Евгений Анисимов - Толпа героев XVIII века
Неизвестно, как бы дальше сложилась служба Потемкина в Святейшем Синоде, но и богословие быстро приелось ему. И вот тут Потемкин вновь переломил судьбу об колено. Неожиданно он отпросился у императрицы на начавшуюся в 1768 году войну с турками, поступил в конницу, оказался на передовой, под турецкими пулями. Делал он это осознанно, ради карьеры и чтобы обратить на себя внимание императрицы. В письме к Екатерине он писал: «Ревностная служба к своему государю и пренебрежение жизни бывают лучшими способами к получению успехов… Вы изволите увидеть, что усердие мое к службе Вашей наградит недостаток моих способностей, и Вы не будете иметь раскаяние в выборе Вашем», то есть не пожалеете, сделав своим доверенным лицом. Из этого также видно, что Потемкин хотел сменить свое, привычное в глазах императрицы, амплуа шутника и богослова-самоучки на занятие, более достойное его талантов, и тем самым добиться расположения Екатерины.
Это Потемкину в полной мере и удалось. На войне он быстро сделал карьеру, отличился как храбрый кавалерийский генерал в сражениях при Фокшанах, Ларге, Кагуле, а также при Силистрии. Императрица, которая поддерживала с ним секретную переписку, хвалила горячее усердие Потемкина («ко мне персонально и вообще к любезному Отечеству, которого службу Вы любите»), просила зря не рисковать жизнью и выражала при этом ему свое особое благорасположение. Короче, 1 марта 1774 года он был определен в генерал-адъютанты и стал фаворитом императрицы.
Роман Екатерины и Потемкина был бурным и… недолгим. Вообще в их отношениях есть своя тайна. По мнению некоторых историков, они тайно обвенчались и провели медовый месяц в 1775 году под Москвой. Именно тогда Екатерина купила так понравившееся им обоим село Черная Грязь, ставшее знаменитым Царицыном. К этому времени относится и адресованная Потемкину «Чистосердечная исповедь» – рассказ императрицы о своих прежних романах. Заканчивая свои интимные признания, Екатерина пишет: «Напрасно я сие пишу, ибо после того… не захочешь в армию ехать, боясь, что я тебя позабуду, но, право, не думаю, чтоб такую глупость сделала, а естьли хочешь навек меня к себе привлекать, то покажи мне столько дружбы, как и любви, а наипаче люби и говори правду».
Создается впечатление, что после нескольких лет упоительной и горячей любви между императрицей и Потемкиным произошел разлад и супруги заключили своеобразный пакт о сотрудничестве, причем оба предоставили друг другу полную свободу. Это видно из писем Екатерины к Потемкину, пестрящих приветами от очередного фаворита. Злые языки утверждали даже, что фаворитов этих для императрицы отбирал сам Григорий Александрович, причем старался выбрать юношу поглупее – чтоб тот не был для него опасен. Сам же Потемкин не уступал государыне в любострастии и открыто возил с собой небольшой гарем из смазливых девиц и чужих жен, без боязни писавших своему «милюшечке Гришатке» призывные записочки. Таков был век, таковы нравы. Потемкина же и Екатерину связывали вещи «поважнее амуру», они составляли семью «тружеников империи».
Оба тянули тяжкий воз имперских дел, занимались беспокойным российским хозяйством. Именно это стало сутью их отношений, это нашло отражение в стиле и содержании писем Екатерины, рачительной хозяйки, «матери» – к Потемкину, своему доброму хозяину, «батиньке», «папе»: «Между тобою и мною, мой друг, дело в кратких словах: ты мне служишь, а я признательна, вот и все тут… Дай Боже, чтоб полки, идущие на Украину, могли скорее степь перейти; прикажи-тко, барин, когда тебе удобно будет, по степи на каждыя двадцать верст сделать сарай ли корчму».
Потемкин был коренником в этой упряжке, без него имперский воз двигаться не мог. Все остальное в их отношениях казалось обоим не таким уж и важным. А благодарность «матушки», «хозяйки» (так он называл ее в письмах) «бате» за усердие в делах не знала границ: «Нет ласки, мой друг, которую бы я не хотела сказать Вам, Вы очаровательны за то, что взяли Бендеры без потери одного человека». Постоянный лейтмотив в письмах государыни – забота о здоровье Потемкина: «Здоровье твое в себе какую важность заключает, благо империи и мою славу добрую, поберегись, ради самого Бога, не пусти мою просьбу мимо ушей, важнейшее предприятие на свете без тебя оборотится ни во что». И еще один рефрен: «Не опасайся, не забуду тебя», в том смысле, что врагам твоим не верю, кредит твой надежен и за будущее будь спокоен.
К этому времени Потемкин ввязался в грандиозное, невиданное со времен Петра Великого дело. На Юге он открыл для себя Новороссию – отвоеванное у турок Северное Причерноморье – и отдал этой земле свое сердце. Многие годы он руководил и военными действиями против турок, и грандиозной стройкой на берегах Черного моря. В Новороссии и Тавриде (Крыму) Потемкин нашел свою новую родину, тот простор, те «нераспаханные земли» (слова Екатерины), где легче дышалось, где было вдоволь места строить, создавать новое, непривычное. Этого всегда жаждала его беспокойная душа. Как некогда Петр I рвался из душной Москвы на вольный балтийский простор, так и Потемкин спасался здесь, на Юге, от душного мира придворных интриг, утомительного для него, сибарита и лентяя, официального ритуала. В степях Новороссии он нашел вожделенную новизну – спасение от сплина и тоски, которые преследовали его всю жизнь.
В делах и начинаниях Потемкина (как и в петровских) было много поспешности, много жесткости, капризов и самодурства, но был и русский размах. Если уж возводить собор в Екатеринославе, то чтоб не меньше собора Святого Петра в Риме, если уж создавать оркестр, так чтобы в капельмейстеры выписать из Вены самого Моцарта! Это не шутка. В 1791 году ему писал посланник России в Вене граф Андрей Разумовский: «Хотел было я отправить к вам первого пианиста и одного из лучших композиторов в Германии именем Моцарт. Он недоволен своим положением здесь и охотно предпринял бы это путешествие. Теперь он в Богемии (Моцарт ставил там «Волшебную флейту». – Е.А. ), но его ожидают сюда обратно. Если ваша светлость пожелает, я могу нанять его ненадолго, а так, чтобы его послушать и содержать при себе некоторое время». Но встреча Потемкина и Моцарта не состоялась – оба вскоре умерли.
В 1787 году Екатерина II отправилась в Крым, в Новороссию, чтобы убедиться в достижениях Потемкина и освятить своим присутствием новые завоевания империи. Как мы упоминали ранее, императрица осталась чрезвычайно довольна успехами Потемкина. Поездка эта прославилась «потемкинскими деревнями», ставшими нарицательным обозначением фиктивных, дутых достижений власти. На пути следования императорского кортежа виднелись (в некотором отдалении) красивые деревни, которые были искусными декорациями, а толпы ликующих поселян, как и тучные стада, перегонялись за ночь – пока путники отдыхали – вперед, к новым декорациям. Что правда, то правда! Но при этом как-то забывают, что прекрасный белый Севастополь и другие города Новороссии, построенные Потемкиным, не были декорациями! Не были ряжеными и потемкинские войска. Он покровительствовал Суворову, да и мысли их о военном деле были схожи. Вот как Потемкин критикует старую манеру одеваться в армии: «Завивать, пудриться, плесть косы – солдатское ли сие дело? У них камердинеров нет. На что же букли? Всяк должен согласиться, что полезнее голову мыть и чесать, нежели отягощать пудрою, салом, мукою, шпильками, косами. Туалет солдатский должен быть таков, что встал и готов». Не из фанеры был сделан и юный Черноморский флот, стоявший на рейде Севастополя. Но Потемкин любил театральность – этого у него не отнять! Вот как увидела государыня Черноморский флот. Один из современников писал: «В Инкермане к приезду императрицы был построен дворец. Во время обеда вдруг отдернули занавес, закрывавший вид с балкона, и таким образом совершенно неожиданно для всех открылся вид прекрасной Севастопольской гавани. На рейде стояли три корабля, двенадцать фрегатов, двадцать мелких судов… Открылась пальба из всех пушек. Эффект был ошеломительный».
Под командой отважного адмирала Федора Ушакова – «русского Нельсона» – этот флот одержал вскоре блистательные победы. И все это благодаря организаторскому гению Потемкина, который умел руководить сотнями тысяч людей, умел воодушевить, заставить, поощрить их… до тех пор, пока не впадал в хандру и не заваливался в одном халате на любимый диван, где лежал порой месяцами.
Екатерина была необыкновенно довольна успехами Потемкина на Юге. Она писала ему по возвращении из своей поездки: «Ты оправдал мое о тебе мнение, и я дала и даю тебе аттестат, что ты господин преизрядный… В какое бы время ты ни приехал, увижу тебя с равным удовольствием». Она действительно ждала Потемкина в Петербурге. Нужно было переговорить с ним о множестве государственных дел. А такие разговоры не были простыми, не всегда они могли найти общий язык. Камердинер Потемкина вспоминал: «У князя с государыней нередко бывали размолвки. Мне случалось видеть, как князь кричал в гневе на горько плакавшую императрицу, вскакивал с места и скорыми, порывистыми шагами направлялся к двери, с сердцем отворял ее и так ею хлопал, что даже стекла дребезжали и тряслась мебель».
