Ричард Пайпс - Русская революция. Книга 2. Большевики в борьбе за власть 1917 — 1918
Трудно сказать, к чему приведут эти обстоятельства, однако надо признать, что пока они представляются довольно стабильными»33.
На Рицлера большевистская Москва тоже произвела гнетущее впечатление. Более всего его поразила коррупция среди коммунистических чиновников и их порочные наклонности, в особенности ненасытная жажда женщин34.
В середине мая Мирбах встретился с Лениным и был немало удивлен его самоуверенностью: «Ленин вообще непоколебимо верит в свою счастливую звезду и выказывает, вновь и вновь, настойчивый безграничный оптимизм. Вместе с тем, он допускает, что, хотя режим его удается пока удерживать, число его врагов возрастает и ситуация требует «более пристального внимания, чем даже месяц назад». В своей уверенности он основывается прежде всего на том факте, что правящая партия обладает организованной властью, в то время как остальные партии согласны между собой лишь в отрицании существующего режима; в других отношениях они расходятся в различных направлениях и не обладают властью, которая могла бы соперничать с властью большевиков»35. [Заметим, что ни в тот момент, ни позднее в частных беседах Ленин не ссылался на общественную поддержку как на источник силы своего режима. Причины устойчивости власти большевиков он усматривал скорее в разобщенности их противников. В 1920 г. он сказал в беседе с Бертраном Расселом, что двумя годами ранее он и его соратники сомневались, что смогут устоять в окружавшей их враждебной обстановке. «То, что им все-таки удалось выжить, он объясняет соперничеством и различием интересов капиталистических государств, а также силой большевистской пропаганды» (Russell В. Bolshevism. N.Y., 1920. Р. 40)].
Проведя месяц в советской столице, Мирбах начал сомневаться в жизнеспособности большевистского режима и в мудрости своего правительства, которое в политике в отношении России делало всю ставку на этот режим. Он считал, что большевики могли и устоять: 24 мая он призывал министерство иностранных дел не доверять суждениям Ботмера и других военных, которые предсказывали падение советского режима в ближайшем будущем36. Однако, зная о деятельности находившихся в России дипломатических и военных представителей стран Четверного согласия и об их контактах с оппозиционными группами, он опасался, что в случае отстранения Ленина от власти Германии не на кого будет опереться в России. Поэтому он стал сторонником более гибкой политики, в которой опора на большевиков сочеталась бы с политической подстраховкой — контактами с антибольшевистской оппозицией.
20 мая Мирбах направил своему правительству первый пессимистический доклад о ситуации в советской России и о возможных опасностях политического курса, проводимого здесь Германией. В последние недели, писал он, общественная поддержка режима дала серьезные трещины; рассказывают, что Троцкий назвал большевистскую партию «живым трупом». Представители стран Четверного согласия ловят рыбку в этой мутной воде, предоставляя щедрые субсидии эсерам, меньшевикам-интернационалистам, сербским военнопленным и балтийским матросам. «Никогда еще коррумпированная Россия не подвергалась такой коррупции, как сейчас». Страны Четверного согласия, пользуясь симпатиями к ним Троцкого, усиливают влияние на большевиков. Чтобы ситуация не вышла из-под контроля, заключал Мирбах, необходимо возобновить выплату субсидий большевикам, прекращенную правительством Германии в январе37. Эти средства нужны, во-первых, для предотвращения политической переориентации большевиков на страны Четверного согласия, а во-вторых, для сохранения их режима, ибо в случае его падения к власти придут эсеры, однозначно настроенные на союз с Четверным согласием38.
Этот и последующие доклады, интонация которых становилась все более мрачной, возымели действие в Берлине. В начале июня Р. фон Кюльман, пересмотрев свои позиции, предоставил Мирбаху полномочия начать переговоры с российской оппозицией39. Он также выделил в распоряжение посла средства, которые тот мог расходовать по своему усмотрению. 3 июня Мирбах телеграфировал в Берлин, что для поддержки режима большевиков ему нужны ежемесячно 3 млн. марок; в министерстве иностранных дел подсчитали, что в сумме потребуется 40 млн. марок40. Согласившись, что предотвращение переориентации большевиков на страны Четверного согласия «будет стоить денег и, вероятно, немалых», Кюльман одобрил перевод немецкому посольству в Москве этой суммы для ведения тайной работы в России41. Не удалось точно установить, как расходовались эти средства. На сегодняшний день известна судьба лишь около 9 млн. марок: приблизительно половина этой суммы пошла большевистскому правительству, а остальное — его противникам, главным образом антибольшевистскому Временному правительству Сибири, находившемуся в Омске, и казачьему атаману П.Н.Краснову, которого выделял среди остальных антибольшевистских лидеров кайзер. [Большевистское правительство и оппозиция получали субсидии в размере 3 млн. марок в июне, июле и августе (см.: Germany and the Revolution in Russia, 1915–1918 / Ed. by Z.A.B.Zeman. N.Y., 1958. P. 130)].
Основным препятствием, мешавшим немцам вступить в контакт с антибольшевистской оппозицией, служил Брест. Никакая политическая группировка, кроме большевиков, не подписала бы такого договора, и даже у большевиков были в этом вопросе разногласия. Как заметил Мирбах, несмотря на ужасное положение, сложившееся в советской России, ни один русский, не принадлежащий к большевикам, не воспользуется в борьбе с их режимом немецкой помощью ценой принятия условий Брестского договора. Иначе говоря, чтобы завоевать поддержку антибольшевистских сил, Германия должна была согласиться на существенный пересмотр договора. По мнению Мирбаха, оппозиция могла бы примириться с потерей Польши, Литвы и Курляндии, но ни за что не отдаст Украину, Эстонию и, возможно, Ливонию42.
Деликатную задачу ведения переговоров с оппозицией под носом у ЧК и агентов Четверного согласия Мирбах поручил Рицлеру. Контакты Рицлера ограничились в основном так называемым Правым центром — сформированным в середине июня небольшим кружком консерваторов, в который вошли уважаемые политики и генералы, убежденные в том, что большевизм представляет для национальных интересов России более серьезную угрозу, чем Германия, и готовые ради свержения режима пойти на союз с Берлином. Они делали вид, что имеют крепкие связи в финансовых, промышленных и военных кругах, но в действительности серьезных союзников у них не было, ибо подавляющее большинство политически активных граждан России считали большевиков порождением Германии. Главным действующим лицом Правого центра был А.В.Кривошеий — министр земледелия при Столыпине, патриот и честный человек, который мог бы стать приемлемым главой назначенного Германией российского правительства, хотя, как типичный чиновник старого режима, был более склонен подчиняться приказам, чем их отдавать. В деятельности центра принимал участие также генерал АЛ. Брусилов — герой известной наступательной операции 1916 года. Кривошеий через посредников проинформировал Рицлера, что его группа готова свергнуть большевиков и располагает для этого достаточными военными средствами, но, чтобы начать действовать, хочет заручиться активной поддержкой Германии43. Условием такого сотрудничества должно было стать согласие Германии внести изменения в Брестский договор. Вступая в переговоры с русской оппозицией, немцы относились к ней без всякого уважения. Мирбах считал монархистов «лентяями», а Рицлер с презрением говорил о «стонах и хныканье [русской] буржуазии, взывавшей к немецкому порядку и немецкой помощи»44.
* * *Иоффе прибыл со своей миссией в Берлин 19 апреля. Немецкие генералы, справедливо полагая, что советские дипломаты будут заниматься главным образом шпионажем и подрывной деятельностью, требовали, чтобы советское посольство размещалось в Брест-Литовске или в каком-нибудь другом городе вдали от Германии. Но верх взяла позиция министерства иностранных дел, и Иоффе получил старое здание посольства Российской империи по Унтер ден Линден 7, которое немцы ухитрились сохранить в течение всей войны абсолютно нетронутым. Теперь над крышей его взвился красный флаг. Вслед за этим Москва открыла также консульства в Берлине и Гамбурге.
Первоначально штат посольства состоял из тридцати человек, но он все время рос и к ноябрю, когда отношения между Россией и Германией были разорваны, составлял уже сто восемьдесят человек. Кроме этого, Иоффе привлекал к работе немецких радикалов, которые переводили советские пропагандистские материалы и вели подрывную деятельность. Он постоянно поддерживал телеграфную связь с Москвой; часть его сообщений немцы перехватили и расшифровали, но основной их массив до сих пор остается неопубликованным. [Некоторые послания Иоффе Ленину приведены в журн.: История СССР. 1958. № 4. С. 3–26].
