Сергей Цветков - Русская земля. Между язычеством и христианством. От князя Игоря до сына его Святослава
229
И.Я. Фроянов попытался спасти историческую достоверность этого летописного фрагмента при помощи сообщений аль-Гарнати и аль-Марвази о меновой торговле у югры. Будучи «народом диким, обитающим в чащах, не имеющим сношений с людьми, боящимся зла от них», это финноугорское племя выработало своеобразные правила торговли: чужеземные купцы оставляли свои товары под священным деревом и уходили; спустя некоторое время они возвращались и находили рядом вещи, принесенные югрой для обмена. Если купцов устраивала ценность предлагаемых вещей, они забирали их. По мысли Фроянова, погосты поначалу имели сакральное, а не хозяйственное значение — это были специально отведенные места для встреч местных финноугорских племен с чужеземцами. Ольга якобы превратила их в места сбора дани, куда приезжали сборщики и приносило дань местное население. Таким образом, опираясь на существовавшие традиции финноугорских племен, она обозначила сакрально защищенные места сбора дани, что соответствовало прежде всего интересам местного населения, чувствовавшего потребность в сакральной защите при встречах с чужаками (см.: Фроянов И.Я. Рабство и данничество у восточных славян. С. 427). Это остроумное построение, однако, внутренне противоречиво. Во времена Нестора под погостами, скорее всего, уже понимали не места сбора дани, а волостные центры (в язык средневековых черемис слово погост («пагиах») вошло именно в значении «волость»). Затем, сомнительно, чтобы финноугорское население искало и находило «сакральную защиту» на погостах — учреждениях исконно славянских. К тому же в окрестностях Меты и Луги жили другие угрофинские народности — весь (вепсы) и водь (см.: Пименов В.В. Вепсы: Очерки этнической истории и генезиса культуры. М.; Л., 1969. С. 18—52), которые, возможно, не были такими ксенофобами, как югра. Во всяком случае, ни древнерусские, ни скандинавские средневековые источники не отмечают у финноугорских племен Восточной Прибалтики и Северо-Западной Руси обычаев, подобных вышеописанным.
230
Кроме того, есть все основания считать, что фраза «устави по Мьсте погосты и дани и по Лузе оброки и дани» является плодом некоего недоразумения, возникшего в процессе переписки и редактирования Повести временных лет. В Новгородской I летописи младшего извода гидроним «Луза» совсем отсутствует, а в Архангелогородской летописи вместо «по Мьсте» стоит: «помоста и погоста», и, например, Эверс отдавал предпочтение именно этому варианту, полагая «в высочайшей степени невероятным, чтобы великая княгиня предприняла означенные учреждения по Луге, так далеко на севере» (цит. по: Соловьев СМ. Сочинения. С. 301. Примеч. 212). А.Л. Никитин указывает на другую возможность искажения текста: «Скорее всего, отождествить «Дерева» с Деревской пятиной «краеведу» помогло выражение „по мьсте", то есть „совершив месть", что было воспринято в качестве указания на гидроним „Мету", подвигнув на создание всего фрагмента», а «уже сложившаяся к началу XII в. легенда о происхождении Ольги из Плескова северного, а не Дунайского, позволила домыслить остальное» (Никитин А.Л. Основания русской истории. С. 39, 213).
231
Из множества примеров выбираю один: «...страна была разделена на несколько районов, каждый из которых находился под властью наместника князя или местного органа по сбору налогов. Такой местный орган стал известен как погост. Иными словами, дань, собираемая с автономных племен, была заменена одинаковыми налогами, выплачиваемыми всем населением. В ходе реализации этой реформы большинство местных князей лишились своей власти, а автономия племен была сильно урезана. Это привело к централизации финансовой администрации...» и т. д. (Вернадский Г.В. Киевская Русь. С. 48).
232
Цит. по: Фроянов И.Я. Рабство и данничество у восточных славян. С. 396.
233
См.: Карамзин Н.М. История государства Российского. 5-е изд. СПб. 1842. Кн. I. Т. 1. Примеч. 377. Стб. 104—105.
234
Фроянов И.Я. Рабство и данничество у восточных славян. С. 432.
235
В Никоновской летописи появляется еще и некое Ольгино село в «Будутиной веси», которое, кажется, есть не что иное, как Выбутская весь — легендарная родина Ольги в Псковской земле.
236
Тихомиров М.Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI— XIII вв. М, 1955. С. 31.
237
Хазанов A.M. Социальная история скифов: Основные проблемы развития древних кочевников евразийских степей. М., 1975. С. 144.
238
Ключевский В.О. Сочинения: В 9 т. М, 1989. Т. I. С. 279.
239
См.: Макарий, митрополит. История христианства в России. СПб., 1897. Т. I. С. 228.
240
См.: Голубева Л.Л. Киевский некрополь // Материалы и исследования по археологии СССР. 1951. № 11. С. 111.
241
Город Русия — географическая загадка средневекового Крыма. По словам арабских писателей, он располагался при устье Русской реки. У арабского географа XII в. Идриси Русская река впадает в Черное море между Сольдадией (Сугдеей/Судаком?) и Матархой (Тмутороканью). Таким образом, ее устье оказывается тождественным Керченскому проливу, а под самой Русской рекой подразумевается, очевидно, Дон. Современные Идриси генуэзские картографы повторяют его заблуждение: на их картах город Руссия (Rossi, Rosso) находится возле Дона, именуемого Русской рекой (fiume Rosso). Та же географическая ошибка свойственна и византийским авторам. Так, писатель IX в. Феофан считал Керченский пролив устьем Дона. Более или менее точное местоположение города Русия указывает один Идриси — километрах в двадцати западнее Матархи. Но за отсутствием корректирующих сведений других источников этот ориентир нисколько не проясняет дела.
242
Г.В. Вернадский, в связи с вопросом о положении христианства на Руси в середине X в., коротко замечает, что «у Святого Еллия имеется... ссылка на русскую Церковь» (Вернадский Г.В. Киевская Русь. С. 48). Но в святцах упоминается единственный святой с таким именем — преподобный Еллий (его память отмечается Церковью 14 июля), живший в IV или V в. Очевидное недоразумение лишает сообщение Вернадского всякой достоверности.
243
Б.Я. Рамм писал, что при Константине Багрянородном «Русская митрополия» занимала 60-е место в списке церковных кафедр Константинопольского патриархата (см. Рамм Б.Я. Папство и Русь. С. 28). Однако свой источник исследователь не назвал. У других авторов, затрагивавших эту тему, подобных сведений мне обнаружить не удалось, в связи с чем считаю сообщение Рамма ошибочным.
Протоиерей А.В. Горский объяснял отсутствие «Русской митрополии» в списке Константина случайным пропуском или ошибкой. В подтверждение своего мнения он привел документ более позднего времени — список 65 митрополий Константинопольского патриархата, составленный в 1144 г. византийским архимандритом Нилом Доскопатром по просьбе сицилийского короля Роджера. «Русская митрополия» в этом перечне не значится, но есть приписка о том, что митрополита на Русь поставляет константинопольский патриарх (Горский А.В. О митрополии русской в конце IX в. // Прибавление к изданию творений святых отцов. М., 1850. Ч. I. С. 142). На это можно возразить, что, во-первых, Константин такой пометки все же не сделал; а между тем о «Русской митрополии» он безусловно знал, поскольку сам же, в другом своем сочинении (о жизни императора Василия I Македонянина, его деда), привел рассказ, впрочем окутанный легендарным флером, о посылке на Русь в конце IX в. греческого архиепископа. Следовательно, исключение «Русской митрополии» из списка церковных кафедр в книге «О церемониях» вряд ли объясняется забывчивостью императора. Во-вторых, отдельные недомолвки относительно юридического статуса Русской Церкви в XI—XII вв., как в данном примере, восполняются многочисленными известиями на этот счет других источников того времени, которые позволяют восстановить истинное положение вещей, тогда как ни один памятник X в. даже косвенно не упоминает «Русской митрополии» и ее взаимоотношений с Константинополем. Примечательно еще и следующее обстоятельство. Византийский канонист середины XII в. Феодор Вальсамон сообщает, что в его время подведомственные Константинопольскому патриархату «варварские» епархии были распределены между тремя диоцезами (крупными административными округами): Азиатским, Понтийским и Фракийским, — и Русская Церковь принадлежала к Фракийскому диоцезу, а не к Понтийскому, как можно было бы ожидать исходя из наших знаний о «Русской митрополии» второй половины IX в. (см.: Кулаковский Ю.Л. Избранные труды по истории аланов и Сарматии / Состав., вступ. ст., коммент., карта С.М. Перевалова. СПб., 2000. С. 180— 181). По всей видимости, это значит, что для Руси, крещенной князем Владимиром, потребовалось новое организационное оформление ее отношений с Константинопольской патриархией, в результате чего Русская Церковь была включена во Фракийский диоцез (или переподчинена ему). Тогда умолчание Константина Багрянородного о «Русской митрополии» следует рассматривать как знак того, что в первой половине X в. христианская община Киева полностью порвала с церковной зависимостью от Царьграда.
