Анатолий Тарас - Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв

Убедившись в том, что это правда, князь снял с него монашеские одежды, переодел его в польское платье и отвез к князю Константину Вишневецкому, зятю воеводы сандомирского. Князь же Константин привез его к пану воеводе, а пан воевода к королю его милости в Краков. Возвратившись с ним назад, воевода составил экспедицию и повел Дмитрия на Москву с несколькими тысячами войска.

Сперва, когда наши на границе подошли к первой московской крепости, называвшейся Моравск, тамошняя чернь, связав воевод, отдала царевичу и крепость, и слободы. А оттуда пошли к другой крепости Чернигов, где также чернь, связав воевод, вступила в войско царевича и присягнула ему. И после пошли наши под Новгородок, третью московскую крепость, в которой застали войско, состоявшее из двора Борисового, и до тысячи стрельцов там оборонялось. Восемь недель пытались наши взять эту третью крепость. Пока длилась осада, по точным подсчетам, пришло на помощь «Москве» 40 000 человек, но наши их, с Божьей помощью, разбили в последний день декабря 1604 года».

«После этого царь (Дмитрий) пришел в столичный город Москву, где не хотел совершать коронации без своей матери. Он послал за ней верховых, и когда она приехала, царь вышел к ней навстречу и прошел пешком путь в полмили со всеми приближенными, также ее в крепость пешком проводил, держась за подножку кареты. В последний день июля состоялась коронация царя.

Коронованный, он утвердился на престоле и, уже будучи настоящим государем, решил воздать почести пану воеводе сандомирскому (Юрию, отцу Марины), подтверждая свои слова и обещания, и с дочерью его вступить в брак, для чего послал великого посла Афанасия Власьева. Посол приехал в Краков 9 ноября, имея при себе несколько сотен лошадей. 11 ноября встречал его королевский двор и много других людей. Принимал его пан воевода в своем доме, там же были отданы подарки, посланные от царя пану воеводе».

Не могу удержаться от искушения перечислить подарки, посланные Марине женихом, список которых приведен в этом дневнике:

1) Драгоценное украшение Нептуна ценой 60 000 злотых;

2) Чарка гиацинтовая, почти той же цены;

3) Большие часы в шкатулке, с трубачами, барабанщиками и другими украшениями тонкой работы, которые звучали каждый час;

4) Перстень с большим бриллиантом;

5) Пряжка в виде большой птицы с алмазами и рубинами;

6) Кубок из червонного золота с драгоценными камнями;

7) Серебряный сосуд с позолотою, искусной работы;

8) Зверь с крыльями, украшенный золотом и каменьями;

9) Портрет богини Дианы, сидящей на золотом олене, очень дорогое украшение;

10) Серебряный пеликан, достающий свое сердце для птенцов;

11) Павлин с золотыми искрами;

12) Несколько жемчужин в форме больших мускатных орехов;

13) Много других жемчужин, нанизанных на нити, общим весом 4018 лотов;

14) Парчи и бархата 18 кусков.

Будущая свекровь, Мария Федоровна Нагая, подарила невестке икону Св. Троицы, оправленную в золото и усыпанную драгоценными камнями.

Боярско-церковный заговор

и убийство Самозванца

Через пять месяцев после вступления «царевича Дмитрия» в Москву, а именно 22 ноября 1605 года, его посол, дьяк Афанасий Иванович Власьев обручился в Кракове с Мариной Мнишек, представляя в своем лице отсутствовавшего жениха.

Спустя три месяца с лишним после обручения, 2 марта 1606 года, Марина выехала из Самбора, а 2 мая она прибыла в Вязьму. Царскую невесту сопровождала огромная свита. Во-первых, ее собственный двор (251 человек); во-вторых, отец и князь Константин Вишневецкий с охраной (856 конных и пеших воинов); в-третьих, староста красноставский (с приближенными 107 человек); в-четвертых, староста Чуковский (двор 87 человек). А еще, кроме них, 14 панов и две «самотные» пани (с дворами в 221 человек), 5 католических монахов и 16 слуг при них. Вдобавок армянских купцов 12 человек. Всех 1969 человек и почти две тысячи лошадей. К свите пристало еще до 300 человек сверх официального списка.

Марина торжественно въехала в Москву 24 апреля (по другим сведениям, 2 мая) 1606 года, еще через пять месяцев после обручения, в сопровождении гостей и свиты, общей численностью свыше 2300 человек. Их сопровождал огромный обоз.

8 мая состоялась свадьба Марины и Дмитрия, а уже 17 мая он был убит.

Некоторые русские историки утверждают, будто бы брачная церемония прошла с серьезными нарушениями православных обычаев, и что именно это вызвало резкое недовольство части духовенства и московского люда. Однако документы свидетельствуют об ином. Самозванец был очень неглуп. Венчание (а также коронация Марины) прошло в точном соответствии с православным ритуалом. Увы, это ему не помогло. Буквально через десять дней Лже-Дмитрий пал жертвой заговора церковников и бояр.

Как мы знаем, Самозванец оказался в Москве благодаря помощи и прямой поддержке поляков и литвинов. Поэтому те и другие, естественно, явились вместе с ним. Позже в «поезде невесты» прибыли многие другие. Лже-Дмитрий считал своим долгом рассчитаться со всеми своими союзниками, а потому был щедр к ним.

Деньги из государственной казны лились рекой, подарки и пожалования делались без особого разбора. Но своим покровительством «пришлым» иноземцам и ориентацией на их нравы, Дмитрий создал серьезную проблему, которая его погубила. Вот что пишет Гумилев:

«Вот тут-то и сыграла свою роковую роль разница в стереотипах поведения русских и западноевропейцев. Поляки в XVII веке были народом очень смелым, талантливым, боевым, но весьма чванливым и задиристым. Польские паны, посадив своего царя в Москве, стали обращаться с московским населением крайне пренебрежительно. Русским было обидно, и поэтому конфликты вспыхивали постоянно. А царь, естественно, поддерживал поляков.

Народное недовольство возникало и по более существенным «поведенческим» поводам. Известно, что у католиков иконы есть, но верующие просто кланяются им, а у православных к образам принято прикладываться. Жена Самозванца Марина Мнишек была польской пани, и откуда ей было знать, как именно нужно прикладываться к иконе. Марина, помолившись перед образом Божьей Матери, приложилась не к руке, как это было принято на Москве, а к губам Богородицы. У москвичей такое поведение вызвало просто шок: «Царица Богородицу в губы целует, ну виданное ли дело!»

А вот что писали А. И. Копанев и М. В. Кукушкина в своих комментариях к «Московской хронике» Конрада Буссова:

«Несоблюдение Лже-Дмитрием I пышного и торжественного царского чина, определявшего все общественные выступления царя и весь царский быт, отмечают многие наблюдатели. По установившейся веками традиции царь появлялся обычно в сопровождении блестящей и раболепной толпы бояр, он не ходил, а шествовал, не сидел, а восседал, не ел, а вкушал, не говорил, а изрекал, должен был показывать пример набожности, благочестия и т. д.

С точки зрения этих традиционных представлений о царе такие поступки Лже-Дмитрия I, как одинокие прогулки по Москве, запальчивые споры в Думе, непосредственное участие в травле зверей во время царских охот и т. д. и т. п. воспринималось как оскорбление царского достоинства. А так как пренебрежение к «царскому чину» у Лже-Дмитрия сочеталось с явным предпочтением к обычаям и образу жизни польских панов, то оно воспринималось как оскорбление национальное».

Это вполне можно понять. Московиты, например, брали пишу руками, о вилках они не слыхали, а руки перед едой не мыли даже бояре. В «Дневнике Марины Мнишек» отмечено:

«Столовая изба была обита персидской голубой материей, карнизы же около двери и около окон парчовые. Трон царский покрыт материей, вытканной золотыми полосами, стол перед ним серебряный, прикрытый скатертью, вышитой золотом. Вся посуда для блюд была золотая. Но тарелок не было, «и рук никто не мыл, хотя было где и чем мыть».

Бритые подбородки, непривычная одежда, не вполне понятная речь приезжих — москвичей раздражало буквально все. А уж танцы под музыку, которые на польский манер устраивал царь, церковникам и боярам вообще показались не только крушением всех устоев, но и убедительным доказательством тому, что он вместе с «латинянами» намерен погубить «истинную православную веру». Вспомним: через сто лет царь Петр внедрял свои «ассамблеи» (собрания дворян с женами и детьми, с музыкой и танцами) в основном методом принуждения: одних пришлось сослать, других — стегали кнутом, у третьих — отбирали имения.

Появление в Москве большого числа поляков и литвинов (впрочем, для москвичей и те, и другие были «поляки»), их развязное (по московским понятиям) поведение — все это производило самое отрицательное впечатление. Гости из Польши и Литвы, приехавшие на свадьбу Дмитрия и Марины, принадлежали к знати. Но вместе с ними прибыли около двух тысяч человек шляхтичей и всякой челяди. Вот они-то и мельтешили на улицах, чрезвычайно раздражая москвичей не столько непривычным внешним видом, сколько своим «гонором» и откровенным презрением к «дикарям».