Сергей Эйзенштейн - Дисней

Думаю, что все же здесь дело, как и всегда, – «полустаночное» (полустанок) на эротике.

Ибо эротика – наиболее «дешевый» способ (и общедоступный) для достижения экстаза. И огонь, и Эрос ставятся в связь – вернее, должны были бы ставиться в связь не от непосредственности связи, но через единое общее третье: extasy as such[13]: в обоих есть формула – des groβen Mysteriums der Entstehung[14]. При полном отсутствии «причинной» связи обоих между собою или какой-либо генетической etc. Просто оба, как и многое другое, zielt in denselben Kern[15], и кажется, что имеют прямую связь.

Ту же ошибку делает Freud, когда толкует, что полеты во сне – признак половой неудовлетворенности, и отсюда якобы…

Экстаз есть ощущение и переживание первичной «всевозможности» – стихии «становления» – «плазматичности» бытия, из которого все может произойти.

При этом вне образа, без образа, вне предметности, а как чистое ощущение.

Для закрепления в себе этого ощущения человек ищет образ, какими-то чертами способный походить на это состояние и ощущение. С этим образом потом будет связано представление, словесное ощущение, передача, рассказ об этом состоянии.

Таким образом будут явления полиформальных возможностей: вечно изменяющиеся 1) облик огня (поэт Горький после пророка Моисея!), 2) плазматическая непостоянная форма, 3) вода (вода становится кулаком боксера), 4) облака (all four – все четыре – представлены у Disney’я), 5) музыка: но огонь для Горького – музыка!

Во многом здесь секрет очарования и музыки, ибо в ней образ не стабилен.

Возникающие образы – для всех различны (при отправной общности), в разных состояниях для < одного> слушающего различны, и ощущение многоразличности – одно из очарований.

Но как раз друг к другу – музыку к огню – приравнивает их и огнепоклонник Горький – < напомню >:

«Велико очарование волшебной силы огня. Я много наблюдал, как самозабвенно27 поддаются люди красоте злой игры28 этой силы, и сам не свободен от влияния ее. Разжечь костер – для меня всегда наслаждение, и я готов целые сутки так же ненасытно смотреть на огонь, как могу сутки, не уставая, слушать музыку…»29

Интересно, что то, что у первобытного – в поверье (Агни), у поэта (Горького) – в образах, у философа оказывается эмблемой, выражающей то же ощущение, ту же мысль, но через философское обобщение.

На этом сходятся три философа. Гераклит, Гегель, который говорит о Гераклите. И Ленин, который выписывает это место из книги Гегеля «Лекции по истории философии» (см.: «Философские тетради» (Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 29, с. 235)):

«По поводу того, что Гераклит считал процессом огонь, Гегель говорит: «Огонь есть физическое время; это абсолютное беспокойство»…»

Но что же такое время? (Там же):

«…Гераклит говорил: "время есть первая телесная сущность…"»

Ленин считает выражение телесная – «неловким», но-де время – «первая чувственная сущность»…

О времени же Гегель говорит (там же):

«Время есть чистое становление, как созерцаемое…»

Надо просмотреть Гегеля.

Надо просмотреть Гераклита.

Anyhow[16]:

…. огонь – процесс…

…. огонь есть физическое время…

…. время есть первая чувственная сущность…

…. время есть чистое становление…

There we are[17]: Огонь – образ становления, раскрывающийся в процессе.

«Абсолютное беспокойство» – есть, видимо, обозначение для лона становления «все-(омни). возможных явлений и форм».

Ergo: there is nothing on earth as attractive as this![18]

Энгельс par excellence[19]: он в динамике процесса становления видит всякое явление – и систему философии, и…пейзаж30. Ощущая единство всей системы мира так же остро, как поэт, соответствие или разницу ее множества. Отсюда – удивительная способность приравнения по этому признаку движения.

[Дрожь контура – это дрожь автора, <подобная > дрожи видимого в чистом виде.

Дальше – дериватив.

«Ритм» вашего переживания – «основа ритма» вашего построения.

(Мое «О строении вещей»31.)

Эти вырастающие шеи etc. Disney опять < использует > прямо и непосредственно.

Но еще одна черта – плазматичность формы как таковой.

Последующая стадия в метафоре – это метафора по форме и предметная метафора.

Здесь уже не проекция себя на предмет или с предмета на себя, но перенесение с предмета на предмет.

Но процесс не в «сопоставлениях» и «параллелизме», как пишет Веселовский32, но вновь по канонам чувственного мышления: по тождественности эмоционального (эффективного) восприятия от обоих и разных.

Так образуются «олень есть зерно» по признаку того, что оба питают (Леви-Брюль)33. Они же как таковые могут быть производными от движения. В таких случаях одинаковость двигательной схемы зрительного восприятия формы (или движения разных предметов) вызывает одинаковость восприятия движения, и по <принципу> pars pro toto ставится уравнительный знак между целыми явлениями, к которым они принадлежат.

Но самое интересное, конечно, – это «как бы возврат» к исходному положению на стадиях наиболее высоких.]

Со временем динамическая картина может усложняться, и целые системы мысли могут в сознании, достаточно всеобъемлющем и полном (т. е. в равной мере логическом и пралогически-образном), приводить к поразительным сравнениям на основе динамической картины.

Такими «синтетическими сознаниями» были классики марксизма, владевш<ие> живым синтезом обоих начал мышления в диалектике…

Звериный эпос34

Человек в образе – в форме животного.

Наиболее буквальное выражение всякой поэтизации, всякой формы: разница уровней между формой и с<одержанием>!

«Форма» животного – на шаг эволюционно назад по отношению к «содержанию» – человеку!

В психологии: «не буди во мне зверя» – т. е. комплекса раннего – это всегда имеет место.

Здесь – выведено на поверхность и в осязание!

<Ср.> Тотемизм и дарвинизм – происхождение от животных!

Тотемизм < проходит три стадии >.

Первейшая стадия:

единство человека и животного (эволюционное положение). Метемпсихозис «фактический» и учение о переселении душ35.

Вторая стадия:

единство человека и животного в тотемическом поверий.

Третья стадия:

сравнение человека с животным – метафорический ряд.

См. <ниже>: Веселовский (с. 193) – примеры из Гомера.

Disney в этом смысле на «гомерической» стадии: его звери метафоричны людям, т. е. обратны сравнению человека с животным. Это – пластические метафоры по существу.

Петух-боец есть пластическая метафора… петушащегося бойца. Взятая обратно и буквально. Дело, конечно, здесь еще глубже:

Боец сравниваем с петухом, ибо боксерство и как занятие, и как зрелище (принципиальной разницы нет: зритель содействует боксерам – noter[20] утомляемость зрелища бокса – мускульная, а не от напряжения внимания!) есть активность… «петушиного» уровня. Т. е. уровня животно-чувственного.

Сие последнее – «поединковое занятие» даже животного – отводимо, конечно, еще дальше вглубь:

это обогащенное первичное физиологическое, биологическое, магнитное и прочее <взаимное> воздействие противоположностей.

Комический прием «буквализации метафоры» покоится на архаизме отсутствия переноса и переносного смысла, т. е. дометафорной (метафора: пере-нос) стадии. (Почему эффект комический – см. в отдельном экскурсе).

Вторая стадия

«Сказка из Аннама (вероятно, китайского происхождения): однажды бездетный человек захотел съесть огромного угря, жившего в место слияния нескольких рек. К нему явился бонза и просил его не трогать угря. Видя, что убеждения его напрасны, бонза попросил дать ему поесть, прежде чем он уйдет, на что человек согласился. Когда он сварил угря, в нем оказалась пища, поданная бонзе. Тогда ему стало ясно, что бонза был не чем иным, как явлением угря…» (Веселовский. Историческая поэтика, с. 533).

[В специальной литературе особенно популярен на эту тему пример одного из индейских племен Северной Бразилии.

Индейцы этого племени бороро, например, утверждают, что они, будучи людьми, в то же самое время являются и особым видом распространенных в Бразилии красных попугаев. Причем под этим они отнюдь не имеют в виду, что они после смерти превратятся в этих птиц или что в прошлом их предки были таковыми. Категорически нет. Они прямо утверждают, что они есть в действительности эти самые птицы. И дело здесь идет не о сходстве имен или родственности, а имеется в виду полная одновременная идентичность обоих.]36