Ольга Аксютина - Панк-вирус в России
М: Что-то я не понимаю. Стереотип — это что такое?
О: Ну, клише. (Общий смех).
М: Ну, еще лучше. Ерунда-то какая-то.
О: Какие-то правила, нормы определенные…
М: Ну, какие нормы? Никаких норм, правил не должно быть.
О: Ну, панк-рок их и разрушает.
М: Да, а я что до этого говорил? (Общий смех). Может быть, я только думал об этом, но не говорил. Такие словечки… Условиями.
О: Что бы Вы хотели пожелать панкам и, вообще, читателям этой книги?
М: Счастья, здоровья. (Смеются). Меньше слушайте взрослых. Они жили своей жизнью, мы будем жить своей. Ставьте ирокезы, набивайте татуировки. Живите так, как душе угодно жить.
Интервью с группой "РАСТУЩЕЕ СОПРОТИВЛЕНИЕ"
г. Наро-Фоминск 21.02.1999
Панк-рок не умер!
Просто он так пахнет.
Ольга: Представьтесь, пожалуйста.
Леха: Я пытаюсь петь. Ты — бас.
Женя: Я барабанщик.
Мамонт: Я ритм, соло и прочие штучки.
О: Когда и при каких обстоятельствах образовалась наша группа?
Л: Не знаю. Я не помню.
Ж: 1992-й год что ли.
Л: Нет, 94-й что ли.
М: Зимой, в подвале.
О: При каких условиях?
М: Снег шел.
О: Откуда знали друг друга?
Л: Учились в одном классе. Я, вообще, на басе играл. И состав совершенно другой был. У Мамонта своя группа была — «Покос». Но потом у нас сформировался довольно стабильный состав: я, Женя, Мамонт. Менялись только басисты.
О: Как дальше развивалась история группы?
Л: Полуподвальная группа начала трансформироваться во что-то более серьезное. Появилось множество идей — музыкальных и интеллектуальных. (Посмеивается). Репетировали в ДК «Строитель», пока нас оттуда не поперли. Потом пошли на какие-то концерты, где мы играли в жопу пьяные. Короче, дрянь какая-то была в то время.
О: В данный момент что происходит в группе?
Л: Все поменялось. Состав поменялся. Песни сочиняем. Играем. Ты пришла.
О: Как вы понимаете панк-рок?
Л: Панк как что?
О: Как музыкальный стиль, например?
Л: А можно ли панк-рок назвать музыкой? Музыка — это такой термин, какой не подходит к панк-року. Я не знаю, как это объяснить, но это другое совсем.
О: Панк-рок — это явление скорее музыкальное или социальное?
Л: Антисоциальное, конечно… для кого-то… Панк-рок настроен против системы, против истеблишмента, поэтому он и антисоциален. А все остальные «музыканты» — все системники.
О: То есть, сердцевиной панка является бунт, протест, как это будет выражаться музыкально, это же не важно?
Л: Конечно. Это может выражаться даже не в музыке. Некоторые картины рисуют, другие стихи пишут — тоже панк.
О: А как этот протест и бунт могут выражаться?
Л: На сцене кривлянием (смеется)… Поведение отвратительное. Вызывающее. Провокационное.
О: Должен ли панк-рок нести опасность для общества?
Л: А он и несет.
О: Ну и что панки разрушили?
Л: Это же не распространяется на здания, на вещи. Это не тупое разрушение в физическом плане "destroy и мне все по фигу". Это распространяется на мозги на эстетику, сознание, мораль буржуазную.
О: И чего панк-рок добился?
Л: Он добился того, что его стали запрещать. Бороться с этим обществом отвратительным не так это легко.
О: То есть, панк — это такая зараза, которая проникает в умы людей и лишает их спокойствия, заставляет задумываться над жизнью.
Л: Видишь, ты сама можешь дать интервью (смеется).
О: Что я говорю за тебя, кстати?! Эпатаж какое значение имеет в панк-роке?
Л: Панк-рок, вообще, весь — это эпатаж.
О: Как это выражается?
Л: Внешне, например.
О: Ну, и кого ты сейчас чем-то таким удивишь? Тебе не кажется, что панк со своими помойками, ирокезами и прочим сам стал частью истеблишмента?
Л: Стал в какой-то мере. Но, по крайней мере, это был реальный вызов, когда все это начиналось. И для чопорной Англии середины 70-х и для тоталитарного СССР с начала 80-х. У нас и сажали за это, и в дурдом, и т. д. (Женя сидит в другом конце комнаты и тихонько сам с собой прикалывается — типа "всю Россию оккупировали"… Стоит хохот. Люди сбиваются смысли и гонят пургу.)
Л (продолжает): А сейчас панк-рок как и другие музыкальные направления, конечно, коммерциализировали. Кто-то продался, но кто-то остался.
Тем более, что сейчас мы попали в такую ситуацию… Если раньше все запрещали, то теперь все вроде бы можно, но опять же у нас нет условий, возможностей для создания такой мощной структуры "D.I.Y.", как на Западе. То есть, если ты хочешь донести свои мысли, идеи до людей, приходится идти на компромисс и заключать контракты с мажорскими или дурацкими лейблами. Да если они еще захотят выпускать такую некоммерческую музыку. Кто у нас в Москве может выпускать панк-группы? А на Западе — тысячи, сотни тысяч лейблов, которые выпускают исключительно панк-группы. То же самое и с "D.I.Y". Я хочу сказать, что у нас сейчас нужно или выпускаться на жирных лейблах или быть по-настоящему indi, D.I. Y-группой, сидеть у себя гараже (что мы и делаем), придумывать песни. Сейчас, я считаю, что у нас, особенно это заметно в центре — в Москве, в панк-роке абсолютная стагнация. Группы, которые существуют с начала 80-х не придумывают ничего нового, продолжают играть одно и то же, кто может (и хочет), усиленно лезет на экраны TV. Новообразовавшиеся группы играют, в большинстве своем, то же самое, причем музыку воруют не у западных команд, а у своих же — «Тараканов», «Пургена», и музыка получается даже не второсортной, а третье — и четверосортной (если можно так выразиться). Просто тошнит уже. Даже если есть какие-то идеи, то преподносятся они как-то по-детски что ли. А на концерты люди приходят побеситься просто. Панк-публика испорчена такими концертами, они слова в песнях слушать не будут. Но, опять же, я не слышал периферийные группы. Мне кажется, мегаполисы человека делают таким… со своим этим буржуйством, клубными тусовками и прочее. В центре народ провонял социумом.
О: Вы считаете себя периферийной группой?
Л: Да. Мне кажется, в центре все немного фальшивее. Потому что там деньги. Сейчас же панк-рок «успешно» переходит в коммерцию, даже у нас. Деньги — деньги — деньги — деньги. Хотя изначально это вообще все против денег. Я понимаю, ты купил себе более-менее приличные и инструменты — на концертах ты же на дерьме играть не будешь. Но чем больше денег, тем еще больше денег надо. Это может продолжаться до бесконечности — студии… продавать какие-то права. Когда есть свой лейбл — это, конечно, здорово. Но у нас в стране на таком уровне это, к сожалению, невозможно, и будет невозможно еще как минимум лет 10. Главное, не становиться рабом вещей, чтобы не было этого вещизма, понимаешь? Деньги — это ведь средство, а не цель.
О: Как ты относишься к анархии?
Л: Это, конечно, прекрасная идея, но это утопия. Потому что основана на идее свободы: общество без государства, чтобы на человека не давил никто. А я, вообще, лично за коммуны. Мне нравится, когда люди коммунами живут.
О: То есть, живя в обществе, пытаться жить своим сообществом?
Л: В безликом окружении быть всегда самим собой.
О: А ты считаешь, у нас коммуны возможны, ведь на Западе они давно существуют?
Л: На Западе… У них свобода в одном, может быть, а запреты в другом. У них тоже, видимо, система давит, у них тоже трущобы, у них тоже преступность. Мне кажется, они зашли в тупик. Мы-то хоть ищем какие-то новые пути, а Америка сама себя уже поела, они выделяют дерьмо и дерьмо едят. И этот средний класс, эта стабильность — вся эта прослойка отвратительная. И все люди, в основном, безразличные, на все наплевать, лишь бы у меня все хорошо было — моя частная собственность, личная неприкосновенность.
О: Против чего может быть направлен панк-рок в нашей стране сейчас?
Л: Против системы. И не обязательно политической. Против системы ценностей.
О: Ну, и какие у нас сейчас ценности? Ведь после развала СССР и прочих событий произошла полнейшая нивелировка ценностей, крушение идеалов, а новые еще не успели создать.
Л: Сейчас у нас одна ценность — деньги. Плевать — культура, искусство ценностями не являются уже давно. Только деньги, остальное не важно.
