Валериан Плетнев - Культура и быт
Там, где фетишизм былого опыта господствует — отлагается и наиболее прочный быт. Фетишизируя вещи, навыки, приемы, обрядности, сознание сохраняет их, хотя бы была нарушена связь между социальной потребностью и той или иной бытовой формой. Даже, когда социальные потребности диктуют современное изменение навыков, приемов и обстановки — этот бытовой уклад ощущается, как могучий реакционный фактор, и нужны революции, чтобы его сломать. Быт — существующий не потому, что таких именно форм требует учет действительности и методы стройки этой действительности, а исключительно в силу инерции, в силу освящения авторитетом времени и социальной среды, представляет собою реакционнейший фетиш. Для диалектики живой действительности такой быт является глыбой, которую даже революциям не сразу удается взорвать, так он живуч в своей косности. Отложившиеся в сознании привычки, вкусы, взгляды, — одним словом, вся психология быта — тормозят введение новых организационных форм, диктуемых эволюцией и перемещением центров тяжести производственных взаимоотношений.
Сознание, созданное бытом, в свою очередь, становится фактором, отрицательно давящим на бытие. Сознание в этом случае пытается определять собою бытие. И, наоборот, если мы имели непрекращающееся изобретение наиболее совершенных форм, в которых человек располагает всю цепь своих повседневных дел, если эти формы строятся в строгом соответствии с производственной тенденцией, то мы имеем быт, утерявший свой косный элемент и усвоивший элемент становления, — имеем диалектически ощущаемое и строимое бытие. Класс-строитель, пролетариат, устанавливая новые общественно-экономические связи на основании строгого учета действительности, ища материалы и формы по всему горизонту пройденной человечеством истории и расценивая их с точки зрения классовой целесообразности, но отнюдь не фетишизированной традиции, — с таким же учетом должен подойти и к быту. И, если в предшествующие эпохи быт был укладом не только материальным, но и психологическим, если в быту накапливались в порядке традиции культурные установки и с особенной легкостью и прочностью оседали навыки, лежащие за пределами чисто производственной деятельности (воспроизводство — семья, авторитарные связи — религия, условные формы человеческого общения — обряды) и, наконец, если быт вне зависимости от целесообразности образующих его элементов ценился именно в меру своей прочности, инертности, нерушимости, то — в новом бытии, строимом пролетариатом —
1) Будет все сокращаться сфера бессознательного оседания форм.
2) Высокая экономизирующая роль автоматизации (социальных рефлексов) будет учтена; автоматизация форм, где надо, будет культивироваться, но с тем, однако, чтобы врастание привычек в сознание не тормозило замены этих привычек новыми, если таковые окажутся в новых условиях нецелесообразными.
Сам т. Троцкий оговаривается в своей статье, что в эпоху пролетарской диктатуры кору быта поминутно будут проламывать новые приемы и навыки. Это проламывание неизбежно должно будет стать перманентным. И, если это проламывание будет сознательно диктоваться, если быт будет взят в обработку и коре противопоставлена проламывающая ее новая, подвижная, более совершенная организационная форма, — то не является ли определенным фактом пролетарской культуры самый такой подход к быту, взятие его в сознательную переделку, — подход, которого не знали предшествующие нам эпохи?
Итак, для нас культура — строительство пролетарской боеспособности. В этом случае философия культуры (абстрактно-ретроспективная система оценок) сменяется социальной технологией, изучающей реакции той или иной социальной среды на изменение производственных взаимоотношений, установление и распад социальных связей, а равно и силу и характер стимулов, эти процессы обусловливающих. К социальной технологии примкнет социальная инженерия — наука, которая, пользуясь данными социальной технологии, поставит своею целью практическое изыскание и приспособление к конкретным условиям наиболее целесообразных форм социальных связей и классового действия. Быт, т.-е. устойчивые формы повседневного действования — будет в этом случае мыслиться как целевая установка, как сумма навыков и сноровок, приемов и организационных систем, начиная с распределения вещей и кончая распределением времени и манерой мыслить и чувствовать.
Такое вот статическое понимание культуры т. Троцким (да еще с оговоркой, что о культуре в развернутом виде можно говорить только при закате господствующего класса) не могло все же не внести спутанности в его суждения по поводу тех явлений, которые можно объединить под названием культурных тенденций пролетариата.
Дело в тех живых фактах социального строительства, которое проделывает пролетариат, в которых с осязательной убедительностью ежедневно прощупывает и совершенствует он орудия борьбы за свое завтра.
Мимо этих фактов и заключенной в них культурной тенденции т. Троцкий пройти не мог. Назвать их по совокупности пролетарской культурой ему не позволяло то определение «культуры вообще», которое он положил в основу своих статей. И вот тут-то, перед лицом фактов, т. Троцкий делает три отвода, обеспечивающих ему утверждение, что пролетарской культуры быть не может.
Эти отводы:
1. Культурничество.
2. Революционно-боевой порядок.
3. Окрашивание.
Культурничество — процесс сортировки и усвоения пролетариатом материалов и приемов, изобретенных классами-предшественниками, но получающих новое классовое назначение в руках пролетариата.
Революционно-боевой порядок — стройка новых организационных форм, обеспечивающих пролетариату политическую и экономическую бое и обороноспособность (сюда войдет и советское государство, и Красная Армия, и смычка и т. д.).
Окрашивание — есть обнажение пролетарской культурной тенденции по отношению к любым вещам-орудиям, выхватываемым из рук класса-врага. Нужно, однако, отличать окрашивание механическое. А оно сейчас особенно часто в таких пунктах надстройки, которые далее всего отодвинуты от экономической базы и обладают большой социальной инерцией, — искусство, этика, мораль. Окрашивание журнала приставкой «красный» только переодевает буржуазную эстетику в защитные цвета и обеспечивает ей санкцию в ее вреднейшей функции — воспитания пассивной созерцательности масс.
Но, ведь, явления, разнесенные по этим трем рубрикам, и характеризуют наличную оборудованность пролетариата, как класса завоевателя и класса организатора, т.-е. являются тем, что мы называем пролетарской культурой.
Понятно, что вынос этих трех явлений за скобки пролеткультуры оставил на месте пролетарской культуры круглый ноль.
Иначе и быть не могло.
Или прав тов. Троцкий в своем толковании термина культура, но тогда надо разнести по иным рубрикам наличные факты. Или же тов. Троцкий сделал ошибку, и тогда надо пересмотреть содержание термина культура в приложении к эпохе диктатуры пролетариата.
Терминология в эпоху резких переоценок очень коварная вещь, ибо термины обычно считаются всем понятными и обусловленными, а на деле разное их понимание вносит основной сумбур в споры. Если эти термины сохранять, то следует их пересмотреть и заполнить устойчивым, недвусмысленным содержанием. Но лучше их отбросить, ибо за старые термины цепляются и старые ассоциации. Не культурничество, а стройка пролетарской культуры, не подмена икон старого быта новыми (так обстоит дело с подстановками в ритуалах семейного и религиозного уклада), но стройка целесообразных форм повседневного бытия. Если нужна автоматизация, пусть она будет, поскольку без нее нельзя обойтись. Четкая формулировка классового назначения вещей, а в особенности идеологических построений — вот предпосылка культурного фронта, подобного фронту гражданской войны. На нем можно и должно маневрировать с наивысшей гибкостью. Не забывая, однако, основного: пролетариат — хозяин, и рачительный хозяин, всего, что сконструировано и до него; все это лежит перед ним сырым материалом, подлежащим разноске по графам его гроссбуха. И все, что в плане целевой продвижки он записывает себе в актив, есть его сила, есть его подлинная и неотъемлемая культура.
Ружья выдумала буржуазия. Ружьями она утверждала свое классовое господство. Но первый, кто научил ружье стрелять по буржуазии в руках солидаризировавшегося пролетариата, открыл новую классовую функцию того же ружья. Этот факт, несмотря на всю его отрицательность и разрушительность, был несомненным фактом пролетарской культуры.
Издания Всероссийского Пролеткульта
А. ЖУРНАЛЫ.
