Темная сторона демократии: Объяснение этнических чисток - Майкл Манн
Хёсс, комендант Освенцима, прошел подготовку у Айке и вспоминал потом, как его спрашивали заключенные: «Почему эсесовцы нас так ненавидят? Мы такие же люди, как и они». Режим Айке был беспощадным. Его подчиненные были убийцами и насильниками по должности, связанными круговой порукой. У них были унифицированные взгляды, они говорили на одном лагерном жаргоне и принадлежали к одной лагерной субкультуре. Они делали свое дело, не задумываясь о том, что делают (Orth, 2000).
Франц Хоффман был типичным лагерным охранником. Не доучившись в ремесленном училище, он в 1932 г. в возрасте 26 лет вступил в нацистскую партию и в СС. В 1933 г. прошел суровую школу в Дахау, был замечен самим Айке и удостоился его похвалы. Застрелил старого еврея, когда обнаружил его в туалете после комендантского часа. Вместе с другими соратниками участвовал в традиционной эсесовской забаве: заключенных гнали на колючую проволоку и убивали «при попытке к бегству». Хоффман отслужил в лагерной охране год, получил звание капитана, был комендантом второстепенных концлагерей. Цыгане вызывали в нем особую ненависть. Оправдываясь на послевоенном трибунале, он утверждал, что был «маленьким человеком», повиновавшимся еврейской и эсесовской верхушке. В 1965 г. был приговорен к пожизненному заключению за участие в уничтожении двух тысяч человек, из которых 30 он убил лично.
Охранникам была дана абсолютная власть. Они пользовались ею садистски, ежедневно. Эта власть «освобождала их от всех моральных устоев». Беспредельное насилие стало рутиной, оно «создавало привычку убивать людей бессмысленно и рефлекторно, стирая грань между пытками, чтобы выбить из жертвы нужную информацию, и пытками ради пыток». Террор стал нормой поведения, объединившей всех в одну группу, а личная ответственность охранника растворялась в коллективной ответственности его соратников по лагерной охране (аналог «принципа вождя»). Никто не нес дисциплинарной ответственности за насилие, что давало право действовать бесконтрольно. Лагеря множились и укрупнялись, условия содержания становились все хуже, все больше и нагляднее становилась социальная дистанция между откормленными, затянутыми в красивую униформу охранниками и дрожащими от холода, завшивевшими, умирающими от голода, беспомощными заключенными. В глазах охранников эти ходячие полутрупы переставали быть людьми. Убийства в лагерях смерти были поведенческой нормой (Sofsky, 1997: 16–24, 223–240).
Существовало еще около тысячи принудительных трудовых лагерей разного типа. В некоторых местах заключения даже евреи находили себе место под солнцем, входя в особые отношения с охранниками и администрацией, — таким удавалось выжить (Straede, 1999). Но и трудовые лагеря были все теми же лагерями, поставщиками рабского труда. Заключенные как неквалифицированная рабочая сила находились под государственным контролем. До 1941 г. во всех лагерях применялась практика обычного террора. Позднее лишь в лагерях уничтожения практиковался геноцид. Цепочка из последовательных звеньев: избиения и издевательства — периодические убийства отдельных лиц — тотальный геноцид — не требовала от исполнителей особого насилия над собой. С 1941 г. для немца в военной форме концентрационный лагерь был землей обетованной, там хорошо кормили и платили, там можно было и отсидеться от Восточного фронта. В обычных лагерях, по принятой нами классификации, мы находим исполнителей разных психологических типов: убийц «ради идеи», убийц «ради карьеры», убийц «потому что все такие», убийц «потому что так приказали». Эти люди могли потакать своим самым темным инстинктам, у них не было ни моральных, ни профессиональных запретов.
6. СД (служба безопасности). В 1935 г. СС установили контроль над крипо (криминальная полиция) и гестапо (политическая полиция). На их основе была создана СД, полиция безопасности, еще одно ответвление СС. Гиммлер говорил, что назначение СД — это «защита нации изнутри в «величайшей битве человеческой истории» против «разрушительной силы мирового большевизма». Вернер Бест, один из руководителей гестапо, назвал СД «санитаром» на страже «политического здоровья нации» (Kershaw, 1998: 541). Лишь немногие сотрудники крипо или гестапо были до переворота членами нацистской партии или СС (эти организации тогда стояли вне закона), но 20–40 % примыкали к пронацистским организациям. В 1933 г. из рядов полиции вычистили недовольных, и их место заняли ветераны движения. Но большинство кадровых работников полиции подчинились новому нацистскому порядку (Browder, 1996; Gellately, 1990: 50). Нацистская идеология борьбы с врагами государства нашла отклик в их сердцах, и немецкие полицейские с удвоенной энергией взялись за искоренение крамолы. Гиммлер и его заместитель по СД Гейдрих не желали усиления влияния НСДАП и в рядах полиции предпочитали видеть жестких и опытных профессионалов, а не плохо контролируемых партийных фанатиков.
Генрих Мюллер стал для них идеальным вариантом. Мюллер отличился как летчик в воздушных боях Первой мировой, потом пошел по стопам отца и начал работать в мюнхенской полиции, где заслужил репутацию непримиримого борца с коммунистами, часто нарушая закон, чтобы состряпать следственное дело. Мюллер ненавидел левых, но не примыкал ни к одной политической организации, утверждая, что политика его не интересует. По своим убеждениям был правым, сторонником твердой руки, правду и справедливость ставил выше юридических норм и судебного крючкотворства. Его считали тупым и твердолобым. Шелленберг, сотрудник СД, считавший себя интеллектуалом, пишет в мемуарах, что он был шокирован, когда Мюллер начал разговаривать с ним «с ужасным баварским акцентом», а потом доверил шефу заветную мечту: «Как бы я хотел сунуть всех этих грамотеев в угольную шахту и взорвать их всех» (Schellenberg, 1956: 8). Верный новым хозяевам, Мюллер был счастлив проявить все свои таланты на службе у СС. Он дорос до поста шефа гестапо и до звания группенфюрера СС. В 1945 г. он исчез, оставив за собой шлейф самых невероятных домыслов. Кто-то считал Мюллера тайным узником в американской тюрьме, кто-то предполагал, что он укрылся в Южной Америке. Судьба его так и осталась неизвестной, но, скорее всего, шеф гестапо уже умер.
Вильгельм Харстер был более политизированной личностью. Его биография — еще одно доказательство того, какую притягательность имел нацизм для выходцев из полицейско-репрессивного аппарата. Харстер тоже был сыном полицейского, жил в предместьях Мюнхена, успешно учился в университете, где присоединился к молодежной секции фрайкоров. Он закончил университет с дипломом юриста и в 1929 г. поступил в полицию. В его досье написано, что он был «сознательным и исполнительным сотрудником». Был он также и ярко выраженным консервативным националистом. В 1932 г. он вступил в ряды партии и СА и радостью принял приход нацистов к власти. Для него это означало конец «уличным потасовкам, безработице и версальскому позору». Вскоре его перевели в гестапо, где Харстер показал себя во всем блеске: Берлин и Вюртемберг в 1930-е гг., Австрия во время и после аншлюса, Польша в 1939 г., оккупированные Бельгия и Голландия, где он был куратором депортаций. После войны его признали причастным
