Илья Ратьковский - Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (1917–1920 гг.)
Также в апреле 1920 г. умер в результате пыток в контрразведке член Областкома Петр Крушин[1465].
29 апреля 1920 г. подписан приказ генерала П. Н. Врангеля, в котором он требовал «безжалостно расстреливать всех комиссаров и других активных коммунистов, взятых в плен»[1466].
Наступление польских войск на Украине весной 1920 г. сопровождалось погромами и массовыми расстрелами: в городе Ровно поляки расстреляли более 3 тыс. мирных жителей, в местечке Тетиев убито около 4 тысяч евреев, за сопротивление при реквизициях продовольствия полностью сожжены деревни Ивановцы, Куча, Собачи, Яблуновка, Новая Гребля, Мельничи, Кирилловка и др., их жители расстреляны.
К маю 1920 г., согласно информации, собранной милицией, белыми было убито в Минусинском уезде 654 человека[1467].
Май 1920 г.5 мая 1920 г. в Севастополе расстреляны большевики Р. Торговицкий, К. Лакота, Ф. Кряжев, П. Синчук и П. Я. Рябов (Цветков)[1468].
28–29 мая 1920 г. польские войска, оставив незадолго до этого (25 мая) под натиском красных войск Борисов, расстреливали город зажигательными и химическими снарядами. В результате этих обстрелов погибло 500 мирных жителей, город же был практически разрушен[1469].
29 мая 1920 г. в Александровске японскими интервентами расстрелян заместитель председателя Северо-Сахалинского исполкома А. Т. Цапко[1470].
В конце мая (после 25 мая) 1920 г. японскими войсками на станции Муравьево-Амурской сожжены в паровозной топке известные большевики, участники установления советской власти в Сибири и на Дальнем Востоке Сергей Георгиевич Лазо (родился 2 марта 1894 г.), Алексей Николаевич Луцкий (родился 22 февраля 1883 г.) и Всеволод Михайлович Сибирцев (родился в 1893 г.).
Июнь 1920 г.1 июня 1920 г. восставшими мусаватистами в районе станции Шамхор обстрелян эшелон с находившимися там красными войсками. Обстрел велся из захваченных в Гяндже артиллерийских орудий, к которым были поставлены захваченные пленные. Отказывавшихся или плохо стрелявших пленных расстреливали и сбрасывали в глубокий колодец. Впоследствии, уже после боя, в нем было обнаружено более 20 трупов[1471].
12 июня 1920 г. Первая конная армия С. М. Буденного освободила от польских войск Житомир (захвачен поляками 26 апреля 1920 г.). Позднее С. М. Буденный вспоминал: «Нас с Ворошиловым обступили женщины. Со слезами на глазах поведали они о погромах, чинившихся интервентами в городе. В последние два дня перед оставлением Житомира озверевшие шляхтичи врывались в квартиры, забирали все ценное, арестовывали жителей, и особенно евреев. На Сенной площади задержанных мучили, затем расстреливали или рубили шашками. Зверски расправились белополяки с населением трехэтажного дома № 12 по Б. Бердичевской улице. Закрыв все выходы из дома, они облили его керосином и подожгли. Жители, за исключением выбросившихся из окон, сгорели живыми. Мы постарались, как могли, утешить и успокоить женщин. Тут же распорядились оказать помощь пострадавшим гражданам. Для расследования зверств белополяков решили создать комиссию»[1472].
Описываемые события произошли 8 июня 1920 г., когда накануне после рейда буденовцев город временно оказался в руках красных. Уже на следующий день поляки вновь контролировали город, обвинив во всех бедах евреев и организовав погром.
«Начались повальные обыски в еврейских квартирах, поиски оружия. А на самом деле это был погром и грабеж, осуществлявшийся регулярной армией изуверов, бандитов и садистов. Рассвирепевшие солдаты врывались в еврейские дома, издевались над людьми, а потом уводили их на смерть. В результате несколько десятков евреев оказались убитыми. Один из очевидцев погрома сообщал, что ему лично пришлось видеть на еврейском кладбище 44 трупа убитых поляками евреев, причем многие были страшно изуродованы: отрублены пальцы на руках, ноги, носы, уши, размозжены черепа, выколоты глаза. Среди убитых большинство составляли торговцы и старики. Многие евреи были просто заживо погребены поляками.
Житомирская газета «Известия» сообщала, что во время налетов поляков на еврейские квартиры арестованных отводили на Сенную площадь и на городские скотобойни. Там над ними всячески издевались, их пытали и истязали, у стариков не только вырывали бороды, их поджигали и отрезали вместе с подбородками, а заодно отрезали и языки. Многие евреи спрятались в подземельях костела. Когда за ними явились польские бандиты, им навстречу вышел ксендз с большим крестом. Он остановился у ворот костела и высоко поднял крест. И бандиты не решились войти в костел. Так были спасены сотни евреев. В субботу, 12 июня, с утра поляки начали поджигать еврейские дома и квартиры. На улице Большой Бердичевской № 12 стоял трехэтажный дом, в котором жили евреи. Бандиты закрыли все выходы из дома, облили его керосином и подожгли. Некоторые жители выбрасывались из окон. Остальные сгорели заживо. На улице Кафедральной стоял громадный дом Конюховского, сплошь населенный евреями. Польские садисты подожгли его. Тех, кто пытался спасти несчастных людей, бандиты расстреливали из пулеметов. Одна женщина выбросила из горящего окна своего младенца на руки дворника. Так этого дворника поляки закололи. Один ксендз приставил к задней стене лестницу, по которой люди смогли спуститься из горящего дома. Но многие евреи погибли в огне»[1473].
17 июня 1920 г. грузинская карательная экспедиция под командованием полковника Чхеидзе начала операцию против мирного населения Южной Осетии. 20 июня карателями было уничтожено политическое руководство Южной Осетии – расстреляны 13 коммунаров.
Практически все села были сожжены и разорены; была организована и массовая резня, в том числе в Цхинвале. Более 50 тыс. человек были вынуждены спасаться бегством в Северную Осетию, многие из них стали жертвами голода, холода, тифа и холеры. Всего было убито и погибло около 5 тыс. человек, из них более 3 тыс. женщин и детей.
Лишь в 1921 г., после установления в Грузии Советской власти, часть беженцев смогла вернуться на родину. Многие из них, однако, так и остались в Северной Осетии. 20 сентября 1990 г. Юго-Осетинский областной Совет народных депутатов в своем постановлении квалифицировал события 1920 г. как геноцид осетинского народа[1474].
27 июня 1920 г. в Севастополе расстреляны 13 большевиков-подпольщиков: Е. И. Айзенштейн, Афалов, В. П. Цыганков, Д. Я. Юртаев, П. А Мезин, Х. З. Левченко, А. И. Румянцев, Голубев (Храмцев), Улитов, Мишко, Никотин, Свентицкий, Старосельский[1475]. Позднее по делу тральщика «Чурубаш» будут расстреляны матросы Яценко и Гулиев[1476]. Это был не единичный случай расправ в Крыму в этот период. Еще большими были самосудные расстрелы. Следует отметить, что факты массовых расстрелов в этот период признавали и белые власти. Так, епископ Севастопольский Вениамин, который также был епископом ВСЮР, а позднее Русской Армии Врангеля, по результатам свой инспекции летом 1920 г. подготовил докладную записку, в которой писал о моральном разложении войск, о терроре и убийствах, охвативших полуостров[1477].
Июль 1920 г.7 июля 1920 г. на пароходе «Богатырь», захваченном в селе Дубровино участниками Колыванского восстания, опасаясь мести повстанцев, застрелился председатель Томской губернской ЧК А. В. Шишков (1883–1920).
28 июля 1920 г. в Северной Таврии в районе города Орехова после ожесточенного сражения красные войска потерпели поражение от дроздовской дивизии Русской армии генерала Врангеля. В плен попало большое количество красноармейцев, в т. ч. будущих красных офицеров Петроградской бригады курсантов из состава 46-й дивизии Южного фронта. Согласно различным свидетельствам, большинство из них было расстреляно 29 июля.
Так, командир белой дроздовской дивизии генерал А. В. Туркул описал в своих отредактированных позднее мемуарах один из таких расстрелов, который произвел на него впечатление: «Из земской больницы, на вокзальной площади, ко мне пришел унтер-офицер, раненный в грудь штыком.
– В больнице большевики… Под койками винтовки… Сговариваются ночью переколоть наших и бежать.
Мне показалось, что унтер-офицер со штыковой раной помешался. Мы пошли с ним в больницу. Раненые встретили нас возмущенными рассказами: их не перевязывали, они были брошены. Зато они обнаружили палату, где лежало человек тридцать курсантов в больничных халатах. Курсантов, не успевших пробиться к своим, собирал в больницу врач, молодой еврей. Он же выдал им халаты и уложил на койки. Курсанты сговаривались ночью переколоть наших и бежать из больницы. Врач, коммунист, скрылся.
