Ричард Пайпс - Русская революция. Книга 1. Агония старого режима. 1905 — 1917
На последующих заседаниях признаков охлаждения страстей тоже не наблюдалось. Радикальные депутаты, не сдерживаемые теперь уже почти никакими запретами, открыто призывали страну к бунту. Меньшевики и другие социалисты покинули Думу 2 декабря, когда Прогрессивный блок единодушно одобрил отказ правительства принять предложение Германии о заключении сепаратного мира. Две недели спустя Керенский призвал население не подчиняться правительству97.
Не получил Трепов поддержки и при дворе. Императрица, боясь потерять свое влияние, интриговала против него. В письмах мужу она называла его не иначе, как лжецом, заслуживающим виселицы98. Николай на сей раз не внял советам жены и согласился с Треповым, что Протопопов должен уйти. 11 ноября он сообщал, что Протопопов не хорош и будет замещен, и просил при этом не вовлекать в это дело Распутина, целиком принимая на себя ответственность за это решение. Весьма обеспокоившись, Александра Федоровна телеграфировала мужу просьбу не предпринимать ничего до их встречи и на следующий день вместе с детьми отправилась в Могилев. На месте ей быстро удалось переубедить Николая. Когда Трепов прибыл в Могилев получить одобрение кандидатуры преемника Протопопова, царь осадил его, заявив, что Протопопов все-таки останется. Даже угроза Трепова подать в отставку не заставила его смягчиться. А.И.Спиридович приводит этот эпизод как ярчайший пример влияния Распутина99.
* * *К концу 1916 года все политические партии и группировки объединились в оппозицию к монархии. Впрочем, это было их единственной точкой соприкосновения — ни в чем другом они не сходились. Крайне левых не устраивало что-либо меньшее, чем радикальное преобразование политического, социального и экономического устройства России. Либералы и либерал-консерваторы удовольствовались бы парламентской демократией. И те и другие, при всем их различии, вели речь об институтах власти. Крайне правые, теперь тоже примкнувшие к оппозиции, напротив, сосредоточили внимание на личностях политических деятелей. По их мнению, в российском кризисе повинен был не сам режим, а люди, стоявшие у кормила власти, а именно императрица-немка и Распутин. И стоит убрать их с политической арены, считали они, как все пойдет хорошо. Добраться непосредственно до императрицы было невозможно, ибо это означало дворцовый переворот, но некоторые монархисты полагали, что той же цели можно достичь, изолировав ее от Распутина. Зная страстную привязанность Александры Федоровны к «старцу», легко было предположить, что разлука с ним сломит ее физически. А избавленный от пагубного влияния жены, царь примет здравое решение и уступит власть Думе. Если же он не пойдет на это, можно будет назначить регента — кого-нибудь из великих князей, всего вероятнее Николая Николаевича. Такие разговоры в ноябре и декабре 1916 года велись повсеместно в высших кругах: в яхт-клубе, посещаемом великими князьями, в кулуарах Думы и Госсовета, среди монархистов, в аристократических салонах, даже в Ставке в Могилеве. Повторялась ситуация марта 1801 года, когда заговор против Павла I, обернувшийся его убийством, был на устах всего петербургского общества.
Распутин стал естественной мишенью для правых потому, что влияние на царствующую чету открывало ему доступ к министерским назначениям. Штюрмер, Протопопов и Шуваев, занимавшие ключевые посты в российской администрации, обязаны были своим возвышением именно Распутину. Правда, его протеже Штюрмер был заменен врагом — Треповым, но при этом все понимали, что перебежавший дорогу «старцу» на удачную карьеру надеяться не может. Поговаривали даже, что Распутин вмешивается и в военные дела. Действительно, в ноябре 1915 года Распутин давал, через императрицу, стратегические советы Ставке. «Теперь, чтоб не забыть, — писала Александра Федоровна мужу 15 ноября 1915 года, — я должна передать тебе поручение от нашего друга, вызванное его ночным видением. Он просит тебя приказать начать наступление возле Риги, говорит, что это необходимо, а то германцы там твердо засядут на всю зиму, что будет стоить много крови, и трудно будет заставить их уйти»100. Ни Николай, ни генералы не обращали внимания на подобные советы. Распутину строго запрещалось появляться в Ставке. И все же тот факт, что малограмотный крестьянин свободно давал советы в военных вопросах, не мог не задевать за живое консерваторов.
В Царском Селе его слово было законом. Распутин часто предрекал, что, если с ним что-нибудь случится, Россию ждут новые смутные времена. Его посещали видения потоков крови, пламени и дыма — темные, никак разумно не объясняемые предзнаменования несчастий, действительно вскоре оправдавшиеся101. Его предсказания беспокоили императрицу, заставляли еще ревностней защищать его от врагов, которые были, в ее глазах, врагами и династии, и России.
Распутин упивался своим могуществом. Его пьяные оргии, бахвальство и бесцеремонность становились с каждым днем все более вызывающими. Дам из высшего общества завораживали его грубая мощь, гипнотический взор и дар прорицателя. Распутин принадлежал к секте хлыстов, которые учили, что, согрешая, человек уменьшает количество греха в мире. В его доме с вечными цыганами вино текло рекой. Впрочем, любовные подвиги, приписываемые ему молвой, были более чем сомнительны. Врач Р.Р.Вреден, осматривавший Распутина в 1914 году, когда того ранила ножом ревнивая подруга, нашел детородные органы пациента в состоянии, которое наблюдается у весьма пожилых людей, что заставило врача усомниться в его способности вообще вести половую жизнь, и он приписал это действию алкоголя и последствиям сифилиса. [Архив С.Е.Крыжановского Box 5. File «Распутин» (Бахметьевский архив. Колумбийский ун-т, Нью-Йорк). Вырубова отрицала слухи о половой распущенности, утверждая, что он был совершенно равнодушен к женщинам и что она не знает ни одной, имевшей с ним интимной связи (Viroubova A. Souvenirs de ma vie. P., 1927. P. 115)].
Поведение Распутина было столь вызывающим, потому что он ощущал себя стоящим над законом. В марте 1915 года шеф корпуса жандармов В.Ф.Джунковский осмелился доложить царю о том, что его агенты подслушали, как во время обеда в московском ресторане «Прага» Распутин хвастался, будто «может сделать, что захочет», с императрицей. В «благодарность» Джунковский был снят с должности и отправлен на фронт. После этого случая в полиции сочли более благоразумным держать порочащую Распутина информацию при себе. Льстецы и карьеристы, ищущие повышений по должности, стлались перед ним, честным патриотам грозила немилость, если они вызывали его недовольство. Гучкова и Поливанова, столько сделавших для возрождения русских военных усилий после разгрома 19.15 года, держали от двора на безопасном расстоянии, а Поливанову неприязнь Распутина стоила в конце концов должности. И то, что бразды правления всей страны оказались в руках такого шарлатана, более всего оскорбляло чувства монархистов.
Отношение царя к Распутину было двойственным. Он говорил Протопопову, что если сначала не принимал его во внимание, то со временем «привык» к нему102. Впрочем, Николай редко виделся со «старцем», предоставляя его императрице, которая принимала Распутина чаще всего в обществе Вырубовой. Коковцову в 1912 году царь говорил, что «лично почти не знает «этого мужичка» и видел его мельком, кажется, не более двух-трех раз, и притом на очень больших расстояниях времени»103. И все же царь не желал выслушивать никакой критики в адрес Распутина, считая это «делом семейным» (une affaire de famille), как он заявил однажды Столыпину, запрещая когда-либо впредь касаться этой темы104. «Семейным» это дело было в том смысле, что Распутин будто бы обладал уникальной способностью затворять кровь и облегчать страдания наследника, болезнь которого оставалась вечной и неизбывной болью родителей. Дети в царской семье вообще были очень привязаны к «старцу». Однако царь твердо стоял на одном: Распутин не должен касаться политики105.
К концу 1916 года у правящей четы сложилось убеждение, что оппозиция, стремящаяся свергнуть их с престола, нападает на их избранников и друзей исключительно в силу принципа: любой, на ком останавливался царственный выбор, каковы бы ни были его действительные заслуги, обречен подпасть под обстрел оппозиции. Но истинной мишенью была сама царская чета. Что это именно так, царственным супругам пришлось убедиться на примере Протопопова, которого назначили как раз с целью угодить оппозиции, но едва лишь он вступил в должность, как оппозиция набросилась на него. Царица писала мужу: «Помни, что дело не в Протоп. или X, Y, Z. Это — вопрос о монархии и твоем престиже, которые не должны быть поколеблены во время сессии Думы. Не думай, что на этом одном кончится: они по одному удалят всех тех, кто тебе предан, а затем и нас самих»106.
Когда Родзянко пытался убедить царя, что Протопопов «сумасшедший», царь, усмехнувшись, заметил: «Вероятно, с тех пор, как я сделал его министром»107. То же было и с Распутиным. Александра Федоровна, и до некоторой степени ее супруг, были убеждены, что враги обижают их «Друга» только для того, чтобы задеть их самих.
