Знать и помнить [Диалог историка с читателем] - Александр Михайлович Самсонов
Война с Финляндией показала слабые стороны Красной Армии. Это было видно как Гитлеру, так и Сталину. Однако первый из них раньше сделал для себя практические выводы.
После советско-финляндской войны, 8 мая 1940 года, К. Е. Ворошилова на посту наркома обороны сменил С. К. Тимошенко. В связи с этим была назначена комиссия ЦК ВКП(б) для проверки деятельности наркомата. Она заключила: «Наркомат отстает в разработке вопросов оперативного использования войск в современной войне. Твердо установившихся взглядов на использование танков, авиации и авиадесантов нет… Удельный вес механизированных войск является низким». Комиссия констатировала также падение дисциплины, случаи неповиновения командирам и дезертирства, общее ухудшение уровня профессиональной компетентности командного состава всех степеней.[119]
Наркомату обороны удалось добиться у Сталина разрешения на частичный призыв в кадры армии полумиллиона запасных и на переброску в западные округа еще четырех армий. Однако Сталин категорически отказался дать согласие на приведение в боевую готовность войск приграничных округов. В таком сугубо ответственном деле ограничились полумерами. Подобное же произошло и с мобилизационным планом развертывания промышленности в военное время. К началу войны он так и не был утвержден. Особенно тяжелое положение сложилось с боеприпасами.
Мысленно продолжая разговор с авторами писем, хочу привести следующее высказывание маршала Г. К. Жукова:
«Говоря о предвоенном периоде и о том, что определило наши неудачи в начале войны, нельзя сводить все только к персональным ошибкам Сталина или в какой-то мере к персональным ошибкам Тимошенко и Жукова.
Все это так. Ошибки были.
Но надо помнить и некоторые объективные данные. Надо подумать и подсчитать, что представляли тогда собой мы и наша армия и Германия и ее армия. Насколько выше был ее военный потенциал, уровень промышленности, уровень промышленной культуры, уровень общей подготовленности к войне…
Словом, нельзя забывать, что мы вступили в войну, еще продолжая быть отсталой в промышленном отношении страной по сравнению с Германией…
Наконец, надо добавить, что Гитлер со дня своего прихода к власти абсолютно все подчинил интересам будущей войны, все строилось в расчете на победу в этой войне, все делалось для этого, и только для этого. А мы такой позиции не заняли, остановились на полумерах. Сталкивались друг с другом интересы ведомств, шла бесконечная торговля по каждому вопросу, связанному с вооружением армии и подготовкой к войне. Все это тоже надо класть на чашу весов, объясняя причины наших поражений и неудач первого года войны».[120]
При всем высочайшем авторитете маршала Г. К. Жукова не могу считать все положения этого высказывания полностью бесспорными.
События советско-германской войны показали, что СССР в экономическом, морально-политическом и военном отношениях обладал такой мощью, которая позволила ему даже в кризисных фронтовых ситуациях выдержать натиск, а затем и сокрушить агрессора. Мобилизация наших сил проходила в экстремальных условиях потери огромной территории, 70 миллионов человек, неисчислимых экономических ресурсов, в условиях трагических потрясений 1941―1942 годов.
Мы имели на подготовку к войне 20 лет, а Гитлер — девять. Экономика Германии оставалась капиталистической, поставить ее полностью в подчинение государству не удалось даже Гитлеру. И если бы подготовка нашей армии и страны к войне шла в соответствии с разработанной к середине 30-х годов под руководством М. Н. Тухачевского, А. И. Егорова, И. Э. Якира, И. П. Уборевича и других программой, то и события первого периода войны не получили бы такого драматического развития, как это произошло в действительности.
Таковы горькие страницы минувшего — и наступило время прочесть их не приукрашивая.
Год 1941-й: фрагменты истины
Тот страшный год во многом еще не освещен в исторических исследованиях. Выше я отметил общие причины драматического для нашей страны начального периода войны с фашистской Германией. Для размышлений о 1941-м я отобрал лишь ряд фрагментов из писем, авторы которых характеризуют причины трагического развития событий на первом этапе войны и меру ответственности в этом И. В. Сталина, затрагивают проблему народа, армии, полководцев, касаются и более частных вопросов: о судьбе первого состава командования войсками Западного фронта, возникновении призыва «За Родину, за Сталина!».
Итак, 22 июня 1941 года. Во-первых, запоздалые директивы о приведении войск западных приграничных округов в полную боевую готовность. Отсюда для них — оперативная и тактическая внезапность. Об этом совершенно недвусмысленно свидетельствуют и участники событий с немецко-фашистской стороны, которых в данном случае никак не заподозришь в фальсификации. Так, командующий 2-й танковой группой генерал-полковник Ганс Гудериан вспоминает: «…20 и 21 июня находился в передовых частях моих корпусов, проверяя их готовность к наступлению. Тщательное наблюдение за русскими убеждало меня в том, что они ничего не подозревают о наших намерениях. Во дворе крепости Бреста, который просматривался с наших наблюдательных пунктов, под звуки оркестра они проводили развод караулов. Береговые укрепления вдоль Западного Буга не были заняты русскими войсками…
Перспективы сохранения момента внезапности были настолько велики, что возник вопрос, стоит ли при таких обстоятельствах проводить артиллерийскую подготовку?..»[121]
Во-вторых, роковые последствия имело то, что вражеская разведка (это при нашей-то сверхбдительности!) досконально вскрыла систему дислокации наших сил и средств, как и инфраструктуру их обеспечения, коммуникаций, связи и т. п., в приграничной зоне примерно на глубину 300 километров. Приведу лишь один пример. Советские ВВС в первый день войны потеряли около 1200 самолетов, главным образом новых конструкций, преимущественно на аэродромах. Только Западный фронт лишился 738 самолетов.[122]
В-третьих, ослабление нашего сопротивления первым ударам врага повлек за собой и массовый отрыв от своих частей на учебные сборы артиллерийских, в том числе зенитных, средств.
В-четвертых, организацию прочной обороны затруднило совершенно недостаточное оперативное обустройство территории, вновь вошедшей в состав страны, где развернулись первые сражения.
В-пятых, существовал просчет И. В. Сталина в определении вероятного направления главного удара агрессора, чем была вызвана относительная слабость Западного фронта по сравнению с Юго-Западным.
Читатель В. Горбунов (г. Белгород) напоминает некоторые конкретные факты. 22 июня 1941 года в 00 часов 30 минут директива № 1 из Москвы предупреждала командующих западными округами о возможности внезапного нападения, но тут же указывала: «Нападение немцев может начаться с провокационных действий». Директива № 2, переданная в 7 часов 15 минут, когда противник уже совершил вторжение, предписывала всеми силами обрушиться на врага. И опять оговорка: впредь до особого распоряжения наземными войсками границу не переходить, а удары авиации наносить на глубину германской территории до 100―150 километров.[123]
В. Горбунов продолжает: «Сталин повинен в трагических неудачах 1941―1942 годов. Он сосредоточил всю полноту власти в своих руках, ни к чьим мнениям не прислушивался и допускал одну ошибку за другой. Отдельные примеры:
Сентябрь 1941 года.
