Яков Боровой - Король безнравственности
Могущество Хефнера было особенно упрочено появлением на американской сцене плейбой-клабов (сеть клубов, созданных концерном). Первый из них был открыт в родном городе издателя «Плейбоя» — Чикаго 29 февраля 1960 года. Церемония открытия плейбой-клабов всегда сопровождалась большой помпой: на место приезжал Хефнер, под аплодисменты местных снобов разрезал ленточку, а официальные лица (так было, например, в Новом Орлеане) вручали «великому мыслителю XX века» символические ключи от города.
Плейбой-клабы стали могучей рекламой журнала.
Но не только в этом дело. Главное — прибыли от этих клубов уже к концу 1961 года превзошли доходы, получаемые от самого журнала. Теперь, по выражению Хефнера, «хвост зачастую обгонял собаку».
Как и водится в мире капитала, началась экспансия за границу. В 1967 году появился первый заграничный плейбой-клаб в столице Великобритании. В этой связи американский журнал «Тайм» писал: «Со скоростью размножения плодовитых австралийских кроликов, в городах Соединенных Штатов, Англии, Западной Германии возникают ночные притоны, плейбой-клабы», где посетителей обслуживают девушки, одетые в костюмы (если их можно назвать костюмами) кроликов.
Еще в 60-е годы Хефнер выдумал «банниз» — «кроликов». Это были симпатичные девушки в переливающихся купальниках, к которым крепился кроличий хвостик. В некоторых клубах, например в Филадельфии, «банниз» были лишены и этого куцего наряда.
Вся пропагандистская мощь журнала теперь была направлена на то, чтобы убедить читателей «Плейбоя» в том, что им абсолютно необходимо посещать подобные заведения. Из номера в номер журнал призывал (вновь занимаясь откровенной лестью по отношению к читателю): «Читайте наш журнал — и вы освободитесь от ненужных комплексов. Вступайте в плейбой-клаб — и вы будете счастливы, окружены девушками с обложек журнала и такими же, как вы сами, модными молодыми людьми».
По меткому выражению профессора Аллена Джорджа Мура из духовной семинарии Клермонта в Калифорнии, для плейбоев, почитавших журнал в качестве своей новоявленной библии, плейбой-клабы стали местом паломничества, где они регулярно и с полным самоотрешением исполняли свои ритуалы, предписанные им их мессией — Хефнером.
Увлечение было настолько сильным, что в начале 70-х годов клубы, расположенные в различных городах Соединенных Штатов, Англии, Западной Германии и на Ямайке, приносили Хефнеру ежегодно доход в 20 миллионов долларов. Эти заведения посещало, по данным прессы, более полумиллиона человек в год.
Отбором «кроликов» (а их насчитывалось в лучшие годы империи до 1000 человек) ведал лично Хефнер. Он имел собственные критерии отбора: в «кролики» годились только те «молодые, пышущие здоровьем существа женского пола, которые не страдали никакими комплексами или избытком интеллекта». Хефнер настойчиво убеждал всех женщин, что стать «кроликом» — большая честь, которой далеко не всякая, пускай даже красавица, может быть удостоена. Он серьезно заявлял, что если бы к нему обратились с просьбой о найме такие всемирно известные кинозвезды, как Джин Моро, Грета Гарбо или Софи Лорен, то они непременно получили бы отказ. Им, по мнению «властителя дум», помешали бы в работе «всевозможные комплексы и излишняя интелектуальность».
Выбранные в «банниз» девушки должны были безошибочно определять 143 разновидности вина, 31 сорт виски и 16 сортов коньяка. В инструкции, написанной для «банниз», черным по белому записано: «Всегда помните, что вашим самым главным достоинством является кроличий хвостик. Он всегда должен быть белоснежно белым и пушистым!» Новые гейши середины XX века должны развлекать гостей беседами, приносить им напитки, танцевать с посетителями. Никакой иной близости с мужчинами не предусматривается. Недаром на стенах всех плейбой-клабов висят суровые предупреждения: «Смотри, но не касайся!» Особенно жестоко караются встречи «банниз» с посетителями. Шеф не жалеет денег, чтобы это «основополагающее правило» неуклонно соблюдалось. Так поддерживается имидж: низкопробные заведения рекламируются как вполне респектабельные места отдыха для вполне респектабельных членов общества.
Как спортивные машины, дорогие марочные коньяки и стереомагнитофоны высшего качества, «банниз» всего лишь еще одна принадлежность империи «Плейбой». Они призваны стать частью мира сладкой жизни, который существовал лишь в воображении посетителей.
Разумеется, в Америке есть лица, которые пытаются бороться с разрастанием притонов, закамуфлированных под респектабельные заведения. Они прекрасно осознают, что плейбой-клабы, как, впрочем, и сам журнал, старательно уводят молодежь в атмосферу вседозволенности. Но тягаться с ними им явно не по силам.
Однажды некий Бернард О'Коннел, нью-йоркский городской комиссар по выдаче лицензий, отказал Хефнеру в разрешении на открытие очередного плейбой- клаба. Хозяин империи незамедлительно подал на строптивого полицейского в суд штата и, разумеется, дело выиграл. Притон на Бродвее был открыт, а Бернарду О'Коннелу было строго указано на… превышение власти! По-другому и не могло быть. Выступление против плейбой-клабов рассматривалось как покушение на святая святых — на свободную инициативу.
Миф о преуспевании плейбой-клабов и в целом империи «Плейбоя» усиленно поддерживается и самим «властителем дум» и средствами массовой коммуникации Запада. Немало слов потрачено «Плейбоем» и на создание мифа о том, как хорошо и дружно, безо всяких проблем, дрязг и скандалов живут те девушки, которым посчастливилось попасть в число избранниц Хефнера.
Однако на самом деле для «банниз» — реальных, живых! — служащих империи «Плейбоя» — жизнь отнюдь не представляется розовой сказочкой. Одно дело — разрекламированная во всех журналах судьба Мэри Уоррэн, любимой «банни» Хью Хефнера, которая всегда и всюду появлялась рядом с шефом, попивая, как и он, его любимую пепси-колу и заедая ее жареной кукурузой; она действительно сумела скопить капиталец и прожить так, как ей хотелось. Или судьба другой «банни» — Сары Лоундс, которая смогла выйти замуж (правда, ненадолго) за кумира американской молодежи, джазового певца Боба Дилана. Некоторые «банниз» сумели, благодаря плейбой-клабам, стать модельершами или пристроиться в Голливуде. Но таких девушек — единицы.
Стареющий плейбой прощается со своей возлюбленной. «Прости, дорогая, — говорит он, — из-за инфляции я больше не могу позволить себе вести такой образ жизни, к которому мы с тобой привыкли».
Совсем иное дело — судьба большинства «банниз».
Что остается им? Утомительная работа по ночам под присмотром управляющего клубом, боязнь того, что кроличий хвостик, не дай бог, запачкается. «Банниз» не имеют права плохо выглядеть, уставать, перепутать какой-то напиток… За любое отклонение от постулатов инструкции девушки серьезно караются. Практически они не имеют права — ни при каких обстоятельствах, пока работают у Хефнера — обзаводиться семьей.
Так что, если отбросить весь этот ореол псевдокрасивой и беззаботной жизни, остается правда: «банниз» — обычные девушки, зарабатывающие свой нелегкий хлеб в сфере развлечений. Им приходится зачастую прибегать к отнюдь не эфемерным, а вполне реальным методам борьбы за свои права, вплоть до забастовок, хотя подобное поведение, возможно, не совсем гармонирует с их беззащитным кроличьим нарядом.
…Кролик как символ «Плейбоя», милый кролик, ставший, по мнению американской прессы, «одним из наиболее известных символов торговых корпораций в США», сопровождал истого плейбоя все время. На всем, что плейбой носил, читал, видел или слушал, чем пользовался в быту или за стенами дома, красовался все тот же фирменный знак. Костюмы свои он шил только в ателье под названием «Плейбой модэл эдженси», шел смотреть кино в «Плейбой-театр», слушать музыку — в «Плейбой-диско», если что-нибудь и читал, то это была продукция, выпущенная издательством «Плейбой-пресс».
Когда вечерами он встречался с девушкой, она как две капли воды была похожа на тех, чьи фотографии он видел в «Плейбое». И если бы хоть на миг можно было узнать его мысли, они наверняка были бы проштампованы: «Проверено «Плейбоем».
«В моем деле я — король!»
Итак, в истории Вселенной наступил тот памятный момент, о котором журналист Том Уолф с иронией написал: «В центре нашего (читай: капиталистического. — Я. Б.) мира находится Хью Хефнер. Центр его вращающейся кровати — центр мира». Элегантный особняк в Чикаго, прозванный «новым вариантом рая», «диснейлэндом для взрослых», щедро дарил многочисленные удовольствия плейбоям высшего полета. Деньги на их угощение и развлечения Хефнер не жалел. Он и тут все предусмотрел: стиль жизни обитателей особняка стал не только живой рекламой предприятия Хефнера, не только своеобразной витриной сладкой жизни, но и эталоном для плейбоев.
