Нина Молева - Тайны Федора Рокотова

Пребывание при малом дворе не давало в свое время П. И. Репнину сколько-нибудь прочного положения. На постоянную жизнь в столице он рассчитывать не мог, и только пожалование в 1755 году вместе с Б. А. Куракиным в действительные камергеры позволяет ему принять решение расстаться с московским гнездом. По всей вероятности, не последнюю роль сыграло здесь и желание оказать большую услугу фавориту. Свой дом П. И. Репнин продает Московскому университету. И. И. Шувалов был очень заинтересован в репнинском доме, большом, с большим земельным участком, к тому же расположенном в непосредственной близости к Кремлю и первому зданию университета, которое располагалось на скате Красной площади в сторону Охотного ряда. Этот дом, который видел в своих стенах всю рокотовскую семью и самого художника, вошел в главный корпус старого университета совершенно так же, как дом Е. Р. Дашковой в позднейшее здание Консерватории. М. Ф. Казаков, которому был заказан проект, предпочел, как обычно, использовать более раннюю постройку.

С продажей репнинского дома образуемому И. И. Шуваловым университету связана разгадка, каким образом и почему попали в собрание Академии художеств фамильные реликвии Репниных — портреты Ивана, Александра и Афанасия Борисовичей и их дяди Петра Александровича. От московского двора П. И. Репнин отказывался, древние портреты были очень громоздки для новых интерьеров, но могли доставить несомненное удовольствие фавориту, который в свою очередь обеспечил представителю громкой фамилии соответствующую его положению карьеру.

Имя Репниных — имя, вошедшее в первые страницы истории русской живописи. Они не были меценатами или художниками, но оказались в числе первых заказчиков собственно живописных портретов еще в первой половине XVII столетия. Сохранились и были представлены на выставке „Портрет петровского времени“ 1973 года большие холсты с изображением всех трех братьев. Но вот согласиться с включением их в круг произведений даже самой ранней Петровской эпохи было бы трудно, как и с утверждением, что Иван Борисович, представленный на полотне размером 2? 1,5 метра, написан в 1690-х годах русским художником.

Скончавшийся в 1697 году, И. Б. Репнин родился в 1615 году, и, следовательно, в период предполагаемого исполнения портрета ему было около восьмидесяти лет, тогда как художник пишет молодого мужчину с копной иссиня-черных густых волос и такой же смоляной бородой. Совершенно не соответствует моде петровских лет надетый на И. Б. Репнине шелковый зипун и охабень с горностаевым воротником, ошибочно называвшийся „одеждой типа ферезеи“. О распространенных в то время костюмах говорят многочисленные действительно относившиеся к 1690-м годам портреты так называемой Преображенской серии. Старинное же платье появляется исключительно среди маскарадных костюмов, и то со специального разрешения Петра I. Те же возражения вызывает платье и двух других Репниных: на Афанасии шелковый зипун и длинный до полу кафтан с серебряным галуном, на Александре кафтан и подбитая соболем шуба. До неузнаваемости успели измениться и фасоны обуви.

Но главное — ни Афанасия, ни Александра Репниных к концу столетия давно не было в живых. Они умерли — первый в конце 1640-х, второй — в 1653 году. Конечно, можно было бы предположить повторение более старых, некогда написанных оригиналов, если бы братья занимали при жизни сколько-нибудь значительные должности и оставили по себе какой-то след. Но о службе Александра неизвестно, по существу, ничего, а Афанасий изображен в платье, которое соответствовало положению рынды. Лишь позднее он поднялся по лестнице чинов до положения стольника царя Алексея Михайловича.

Очевидно, все репнинские портреты писались с натуры, и в истории семьи было время, когда подобный заказ все они могли сделать. Непосредственно перед опалой Б. А. Репнина, в момент расцвета его могущества, в Москву приезжает первый живописец Ганс Дитерс, иначе Детерс, или Детерсон. Принятый сразу на чрезвычайно высокое жалованье — в двенадцать раз больше годовых окладов царских жалованных иконописцев, щедро награжденный „за приезд“ серебряным ковшом, камкой, тафтой, сукном, Дитерс пишет в Москве множество заказных портретов. Так не его ли кисти принадлежат все репнинские портреты, поскольку семью вообще отличали прозападнические настроения, тяготение к западной культуре? К тому же в дальшейшем у младших братьев не было возможности позировать художникам — оба умерли в опальные годы. Что же касается их дяди. П. А. Репнина, то он умер и вовсе в 1643 году.

Нет свидетельств личного интереса П. И. Репнина к живописи, зато косвенные указания позволяют предположить, что связывала князя с Никитой Рокотовым музыка, — оба были увлеченными и, по всей вероятности, неплохими музыкантами. О способностях П. И. Репнина свидетельствует, в частности, то обстоятельство, что по возращении из испанской поездки он становится на протяжении последующих одиннадцати лет самым деятельным участником празднеств, которые устраивал П. Б. Шереметев. П. И. Репнин играл в любительском оркестре, где капельмейстером выступала баронесса Е. И. Черкасова, имя, говорившее о совершенно определенных связях и окружении князя. Отец музыкантши, „тайный секретарь кабинета“ Петра I, был сослан Анной Иоанновной и восстановлен в старой должности Елизаветой Петровной, которая возвела его к тому же в баронское достоинство. При этом И. А. Черкасов состоял в постоянной переписке с Никитой Паниным. Но даже общность увлечений, которая могла сдружить до известной степени помещика с его крепостным, не объясняла особого отношения к Рокотовым в семье Репниных.

По сравнению с другими многочисленными современниками П. И. Репнин представлялся добросердечным и справедливым помещиком. Во всяком случае, когда встал вопрос о продаже двух его деревень одному из Демидовых, крестьяне буквально „не дали себя продать“, умолив Репнина оставить их в его владении. Но значило ли подобное относительное благополучие, что П. И. Репнин отпускал крепостных налево и направо? Конечно, нет. П. И. Репнин — расчетливый и прижимистый хозяин, высчитывающий каждый грош прибыли. Об этом достаточно убедительно свидетельствует история с липецкими железными заводами, которые он получил в 1775 году от Елизаветы Петровны вместе с чином действительного камергера. К ним присоединились, скорее всего, не без участия И. И. Шувалова заводы боренские и козминские. Сумма, которую П. И. Репнин должен был за них выплатить казне, представлялась очень незначительной, тем не менее новый владелец прибегает ко всем видам хитростей, чтобы оттянуть расплату. Более того. Под предлогом разрушенного состояния заводов П. И. Репнин обращается с просьбой о большой ссуде для приведения их в порядок и, благодаря тому, что решение вопроса передается Александру Шувалову, получает эту ссуду медными деньгами. В 1750 году брат жены Репнина, Г. И. Головкин, женился на дочери А. И. Шувалова. Подобное родство имело для Шуваловых решающее значение.

П. И. Репнин сказочно богат. К той доле наследственных владений, которая была ему выделена еще при жизни отца, присоединяется отцовское, хотя и отягощенное большими долгами, наследство. В 1738 году к нему переходит состояние брата, а в 1741-м приданое жены, внучки знаменитого своей скупостью и способностью к обогащению канцлера Петра I Г. И. Головкина, Марфы Ивановны (по некоторым источникам — Марии Ивановны). И при этом П. И. Репнин всю жизнь хлопочет о все новых и новых источниках обогащения. Он добивается монополии на рубку заповедных лесов в Симбирской и Оренбургской губерниях, в ряде городов берет откупа на канцелярские и кабацкие сборы, устраивает по поручению Берг-коллегии свинцовые заводы в Финляндии и не отказывается от особенно выгодных поставок продовольствия для Главной Провиант-мейстерской конторы. Вольная, выданная совсем молодому крепостному, для такого человека означала определенный род связи с отпускаемым.

В репнинской семье существовала своеобразная традиция рождения многочисленных побочных детей. У двоюродного брата Петра Ивановича, фельдмаршала Н. В. Репнина, это знаменитый Адам Чарторыжский. Его мать — Изабелла Чарторыжская — известна не только своим литературно-политическим салоном, но и тем, что на руках привезла из Италии во дворец в Пулавах над Вислой „Даму с горностаем“ Леонардо да Винчи. С именами тех же двоюродных братьев связано происхождение известного просветителя И. П. Пнина. По одной версии, его отцом называли Петра Ивановича, по другой — фельдмаршала Репнина.

Какой ум слабый, униженный,Тебе дать имя червя смел?То раб несчастный, заключенный,Который чувствий не имел…

Ты царь земли — ты царь вселенной,Хотя никто в сравненьи с ней,Хотя ты прах один возженный,Но мыслию велик своей.

Когда-то направленная против Г. Р. Державина ода И. П. Пнина „Человек“ находила живейший отклик в передовых кругах зарождавшейся русской интеллигенции как продолжение радищевской проповеди против насилий, унижений и рабства. И. П. Пнин утверждал необходимость самого широкого просвещения, будучи убежден, что ни один просвещенный человек не смирится с цепями рабства. Свои взгляды он излагает в пользовавшейся исключительной популярностью книге „Опыт о просвещении относительно России“. Но если первое ее издание было пропущено, то второе подверглось цензурному запрету, причем цензор очень точно определял смысл проповеди автора, что он „с жаром и энтузиазмом жалуется на злосчастное состояние русских крестьян, коих собственность, свобода и даже жизнь находится в руках какого-нибудь капризного паши“. И. П. Пнин принимает самое деятельное участие в создании следовавшего радищевским заветам „Вольного общества любителей словесности, наук и художеств“, в составе которого оказываются сыновья А. Н. Радищева. Но при этом у него есть и особая, лично для него болезненная тема незаконнорожденных детей. По поводу их правового и материального положения он составляет поданную Александру I записку под названием „Вопль невинности“. Хотя сам И. П. Пнин имел все возможности, которые только предоставлялись побочным детям. Он заканчивает Московский Благородный пансион, занимается в Артиллерийском и Инженерном корпусе, служит в артиллерии, а затем в департаменте народного просвещения. В репнинской семье было принято заботиться о всех потомках, вне зависимости от „законного“ или „незаконного“ появления их на свет.