Нескучная классика. Еще не всё - Сати Зарэевна Спивакова
С. С. Представила сейчас, как ваш муж Борис и дочка Ева обсуждают Малера, а вам, наверное, хочется врубить джаз. Где же у вас это было? Про Евку, Рюрика, джазовый ансамбль?
Д. Р. В таком стареньком-стареньком рассказе, написанном в возрасте, по-моему, шестнадцати или семнадцати лет. Назывался он “По субботам” и был опубликован в журнале “Юность”.
С. С. И героиню почему-то зовут Ева, как вашу дочь.
Д. Р. Да, я знала всегда, даже в шестнадцать лет, что у меня будет дочь и что я назову ее Евой. Такая вот привязанность к имени. Я вообще в своих привязанностях серьезный и довольно тяжелый человек.
С. С. Я совсем не люблю вопрос “над чем вы сейчас работаете?”.
Д. Р. А я с удовольствием на него отвечу. Сейчас я слушаю, как это ни смешно, пение русской канарейки.
С. С. Потому что следующий роман называется “Русская канарейка”.
Д. Р. Да, и это действительно завораживающе.
С. С. Вы просто включаете пение птиц?
Д. Р. Да, у меня есть диски. Я должна каким-то образом на бумаге передать пение канарейки, а это загадочная вещь. На Востоке для того, чтобы канарейка пела еще выразительнее, ей выкалывают глаза кусочком раскаленной проволоки. Я никогда бы этого не узнала, если бы не погрузилась в изучение этой отдельной великой вселенной. Это будет огромный роман, многопалубный, что называется, разливанный. Я о нем уже так много говорила, что даже мой муж не выдержал: “Помолчала бы ты, хотя бы из суеверия”. Так что пока не буду о нем, однако надеюсь, что через определенное количество времени приеду сюда с этим романом. Если будет на то воля, так сказать, провидения.
С. С. Кстати, вы вообще – человек суеверный?
Д. Р. Ну я же нормальная женщина, конечно, суеверная. Вспомните все музыкальные суеверия. Вы не клали домашнюю тапку на рояль, когда шли на экзамен?
С. С. Нет, этого не было. Это, видимо, какое-то неармянское музыкальное суеверие.
Д. Р. Ташкентское.
С. С. А мы садились на ноты. Если ты вдруг их уронил, то, где бы они ни упали, нужно на них сесть. Это суеверие, которое потом перешло в театральный институт.
Д. Р. Сейчас уже трудно сесть на пол: потом подниматься долго, мучительно, сначала вставая на карачки…
С. С. А супруг мой до сих пор садится, где бы ноты ни упали.
Д. Р. Правильно, потому что это его профессия.
С. С. Лев Толстой говорил: “Люблю музыку больше всех других искусств”. Петр Ильич Чайковский сравнивал Афанасия Фета с Бетховеном. Сегодня благодаря Дине Рубиной мы убедились, что связь литературы и музыки – особый союз.
Спасибо огромное, Дина, за то, что были моей гостьей. Мне лишь остается молить Всевышнего, чтобы музыкальные произведения продолжали вдохновлять вас на создание сочинений литературных.
Д. Р. Спасибо, дорогая, за эти слова.
Саундтрек
Л. ван Бетховен. Соната № 9.
Ж. Ибер. Арабески.
В.В. Купревич. Скерцино.
А. Вивальди. “Времена года”.
А. Брукнер. Симфонии.
Н.А. Римский-Корсаков. “Полет шмеля”.
Н. Паганини. “Пляска ведьм”.
Л. ван Бетховен. Соната № 6.
Дж. Гершвин. “Рапсодии в стиле блюз”.
Песня “Meu fado meu”.
Сергей Юрский
Перелом времени
“Моя дорогая, роскошная Сати! Славно, что встретились. Эта книга прощаний не должна быть чужой тебе. Володе поклон. Тебе – нежность. Сергей Юрский. 4 декабря 2011 года”. Такой автограф оставил мне Сергей Юрьевич Юрский на своей книге “Кого люблю, того тут нет” после съемок нашей программы…
…В день его похорон, стоя в маленькой церквушке и молясь за упокой его души, я просила прощения за то, что так редко последние годы с ним виделась. Хотя на самом-то деле непоправимый ущерб от редкости нашего общения нанесен мне – не ему. Как часто нам кажется: еще успеем поговорить, позвонить, написать – и бежим мимо, пока не стукнемся лбом о крышку очередного гроба! Остановимся, постоим, помолимся, поплачем и бежим дальше…
Нас познакомил мой муж, они с Юрским к моменту нашей женитьбы уже дружили. Сначала я очень смущалась того факта, что у меня на кухне сидит сам Юрский со своей неподражаемой улыбкой. Помню, как он ненадолго пришел преподавать в ГИТИС, но не на наш курс, и я издали наблюдала его – молодого еще, поджарого, натянутого, как струна. А вскоре мы стали видеться часто. По-мню лето, проведенное в Ялте. Юрский с Натальей Теняковой и маленькой дочкой Дашей отдыхали в Доме актера, мы с Володей – в гостинице “Ялта”. Обычно собирались у нас, как-то вечером они позвали к себе. Компания гуляла шумная и веселая, все разместились, тесно сбившись, на террасе номера. В самом номере спала Даша в обнимку с котенком. И вот Сергей Юрьевич рассказывает: “Летим послезавтра к Володе Меньшову на съемки. Такие странные роли у нас: играем стариков, мужа с женой! Да-да, стариков!” Я с трудом могла в это поверить, особенно глядя на загорелую, разрумянившуюся, смеющуюся Наташу. А Юрский продолжает: “А знаете, в чем парадокс? Я уже дней десять хожу с этим сценарием, учу, придумываю, этюды потихоньку пробую, а вот она… – и нежные искры из глаз в сторону жены, – ни разу даже сценарий не открыла, на пляже жарится, пьет вино и хохочет. А ведь прилетим на площадку – и она всё лучше всех сыграет!” Нам не дано предугадать… Кто мог подумать, что фильм, на съемки которого они улетали – “Любовь и голуби”, – войдет в историю русского кино, разлетится на цитаты и станет частью нашей жизни.
А еще я так и не успела за долгие годы сказать Сергею Юрьевичу, что его поэтические вечера – одно из самых ярких воспоминаний юности. Пастернак, прочитанный Юрским с только ему присущей ритмикой стиха, до сих пор звучит во мне, хоть и прошло больше тридцати лет. И с кем же еще имело смысл говорить о музыке слова, как не с ним!
Разговор 2012 года
САТИ СПИВАКОВА Как по-вашему, что все-таки сильнее воздействует на человеческую психофизику: музыка или слово?
СЕРГЕЙ ЮРСКИЙ Всегда и только – музыка. Именно поэтому с ней нужно быть осторожным. Я сын музыканта – моя мама была
