Олег Буткевич - Красота
Тот, кому приходилось бывать в мастерской художника, мог наблюдать, как хозяин, эстетическое восприятие которого профессионально развито, ставя натюрморт или усаживая модель, вдруг начинает метаться по комнате в поисках «чего-нибудь красного», или «чего-нибудь желтого», или «чего-нибудь синего». Он бывает готов содрать с вас рубашку, если она покажется ему подходящей, он может испортить нужную в хозяйстве вещь, лишь бы положить необходимое цветовое пятно. Спросите его, почему он ищет именно этот цвет, нельзя ли заменить его другим. Художник посмотрит на вас, как на сумасшедшего, и, подведя к натюрморту, скажет: «Видите, вот тут не хватает красного пятна». — «Но почему же именно красного? Почему вы так думаете?» — «Я не думаю, я чувствую: красный и только красный!» И действительно, когда требуемый цвет будет положен на место, вы с удивлением заметите, что весь натюрморт начинает светиться, будто этот цвет, войдя в соприкосновение с другими, ранее холодными и мертвыми, вдруг заставил их ожить и заговорить в полную силу.
Может показаться, что указанная специфика эстетического восприятия не является только его спецификой, но составляет особенность всякого восприятия, возникающего, как известно, на базе ощущений, в процессе синтезирования и обобщения последних.
Однако это не так. Восприятие в его обычном (не эстетическом) смысле является живым созерцанием, формой непосредственного отражения в создании предметов и явлений действительности. Специфика такого восприятия — в преобразовании отдельных ощущений в картину вещного мира, который явился объектом восприятия. Оно отражает мир состоящим из целостных чувственно воспринимаемых предметов. Однако оно не фиксирует специально внимания на зрительно воспринимаемом взаимоотношении предметов, как и на соотношении отдельных частей предметов. Характерная черта эстетического восприятия, как мы видим, напротив, заключается в констатации взаимосвязей и отношений тех или иных явлений, предметов и процессов, в эмоциональной «квалификации» их как подходящих или неподходящих, согласующихся или несогласующихся, составляющих гармоничное целое или нет. Во всяком случае, на это указывает как наш личный опыт восприятия красоты, так и опыт мастеров искусства самых разных эпох, профессионально заинтересованных в данном вопросе.
В практической жизни мы, как правило, не выделяем эстетическое восприятие из восприятия вообще, так как для того, чтобы эстетически воспринять связи и отношения явлений, необходимо прежде всего осознать эти явления в виде реальной, взаимосвязанной картины, раскрываемой непосредственным созерцанием. Обыденное сознание не выделяет, например, эстетическое восприятие формы или цвета предметов из непосредственного их восприятия, удовлетворяясь лишь достаточно пассивными эстетическими ощущениями, как бы «сплавленными» с общей чувственной картиной действительности.
Но эстетическое восприятие художника, специально тренирующего свои эстетические способности, уже может в той или иной мере «нарушить» — если художнику это кажется необходимым — реальную предметность мира, сосредоточиваясь преимущественно на отношениях, на контрастах и сочетаниях цвета, формы и т. д.
Известен пример разговора с Делакруа. Когда одна дама сообщила последнему о том, что на приеме, где она присутствовала, встретились князь Меттерних и герцог Веллингтон и что их встреча была прекрасной темой для художника, Делакруа поклонился и ответил: «Мадам, для настоящего художника это было только красное пятно рядом с синим пятном...» Не существенно, насколько достоверен этот анекдот, но очевидно, что при профессиональной тренировке эстетическое восприятие художников становится способным, если это необходимо для его работы, фиксировать только цвета и их сочетания, только пропорции, только формы, их конструкцию и взаимоотношение, отвлекаясь временно от многосложного реального содержания мира. Собственно, формальная «кухня» художника, ищущего, например, цвет будущей картины или ее композиционное решение, есть не что иное, как такое зафиксированное отвлечение, где все богатство непосредственно воспринятого мира сводится к двум-трем мазкам краски, где лица изображаются как «пятно», а толпа людей — как черная полоса. То же самое представляют собой и «нашлепки» скульптора, в которых он стремится запечатлеть ощущение от взаимоотношения двух-трех «больших» форм позирующей модели.
Именно возможность подобного «отвлечения» лежит и в основе формальных поисков вообще, и в основе формалистических крайностей. Мы ставим здесь слово «отвлечение» в кавычках по той причине, что обычно под этим словом подразумевается чисто логическая операция, реализующая абстрагирующую способность мышления, тогда как в данном случае имеют место отражательные процессы совершенно иной природы, речь о чем будет ниже.
2. ИСТОЧНИК КРАСОТЫ
Коснувшись в самом первом приближении некоторых особенностей эстетического восприятия, мы оказываемся перед следующим вопросом. Почему различные вещи и явления, казалось бы не имеющие в своей чувственной определенности ничего общего, вызывают в нас одно и то же ощущение красоты? Мы далеко не всегда способны дать себе отчет в том, что именно и почему нам нравится в объекте эстетического восприятия, мы часто не сумеем найти никаких идентичных или хотя бы близких черт в различных явлениях, кажущихся нам красивыми.
Однако мы с полной убежденностью можем констатировать, что испытываем именно ощущение красоты, испытываем одно и то же совершенно особое радостное чувство при встрече с теми или иными объектами самого различного характера. Это ощущение мы всегда легко отличаем от множества других. Его сущность, несмотря на различие объекта восприятия (красота цвета, красота формы, красота движения, красота поступка, красота события, красота общественного устройства, красота мысли и т. д.), остается неизменной: мы воспринимаем именно красоту и испытываем при этом эстетическую радость.
Но одинаковое, а точнее, одно и то же ощущение (если исходить из материалистической идеи, что наши чувства раскрывают правильную картину мира) никак не может вызываться бесконечной чередой качественно различных причин. Возникновение идентичного чувства красоты при столкновении с совершенно различными явлениями может свидетельствовать лишь о наличии какого-то общего для всех этих явлений объективного качества. Однако в бесчисленном множестве явлений естественной и общественной жизни, во всем многообразии сочетаний цветов, форм, в поступках людей или событиях, возбуждающих в нас чувство красоты, казалось бы, немыслимо найти некое одно общее, непосредственно воспринимаемое, чувственно-конкретное качество. Мы не сумеем найти ничего похожего уже в элементарной чувственной конкретности цвета и формы, звука и движения, хотя и те, и другие, и третьи способны дать нам несомненное ощущение красоты.
Возникает единственное, по сути дела, возможное предположение: не воспринимаем ли мы эстетически какую-то всегда одну и ту же общую закономерность, своими различными гранями выступающую перед нами во всех разнообразных явлениях общественного и естественного порядка, представляющихся прекрасными? Не угадывает ли эстетическое восприятие во всех этих явлениях некую несравненно более глубокую общую сущность, пробуждающую в нас при их восприятии одно и то же ощущение красоты? (Подчеркнем, что эта глубинная закономерность ни в коем случае не может быть при этом объективно-эстетической, якобы существующей наряду с другими объективными формами бытия материи, как это утверждалось в приводимых выше рассуждениях искателей «объективно-эстетического ».)
Но, с другой стороны, можно ли предположить, будто эстетическое восприятие способно проникнуть глубже самых внешних связей чувственно воспринимаемых явлений действительности. Ведь оно, как это подтверждается многочисленными авторитетами, не оперирует всеобщими абстракциями, оставаясь непосредственным, всегда личным, субъективным переживанием. Кстати, именно из этого традиционного представления об эстетическом восприятии как о восприятии, не проникающем в сферу глубинных сущностей мироздания, как мы помним, исходят все те исследователи, которые считают «эстетическим в действительности» чувственно-конкретные качества последней.
Можно заметить, что мы снова оказываемся перед противоречием. С одной сторопы, эстетическое восприятие, видимо, не способно проникнуть глубже чувственной конкретности мира, и, следовательно, наше ощущение красоты — отражение внешних чувственно-конкретных качеств действительности, С другой стороны, одно и то же чувственно-конкретное, непосредственно воспринимаемое качество никак не может характеризовать одновременно и сочетание двух пятен масляной краски, нанесенных на грунтованный холст, и, скажем, динамическую гармоничность общественного устройства. Первое — явление естественное, второе — общественное; одно — очень просто и зрительно воспринимаемо, другое — чрезвычайно сложно и доступно в своей полноте только изощренному логическому анализу. Могут ли они характеризоваться одпим, общим для того и другого, чувственно воспринимаемым конкретным признаком?
