Уткин - Вторая Мировая война
В эти дни, в конце 1942 года, Ленинградский и Волховский фронты получили задание приложить все силы для снятия с Ленинграда катастрофической блокады. Мы видим, как Ставка и генштаб начинают мыслить и действовать масштабно, причем с глубокой убежденностью в необратимость свершающегося поворота мировых судеб. Судите сами: в Москве замысливают практически одновременно освободить Ленинград, извести группировку Паулюса, осуществить решающее движение в направлении Донбасса, освободить Курск и Харьков, изгнать немцев из предгорий Кавказа и начать общее освобождение оккупированных немцами территорий. В Москве пришли к выводу, что на конец 1942 года уже уничтоженными оказались не менее двадцати пяти процентов германских войск на юге Советского Союза. Ударный авангард вермахта - 6-я армия находится в плотном кольце. 8-я итальянская армия, как и 3-я и 4-я румынские армии - сокрушены. Теперь шанс одержать общую победу на юге казался определенно реальным. 29 декабря 1942 года командующему Закавказским фронтом Тюленеву было приказано принять участие в окружении группы армий «А» посредством наступления на Краснодар-Тихорецк, в то время как переименованный в Южный (бывший Сталинградский) фронт, силами 51-й и 28-й армий двигался на Сальск - Тихорецк. Затем - совместный штурм Ростова. Черноморский флот отвечал за Тамань; его задача - перекрыть пути отступления германской группы армий «А». 7 января Василевский был послан, чтобы ускорить начало наступления и координировать его ход.
Конец «Кольца»
В последние дни 1942 года Ставка выделила для «Сатурна» несколько боевых частей, но для полумиллиона советских солдат главной задачей жизни было держать все стороны сталинградского кольца наглухо закрытыми. Превосходство советских войск было два к одному. За два часа до наступления нового, 1943 года советская артиллерия поздравила узников сталинградского котла. Накануне, наблюдая сверху, с волжских круч, немцы видели, как десятки грузовиков пересекают Волгу, и у них не было иллюзий относительно того, что везут эти грузовики. Советские защитники города оделись в белый камуфляж. Запах американской тушенки был почти слышен. Запас снарядов был теперь таким, что пушки палили даже по одиночным немецким фигурам. В войска, расположенные в городе, приехали актеры и певцы. Настроение было таково, что некоторые актеры шли выступать прямо в окопы.
Окружающее, несмотря на прикрытость снежным покровом, не могло не поражать. Человеческая фантазия неспособна создать картину замершего ада. В частности, повсюду на противоположной стороне лежали скелеты обглоданных до костей лошадей - признак голода противника.
Сверхъестественные головные уборы немцев вносили некий трагикомический элемент. Никто уже не кричал «рус, буль-буль», хотя истерического проявления чувства юмора и трагизма было предостаточно. Немецкая сторона, в основном, молчала, и советской стороне фронта приходилось «работать за обоих», тем более, что специалисты по психологической войне верили в ослабляющее упорство и решимость воздействия музыки.
Через громкоговорители музыка, пролетая над затихшим фронтом, безжалостно проникала в немецкие окопы и нация меломанов замолкала.
Наступление Нового года неизбежно было связано с боем часов Спасской башни. С слабым звуком кремлевских курантов раздались выстрелы, запуски ракет, пулеметные очереди.
Позади был неимоверно тяжелый год. Наша многострадальная родина знала тяжкие времена, но этот год был особенным. Временами надежда почти оставляла огромную русскую землю, великий Советский Союз. И она бы оставила ее определенно, если бы не те, кто не дошел до переката, кто не увидел зари. Они полегли во мгле, не видя еще зари своего отечества, но они никогда не ушли бы так спокойно, если бы не знали, что она взойдет.
Весь мир испытал потрясение. В Сан-Франциско одна из газет написала в эти дни: «Доблесть русского народа, его умение умирать - это исконное свойство русских людей». Разведывательная служба США представила президенту Рузвельту такой вывод из прошедшего года:
«История свидетельствует о том, что Россия непобедима».
Гитлер, чей фанатизм завел 6-ю армию к пределам Европы и оставил ее там умирать, поздравил своих солдат, обращаясь к Паулюсу: «Вам и вашей армии я шлю от имени всего населения Германии мои самые теплые новогодние пожелания. Я осведомлен о тяжести павшей на вас ответственности. Героизм ваших войск оценен всеми… Германский вермахт использует всю свою силу, чтобы освободить защитников Сталинграда и превратить их долгое ожидание в высшее достижение германской военной истории». Слушая все это, немецкие солдаты в котле доедали собак. В Новочеркасске мрачный Манштейн смотрел на окружающих почти виновато. Он не оправдал надежд, а объяснять ограничивающие его маневр причины он не мог. В любом случае судьба 6-й армии была решена.
Но не только провал на Мышковой угнетал фельдмаршала. В предгорьях Кавказа стояла группа армий «А» - 1-я танковая и 17-я армии. Если русским действительно удастся дойти до Ростова, то их судьба будет незавидна. «Сатурн» был виден, его контуры обрисовались в ударе по итальянцам, в напряженном движении к юго-западу. Только 29-го декабря Гитлер разрешил отвести 1-ю танковую ближе к местам, где решалась их судьба. Теперь эти танки шли на север, прикрывая собой Ростов.
На южной и западной границе сталинградского котла на виду у немцев собирались ударные советские части. Сотни танков Т-34 рычали моторами, грузовики везли солдат в пункты сбора. Видны были артиллерийские орудия и «Катюши». Вдали были видны силуэты 210-миллиметровых осадных гаубиц. Немцы почти не стреляли: последний боекомплект был оставлен для решающего боя. Но более сильным оружием, чем орудия самого большого калибра, были огромные полевые кухни. Когда ветер дул в немецкую сторону, солдаты вермахта просто рвались в бой.
В Москве пришли к выводу, что наступил час решать судьбу окруженных войск. Лучший артиллерист страны - генерал Воронов - прибыл на сталинградские позиции. Он размышлял, как разместить артиллерию.
Согласно его предложению, на двенадцатикилометровой полосе были установлены семь тысяч орудий, целью которых было перебить хребет окруженной армии. К Чуйкову в его сталинградский штаб прибыл командующий фронтом Рокоссовский и, сидя на земляном приступке, объяснил, что сковывающей семь дивизий 62-й армии придется еще раз потрудиться. Предполагалось одновременное наступление с запада, севера и юга. Задачей 62-й армии было «отвлечь на себя максимально большее число немецких дивизий, не допустить их до Волги, если они попытаются прорвать кольцо окружения в этом направлении». Рокоссовский спросил, по силам ли задача? Начальник штаба генерал Крылов, воплощение русского спокойствия, ответил: «На протяжении лета и осени все силы Паулюса не смогли сбросить нас к Волге, а теперь голодные и замерзшие немцы не сдвинут нас даже на шесть шагов к востоку». Это не была бравада. Крылов знал, что говорил.
Ударные отряды 62-й армии начали выбивать немцев из городских подвалов. Немцы тем временем начали формировать боевые части из «подсобников» - писарей, интендантов, поваров, механиков и прочего вспомогательного состава армии. Без всякого энтузиазма эти новички прямого боя вышагивали на дне приволжских балок под руководством германских фельдфебелей, признанных мастеров армейской рутины.
Несколько факторов лишали «новобранцев» энтузиазма. Речь шла не о принципиальной тупости муштры, а о том, что их учили завтра броситься на советские пулеметы в условиях, когда у них, оголодавших и деморализованных, не было никакого шанса приблизиться к этим пулеметам. Да и вопрос стоял, собственно, не о неких боях, сражениях и битвах, а о выборе между гибелью и пленением.
Немецкого солдата учили презирать вражескую пропаганду, и сонм листовок, обрушившийся на них в Сталинграде, прежде не пользовался успехом. Немцы равным образом скептически относились к немецким голосам, призывающим в громкоговорители сдаться. Но ускользавшее прежде внимание, теперь, напротив, жадно слушало немецкую речь.
Неведомый голос говорил вещи, которые трудно было отрицать. «Каждые семь секунд в России умирает один немец. Сталинград превращается в массовую могилу». Отринуть все это голодному немецкому солдату, который не видел, чтобы его спасали, становилось все труднее. Со временем советские пропагандисты узнавали (через появившихся перебежчиков) даже имена командиров германских батальонов и рот.
«Немецкие солдаты, бросайте ваше оружие. Продолжать не имеет смысла.
Все, что вам говорит ваш «супер-фашист» командир - неправда. Однажды и он поймет это».
А в Питомнике, главном аэропорту группировки, впервые лежали незахороненные трупы, а врачи не имели уже прежней власти над подбором эвакуирующихся - пассажиров редких теперь самолетов. Теперь приоритет был отдан не раненым, а специалистам и командирам, должным составить костяк будущих новых дивизий вермахта. Так на «Юнкерсах» отбыл в полном составе штаб 94-й дивизии. Ее оставшаяся часть могла представить себе свое будущее, если ее оставляли - это немцы-то - без начальствующего состава.