Николай Шпанов - Поджигатели (Книга 1)
Едва слышный шорох листвы смешивался с отдаленным рокотом прибоя, и трудно было разобрать, какой из этих шумов производят листья и какой вода. Роу выбрался на шоссе, тянувшееся параллельно берегу, перешел на сторону, укрытую тенью деревьев, и зашагал вдоль решеток садов. То был уже пригород район роскошных вилл. Железные изгороди одних были увиты ползучими растениями и цветами, за другими смутно виднелись плотные стены подстриженного самшита и тамариска. Из-за решеток лилось то дыхание раскрывшегося табака, то аромат роз, то едва уловимый запах лимона.
Роу вглядывался в узорчатый чугун оград.
Наконец он увидел то, что ему было нужно: два мраморных грифа сидели на каменных столбах по бокам высокой глухой калитки. Сквозь решетку, густо оплетенную зеленью, не было видно дома. Едва Роу остановился, как за калиткой послышался лай. Это уже не было робкое тявканье, какое он слышал из-за жалкой стены придорожной хибарки. Свирепый басистый лай, повидимому огромного пса, сопровождался рычаньем еще нескольких собак. Роу с невольной поспешностью отыскал розетку звонка и нажал ее условным образом. Прошло немало времени, пока послышался чей-то голос, успокаивавший собак. Калитка отворилась. Роу вошел без приглашения. Калитка захлопнулась, и яркий луч фонаря ударил Роу в лицо.
- Я привез партию рейнских вин, - по-немецки сказал Роу.
- Вот как!
- Полтора ящика старого "Иоганнисбергера".
Тот, кто, не опуская фонаря, освещал Роу, сказал в темноту:
- Подержи собак, Рейнц! - и пошел в глубину сада, светя под ноги.
Роу видел только маленькое пятно сверкающего, словно серебряного, песка и изредка мелькающий каблук немца. Так они дошли до ступенек дома.
- Подождите здесь, - сказал провожатый и скрылся за дверью.
Роу зажмурил глаза, чтобы дать им привыкнуть к темноте.
За своей спиной он чувствовал присутствие второго немца и слышал скулёж нескольких собак. Это заставило его стоять неподвижно.
Роу открыл глаза, почувствовав, что в лицо ему снова ударил свет. Дверь в дом была отворена и ярко освещена. Роу вошел. Перед ним стоял человек, в котором он по фотографии, показанной ему в Лондоне шефом, узнал Зауэрмана.
Немец вопросительно смотрел в лицо Роу. Тот, так же не стесняясь, еще раз мысленно проверил сходство оригинала с портретом. Только тогда назвал пароль. Зауэрман кивком головы пригласил Роу следовать за собою. Они вошли в большую столовую. За длиннейшим столом, в огромном, как трон, кресле с непомерно высокою спинкой сидел маленький человечек с очень темным лицом. Но это была не природная смуглость местного уроженца, а загар европейца, долго пробывшего на солнце. Иссиня-черные волосы, пронизанные редкими нитями седины, были обильно смазаны фиксатуаром и зачесаны на лысину. Темнокарие глаза навыкате, тяжелый крючковатый нос.
На человеке был китель испанского генерала.
При входе Роу генерал приподнялся, опершись о стол маленькими пухлыми ручками, еще более темными, чем его лицо. Не кланяясь, он молча уставился на Роу.
Зауэрман достал рюмку из такого же огромного и неуклюжего, как все в этой комнате, буфета и пододвинул англичанину поднос с бутылками.
Роу рассеянно кивнул. Зауэрман поймал его взгляд, настороженно ощупывавший углы комнаты.
- Тут можно говорить свободно, - сказал он.
Роу перевел, взгляд на испанца.
- Генерал дон Франсиско Франко-и-Багамонде, - представил генерала Зауэрман.
Франко молча поклонился и сел.
Не считаясь с риском показаться невежливым, Роу внимательно оглядел испанца - он знал его только со слов шефа. Чорт возьми, лошадка, на которую ставила Англия, не производила впечатления своими статями, но... Лондону видней! Что ж, присутствие Франко у Зауэрмана упрощало дело: для свидания именно с ним Роу и прилетел сюда. Поручение шефа будет выполнено на целые сутки раньше. Роу без предисловий сказал Франко, глядя на него холодными глазами:
- Вы больше не должны откладывать свое путешествие в Африку, генерал.
Франко быстро оглянулся на Зауэрмана, прислонившегося к буфету с рюмкой в руках. У немца был вид человека, совершенно не заинтересованного происходящим.
Франко перевел взгляд на Роу.
- Там еще не все готово...
- Поэтому вам и следует быть там! - жестко сказал Роу.
- Я вполне доверяю моим людям. Если они...
Роу перебил:
- Вы сами должны быть там. - Он перегнулся через стол. - Больше ждать нельзя!
На этот раз Франко повернулся к немцу всем корпусом и заговорил по-испански. Он выбрасывал слова раздраженно, с необыкновенною быстротой. Зауэрман слушал, не поднимая глаз. Можно было подумать, что и это его не касается. Впрочем, почти так оно и было. С тех пор как здесь появился представитель британской секретной службы, Зауэрман перестал чувствовать себя резидентом абвера: англичане платили Зауэрману больше, чем немцы. По логике людей, привыкших торговать собою, хозяином в этой комнате был сейчас англичанин - за него платила Англия.
Роу не знал испанского и без церемоний перебил Франко:
- Мой самолет ждет вас сегодня ночью. - И, видя, что Франко снова хочет заговорить, добавил: - Вы, Зауэрман, проводите генерала до Тетуана.
- А что делать в Тетуане? - спросил немец.
- Сдадите поручение коммерции советнику Лангенгейму.
Перед уходом Роу еще раз обернулся к Франко:
- Сегодня десятое июля?
Франко сердито молчал. Ответил Зауэрман:
- Десятое.
- Недели вполне достаточно, - сказал Роу таким тоном, будто сам сейчас принял такое решение, хотя именно этот срок был определен шефом. Семнадцатого мы хотим услышать условный сигнал: "Над всей Испанией безоблачное небо".
Насупившийся Франко продолжал молчать, но, увидев, что Роу пошел к двери, не выдержал, протестующим жестом остановил Роу и истерически выкрикнул:
- Я не могу принять предложение!
Роу остановился и с насмешливым удивлением спросил:
- Какое... предложение?
- Ваше предложение.
Роу сделал паузу и веско проговорил:
- Это приказ, сеньор.
Роу видел, как под загаром, покрывающим кожу генерала, отливает кровь и лицо его делается светложелтым, даже, как казалось Роу, зеленоватым.
- Но ведь по такому сигналу генерал Санхурхо вылетит из Португалии, быстро проговорил Франко. - Он глава хунты. Он будет руководить движением. Есть благословение... святого отца.
- Мы хорошо знаем, что вы добрый католик, генерал, и поэтому заранее согласовали все. Его святейшество папа пришлет вам свое благословение позже.
- Вы не знаете Санхурхо!.. Я не ручаюсь за мою жизнь.
- За вашу жизнь?.. Единственный каудильо - вы! - Роу едва не улыбнулся, вспомнив слова шефа, и ободряюще сказал: - Есть старая испанская пословица, генерал: "Мир дрожит, когда шевелится Испания".
- О да, это сказал великий король Филипп II, - с гордостью проговорил Франко.
- Это можно и забыть. Гораздо важнее, что теперь это скажете вы.
Франко поднялся и, закинув голову, без тени иронии сказал:
- Я заставлю мир дрожать.
3
В Советском Союзе произошло событие, привлекшее к себе внимание народов всего мира. Все прогрессивное и передовое в рядах человечества напряженно следило за развитием этого исторического события.
Но были на земле, - на пяти шестых ее поверхности, - и такие люди, которым хотелось закрыть глаза, заткнуть уши, спрятать голову под подушку и сделать вид, что в мире ничего не произошло.
Им хотелось так поступить, но они не решались.
Как бы ни пытались они убедить друг друга в обратном, но большинство из них вынуждено было себе сознаться, что событие, которое, по их мнению, не должно было иметь никакого влияния на ход истории западноевропейских стран, прежде всего потому, что оно произошло на востоке Европы, во-вторых, потому, что оно имело, по их мнению, чисто внутренний характер, в-третьих, потому, что во всем капиталистическом мире были приняты все допустимые и недопустимые меры, чтобы извратить истинный смысл этого события, - все же, вопреки всему, это событие оказывало непосредственное влияние на жизнь всей Европы и даже на жизнь всего мира. Людьми, не желавшими это признать публично, но с горечью признававшимися в этом самим себе, были правители и правые политические деятели большинства европейских стран.
Событием, о котором идет речь, было опубликование проекта новой Конституции СССР, великой хартии осуществленных прав трудящегося человека, хартии победы социализма в СССР. Это был еще только проект, он еще только обсуждался страной, но его революционизирующее действие уже сказывалось на жизни народов далеко за пределами Советского Союза.
В числе многих других стран, это событие было с энтузиазмом встречено и демократической общественностью Франции. Оно придало новые силы французскому пролетариату, ведомому Коммунистической партией Франции в активной и последовательной борьбе с реакцией. Движение, закончившееся оформлением Народного фронта и образованием правительства Народного фронта, с наибольшей мощью проявило себя в традиционной демонстрации 14 июля, посвященной историческому дню взятия Бастилии в 1789 году.
