правила, научающие тому, как стоять и как сидеть, как пить и как есть, как вести себя за вином и за чаем, как приветствовать другого».
Кайбара Экикэн полагал, что обучение телесному (церемониальному) поведению начинается с восьми лет. Оно включает в себя следующие навыки: как стоять и сидеть, как появляться в присутствии старшего и как покидать его, как говорить в присутствии старшего и гостя, как отвечать на их вопросы, как прислуживать им за столом, наливать вино и подавать (или принимать от старшего) чарку, еду и чай. Отдельно подчеркивается необходимость изучения чайной церемонии (видимо, потому, что все движения во время ее проведения отличаются крайней формализованностью). Телесные навыки подкрепляются теорией — «мудрый» воспитанник должен научить ребенка его месту в социуме: есть отец и мать, старшие братья, сестры, дядья и тетки, старшие по возрасту, которым надлежит беспрекословно повиноваться и служить39.
Будучи распространены на население всей страны, церемониально-этикетные нормы описывали (в пределе) все возможные ситуации, в которых человек (прежде всего самурай) вступает в контакт с другими людьми. Эти правила были направлены на избегание непредсказуемого поведения, закрепляли социальную иерархию («знание различий между высоким и низким и есть ритуал [церемониальность]»40), формулировали нормы общения и, таким образом, препятствовали генерированию непредсказуемых событий, то есть выступали в качестве своеобразного «замедлителя» истории.
Регламентация телесного поведения распространялась на все случаи жизни. Вот как школа Огасавара — одна из тех школ, которые занимались разработкой церемониального поведения, предлагала проводить осмотр отрубленной головы противника, которую самурай демонстрировал своему начальнику. Облаченный в доспехи и шлем военачальник находится в парадной зале, он сидит на расположенном на некотором возвышении складном стуле (употреблялся только в особых случаях), правой рукой он держится за рукоять меча так, чтобы клинок был обнажен на три суна (1 сун = 3,3 см) и смотрит левым глазом на приближающегося самурая, левая рука которого держит отрубленную голову за волосы. Приблизившись к начальнику на расстояние в 2—3 кэна (1 кэн = 182 см), самурай припадает на правое колено, приподнимает отрубленную голову за волосы и трижды показывает начальнику ее правую половину. После этого быстро возвращается на исходное место. Специально оговариваются также правила показа отрубленной головы конником. Для демонстрации отрубленной головы знатной персоны существовали свои особые правила41.
Голландцы, усвоившие, что нарушение церемониальных норм поведения является в Японии тяжким проступком, старались придерживаться местных установлений, чтобы не уронить своего статуса в глазах японцев. В 1806 г., во время нахождения голландской торговой миссии в Эдо, там разразился пожар, постоялый двор сгорел, и голландцам отвели место в резиденции одного из управителей Нагасаки. Главе (обер-гоопту) фактории Хендрику Дёффу (Hendrik Doeff, 1777—1835) досталась комната в глубине дома, предназначавшаяся для обладателей самого высокого положения. Некий местный чиновник, которому по долгу службы следовало поприветствовать голландца, не осмеливался войти в комнату, поскольку это не соответствовало его рангу, и он попросил голландца выйти в переднюю. Однако тот отвечал, что это, в свою очередь, не соответствует его положению, ибо именно он занимает самое престижное помещение. И тогда чиновнику ничего не оставалось делать, как войти в комнату и пасть на пол на расстоянии в две циновки от голландца42.
В иной обстановке японцы, считавшие голландцев «южными варварами» и своими данниками, никогда не приветствовали голландцев таким образом. Однако в данном случае (именно «случае», потому что Дёфф оказался в этой комнате стечением непредвиденных обстоятельств) чиновник не мог не пасть ниц, поскольку устройство помещения предполагало именно такое поведение.
Оба двора — императорский и сёгунский — придерживались мнения, что в придворные ритуалы и церемонии не должно вовлекаться слишком много людей. Возможность участвовать в придворных церемониях считалась важнейшей привилегией. Чем более тайным и невидимым для непосвященных был ритуал, тем большей действенностью он обладал. Это были церемонии для избранных. С их помощью правящая элита отделяла себя от населения остальной Японии. С течением времени сами сёгуны приобретали все больше церемониальных функций и все больше теряли функции распорядительные. Точно так же обстояло дело с фигурой императора еще до появления сёгунатов. Превалирование церемониальной функции «правителя» над распорядительной можно считать родовой чертой устройства власти в Японии. И это не
