Тверская улица в домах и лицах - Александр Анатольевич Васькин
Уже принадлежавши екатерининскому времени, он еще братался с молодежью и разделял часто их невинные и винные проказы, в старости он сохранял величавую, совершенно вельможную наружность. Ума он был далеко не блистательного, но так хорошо, плавно изъяснялся, особенно по‑французски, что за изящным складом речи не скоро можно было убедиться в довольно ограниченном состоянии умственных способностей его.
Граф Разумовский был в свойстве с князем Голицыным и часто встречался с его женой в обществе. Нежное его сердце не устояло при виде ее миловидности и того несчастного положения, в котором она находилась вследствие самодурства мужа. Об этом романе вскоре заговорила вся Москва. «Брат Лев, – писал старик Разумовский к сыну Андрею в 1799 г., – роль Линдора играет». С обоюдного и дружелюбного согласия состоялся развод. Граф женился на княгине. Брак этот в свое время наделал много шума.
Богатые и знатные родственники Голицына сильно восставали против этого брака; сам же князь продолжал вести дружбу с графом Разумовским, часто обедывал у бывшей своей жены и нередко с нею даже показывался в театре.
Брак хотя официально не был признан, но сильные мира, как, например, главнокомандующий граф Гудович, племянник его гр. В.П. Кочубей, явно стали на сторону молодой графини, и московское общество стало принимать молодую, щеголеватую и любезную графиню и толпиться у нее на роскошных пирах – зимою на Тверской, a летом в Петровском. Только изредка, тайком, делались намеки на не совсем правильный брак, но и этим намекам скоро был положен конец.
В бытность императора Александра I, в 1809 г., в Москве на балу у Гудовича государь подошел к графине и, громко назвав ее графинею, пригласил на полонез. Брак Разумовского был самый счастливый: 16 лет протекли у них в самой нежной любви и согласии. Графиня М.Г. Разу мовская пережила мужа сорока семью годами. Графиня после кончины мужа предавалась искренней и глубокой грусти.
Для здоровья, сильно пострадавшего от безутешной печали, ее уговорили отправиться за границу, и здесь она переменила траурную одежду на светлую.
За границей много говорили о ее блестящих салонах в Париже и на водах. По возвращении в Россию она опять заняла первое место в высшем обществе. Графиня сперва поселилась на Большой Морской в своем доме[15], затем переехала на Литейную, в дом Пашкова (дом Департамента уделов).
Когда дом был куплен в казну, император Николай Павлович подарил графине всю мебель, находившуюся в ее комнатах. Последние годы графиня жила на Сергиевской, в доме графа Сумарокова (затем Боткина). Царская фамилия особенно была милостива к графине и удостаивала ее праздники своим присутствием. Но при всей своей любви к обществу графиня таила у себя священный уголок, хранилище преданий и память минувшего.
Рядом с ее салонами и большою залою было заветное, домашнее, сердечное для нее убежище. Там была молельня с семейными образами, мраморным бюстом Спасителя работы знаменитого итальянского художника, с неугасающими лампадами и портретом покойного графа.
У графини была одна страсть – к нарядам. Когда в 1835 году, проезжая через Вену, она просила приятеля своего, служившего по таможне, облегчить ей затруднения, ожидавшие ее в провозе туалетных пожитков, он спросил:
– Да что же вы намерены провезти с собою?
– Безделицу, – отвечала она, – триста платьев.
К характеристике ее добавляет А.А. Васильчиков, что
графиня очень любила Париж и простодушно признавалась, что любит его за то, что женщины немолодые носят там туалеты нежных, светлых оттенков.
– Ах, улица эта губит меня, – шутя говорила она на другой день после приезда своего, гуляя по Rue de la Paix[16].
Перед коронацией покойного государя графиня поехала в Париж, чтобы заказать приличные туалеты для готовящихся торжеств в Москве. Графиня, нигде не останавливаясь (тогда еще не везде были железные дороги), одним духом доехала до Парижа; ей было уже 84 года. Приехала она довольно поздно вечером, а на другой день утром как ни в чем не бывало гуляла по любимой своей Rue de la Paix.
В то время в Париже находилась старая венская приятельница и ровесница графини, княгиня Грасалькович, рожденная княжна Эстергази, славившаяся тоже необыкновенною своею бодростью, несмотря на преклонные лета. Узнав, что графиня одним духом доскакала до Парижа для заказа нарядов, княгиня с завистью воскликнула: «После этого мне остается только съездить на два дня в Нью‑Йорк».
Графиня Разумовская скончалась в 1865 году 93 лет от роду. Она тихо уснула на руках своих преданных приближенных. Все домашние любили графиню безгранично. Она делала много добра и милостей без малейшего притязания на огласку. Тело ее перевезено было в Москву, в Донской монастырь, и положено рядом с мужем. Мало знакомых сошлось помолиться вокруг ее поздней могилы».
К сему пасторальному повествованию Пыляева добавим, что расставание супругов Голицыных произошло отнюдь не по взаимному их согласию. Князь Голицын проиграл свою жену в карты Разумовскому. Когда отношения графа Разумовского и княгини Голицыной зашли слишком далеко, то граф решил вызвать ее мужа на дуэль за то, что тот якобы бьет свою жену, принуждая ее к отдаче супружеского долга. Однако итоги дуэли не могли бы на сто процентов обеспечить Разумовскому исполнение его главного желания – обручиться с княгиней. Еще неизвестно, чем бы дуэль закончилась.
Тогда граф задумал другое сражение – за карточным столом, зная о том, что Голицын в азарте карточной игры мог не только жену, а родную мать поставить на кон. До сих пор называются разные даты той исторической игры, то ли 1799, то ли 1801 г. Происходило все в старом Английском клубе на Страстном бульваре. Сели играть в восьмом часу вечера. К двум часам ночи Голицын проиграл все. И тогда Разумовский предложил ему сделку – князь ставит на кон жену, а сам граф – все, что выиграл у него в эту ночь. Как ни противился Голицын, но ему ничего не оставалось, кроме как пойти на сделку. Но и следующий кон оказался для него неудачным. Князь проиграл свою жену.
Разумовский поступил благородно – все, что он выиграл у Голицына, он оставил ему, забрав лишь супругу. С тех пор Лев Кириллович и Мария Григорьевна жили вместе, а развод с бывшим мужем был оформлен официально. Однако московский свет отказался принять ее в этом качестве, не допуская ее на балы с участием членов царской семьи. Развод трактовался как большой грех.
