В. Горнъ - Гражданская война на сѣверо-западѣ Россіи
Неспеціалисту трудно судить, кто изъ двухъ генераловъ былъ правъ тогда, но эти распри еще больше поколебали положеніе ген. Юденича въ арміи и дали поводъ проявить своеволіе тѣмъ, кто, какъ ген. Вѣтренко, вообще былъ настроенъ нѣсколько анархически. Страха, который чувствовали гг. генералы въ царской арміи, ген. Юденичъ не могъ внушить, а внѣ этого они явно диссонировали между собой. Впрочемъ, нельзя не согласиться съ ген. Родзянко, что амплуа помощника главнокомандующаго въ такой крошечной арміи, какъ наша, дѣлало его положеніе дѣйствительно смѣшнымъ. Слѣдовало или вовсе съ нимъ разстаться (если была къ тому физическая возможность), или позолотить поднесенную пилюлю какъ нибудь поостроумнѣе, а не создавать дутыя бутафорскія должности.
Въ связи съ этимъ случаемъ, припоминаю другой, разсказанный мнѣ бывшимъ начальникомъ снабженія арміи полковникомъ Поляковымъ. Послѣ передачи должности своему преемнику, ген. Янову, полк. Поляковъ былъ прикомандированъ къ главному штабу. Тамъ, по его словамъ, занимались главнымъ образомъ интригами, а потому онъ ушелъ оттуда. Тогда ген. Юденичъ предложилъ ему занять постъ инспектора авіаціи.
«Отчего вы, ваше превосходительство, не предложите мнѣ занять мѣсто инспектора луннаго свѣта?» — спросилъ Поляковъ.
«Это еще что?» — изумился ген. Юденичъ.
«Да лунный свѣтъ все-таки существуетъ, а авіаціи здѣсь никакой нѣтъ» — отвѣтилъ взбѣшенному генералу полк. Поляковъ.
Сѣверо-западная армія не имѣла аэроплановъ.
Опасаясь эксцессовъ во время наступленія, главное командованіе откровенно признало нѣкоторыя безобразія чиновъ арміи по отношенію къ населенію, совершенныя въ періодъ предшествующій этому наступленію, и издало 26 сентября за № 232 особый приказъ, въ которомъ строго запрещало всякія самоуправства.
«Всѣ бѣлыя войска — писалъ въ приказѣ ген. Родзянко — сражающіяся противъ большевиковъ, должны неукоснительно имѣть въ виду, что конечной цѣлью ихъ стремленій является насажденіе въ странѣ порядка и законности. Поставив цѣлью своей дѣятельности такія задачи, бѣлыя войска должны проводить ихъ въ жизнь, а самымъ лучшимъ способомъ такого проведенія въ жизнь столь святыхъ задачъ, какъ водвореніе порядка и законности, можетъ быть ничто иное, какъ собственный примѣръ. Между тѣмъ до меня доходятъ свѣдѣнія, что нѣкоторыя воинскія части, въ отступленіе отъ задачъ, поставленныхъ Бѣлой Арміи, допускаютъ производство самыхъ произвольныхъ и насильственныхъ дѣйствій. Такъ они дозволяютъ себѣ безъ суда и слѣдствія разстрѣливать и вѣшать лицъ, которыя обвиняются, — можетъ быть и безъ достаточныхъ основаній, — въ большевизмѣ и коммунизмѣ. Они самовольно отбираютъ принадлежащее этимъ лицамъ имущество, а ихъ семьи высылаютъ въ предѣлы расположенія красныхъ войскъ. Такія дѣйствія въ арміи, ведущей борьбу за утвержденіе порядка и законности, недопустимы, такъ какъ каждый, живущій въ предѣлахъ Арміи, хотя бы онъ былъ самый тягчайшій преступникъ, пользуется защитой закона, и безъ надлежащаго суда[184] не можетъ быть лишенъ жизни и имущества»…
Въ дальнѣйшей части приказа всѣмъ военно-начальникамъ ставилось въ обязанность не допускать никакихъ расправъ, подъ страхомъ преданія виновныхъ за нарушеніе этого приказа военно-полевому суду. Крупныхъ самоуправствъ въ теченіе послѣдовавшаго затѣмъ похода, повидимому, и не наблюдалось и вовсе не было позора Деникинской арміи — еврейскихъ погромовъ.
Армія шла впередъ съ необыкновеннымъ энтузіазмомъ. 11-го октября взяли Ямбургъ, 15 октября — Дугу, Плюссу, Серебрянку, 16 октября — Гатчину и Красное Село. Солдаты дѣлали длинные переходы, часто недостаточно питались, такъ какъ кухни и обозы не поспѣвали ихъ догонять, и гнались за противникомъ безостановочно, не давая ему возможности опомниться, на плечахъ его входя въ намѣченные поселки и города. Понуждать солдатъ къ движенію впередъ вовсе не приходилось — порывъ захватилъ всѣхъ отъ офицера до солдата. Солдаты двигались по 30–40 верстъ въ сутки. Красные отступали въ самомъ хаотическомъ безпорядкѣ, часто оказываясь внутри стремительно наступающихъ бѣлыхъ и не соображая, гдѣ;вои, гдѣ чужіе. Разоружали и брали въ плѣнъ массами.
Въ разгаръ этихъ успѣховъ, ген. Деникинъ взялъ Орелъ и двинулся на Гулу, адмиралъ Колчакъ разбилъ и взялъ цѣликомъ въ плѣнъ красную армію въ Туркестанѣ. Наша газета «Свобода Россіи» всемѣрно старалась освѣдомлять армію объ успѣхахъ на другихъ фронтахъ и, послѣ паденія Гатчины и Орла, помѣщала жирные аншлаги среди текста: «побѣда близка», «совсѣмъ близко», «наканунѣ» и. т. п.
Послѣ короткой передышки, 20-го октября войска взяли Павловскъ и Царское Село, на сѣверѣ 5-ая дивизія дошла до Лигова, на югѣ передовыя колонны заняли станцію Лисино и должны были выйти на станцію Тосно Николаевской жел. дороги. Предмѣстье Лигова было кульминаціоннымъ пунктомъ нашихъ успѣховъ; до Петрограда оставалось всего нѣсколько верстъ. Тамъ въ это время среди большевиковъ началась форменная паника; многіе комиссары удрали изъ Петрограда.
Когда въ Царскомъ Селѣ 18 октября предложили Родзянко посмотрѣть въ бинокль на Петроградъ, онъ разсердился: «послѣ завтра буду гулять по Невскому и безъ бинокля увижу»[185].
Но не бывать бы ихъ счастью, да наше несчастье помогло. Изъ массы факторовъ, сопутствовавшихъ движенію арміи на Петроградъ, положительнымъ былъ только одинъ — настойчивая воля солдатъ къ побѣдѣ и ихъ энергія, все остальное складывалось противъ усилій арміи и, какъ камень, тянуло ее ко дну.
Пока мы имѣли дѣло съ совѣтской арміей, лишь немногимъ превышающей нашу, все шло, какъ по маслу, но такъ долго продолжаться не могло. Время явно работало не за насъ. Опомнившіеся послѣ первыхъ стремительныхъ натисковъ большевики начали подвозъ войскъ къ Петрограду. Они сняли прежде всего резервы своихъ войскъ съ карельскаго, финскаго и архангельскаго фронтовъ, начали подвозъ отрядовъ курсантовъ и внутренней охраны изъ Москвы и Твери, резервовъ изъ Вологды, а затѣмъ Троцкій, понявшій какую опасность стала представлять наша сѣверо-западная армія, лично прикатилъ на нашъ фронтъ и «растерянность краснаго штаба смѣнилась его кипучей энергіей», — говоритъ авторъ «Записокъ бѣлаго офицера».
Троцкій «быстро сосредоточиваетъ всѣхъ Петроградскихъ курсантовъ, вызываетъ изъ Кронштадта матросовъ, мобилизуетъ все мужское населеніе Петрограда, штыками и пулеметами гонитъ обратно на позиціи всѣ мобилизованныя части и своими энергичными мѣрами приводитъ въ оборонительное состояніе подступы къ Петрограду. Для болѣе успѣшной борьбы съ наступающими бѣлыми онъ стремится поскорѣе взять иниціативу ударовъ въ свои руки и 20 октября даетъ приказъ объ общемъ наступленіи красныхъ войскъ… Съ каждымъ днемъ… продвиженіе (бѣлой арміи) становится все медленнѣе и медленнѣе: каждый часъ по желѣзнымъ дорогамъ изъ Москвы и Вологды подвозятся свѣжіе красные эшелоны, которые почти немедленно вводятся въ бой».[186]
Учтя слабость нашихъ фланговъ, красные спѣшатъ использовать свое увеличивающееся численное превосходство. Возникаетъ опасность обхвата со стороны Красной Горки (крѣпость на Финскомъ заливѣ) и на югѣ въ районѣ Луги. Необходимо всячески ослабить притокъ свѣжихъ красныхъ войскъ. Командованіе отдаетъ приказъ начальнику 3-й дивизіи ген. Вѣтренко, находящемуся съ дивизіей въ районѣ станціи Владимирской (линіи Тосно — Гатчина), выйти на востокъ на ст. Тосно, Николаевской жел. дороги, взорвать полотно и тѣмъ прекратить подвозъ войскъ изъ Москвы. Но ген. Вѣтренко разсудилъ иначе и приказанія ген. Родзянко не исполнилъ. «Думаю, — говоритъ по этому поводу ген. Родзянко, что большинство начальниковъ, какъ и ген. Вѣтренко, такъ и не исполнившій моего приказанія, полагало, что участь Петрограда уже рѣшена и каждому хотѣлось поскорѣе и по возможности первымъ попасть туда»[187]. Вмѣсто того, чтобы идти на востокъ, Вѣтренко потянулъ къ сѣверу, въ сторону Петрограда. А когда Родзянко пригрозилъ отдать его подъ судъ, если онъ не возьметъ Тосно, — время оказалось уже упущеннымъ: красные пустили отъ Тосно подвезенный изъ Москвы сильный бронепоѣздъ, и Вѣтренко не могъ пробиться дальше деревни Лисино, не дойдя верстъ 7 до ст. Тосно.
«Составляя планъ кампаніи на Петроградъ — писалъ авторъ «Записокъ бѣлаго офицера» — и назначая направленіе удара каждой колонны, нашъ штабъ не принималъ во вниманіе боеспособности Красной Горки. Разсчитывая да вооруженную помощь англійскаго флота и на содѣйствіе эстонской арміи, бѣлое главнокомандованіе считало, что красные ни въ коемъ случаѣ не смогутъ открывать какихъ бы то ни было активныхъ операцій на Петергофскомъ плацдармѣ. При наличіи англійскаго флота передъ Кронштадтомъ и при капитуляціи Красной Горки, красные войска дѣйствительно ни въ коемъ случаѣ не могли бы держаться въ раіонѣ Петергофа и Стрѣльны, имѣя постоянную и неизбѣжную угрозу попасть въ мѣшокъ».[188]
