Виктор Кондрашин - Крестьянство России в Гражданской войне: к вопросу об истоках сталинизма
Однако реальность была иной. И это становится очевидным после анализа основных программных документов колчаковского режима по аграрно-крестьянскому вопросу Их содержание и процедура выработки позволяют судить о том, что же в действительности несла Белая армия на своих знаменах поволжскому крестьянству, уже испытавшему на себе и власть большевиков, и власть учредиловцев. В данном случае речь идет прежде всего о документах, относящихся к первой половине 1919 г., когда колчаковская армия двинулась в бывшую помещичью Россию. Именно они в наибольшей степени отвечают на поставленные нами вопросы.
Ключевым документом, дающим представление о концепции аграрной политики Колчака, ее перспективах в случае победы над большевиками является датированная 5 апреля 1919 г. докладная записка в Совет Министров министра земледелия Н. Петрова и управляющего Государственным земельным фондом «О направлении аграрной политики Правительства и основе этой политики».
Авторы «Записки…» признавали исключительную важность крестьянского вопроса для судьбы режима. Цель аграрной политики колчаковского правительства они определили в создании «крепких мелких трудовых хозяйств, владеющих землей на праве частной собственности и свободных от принудительной опеки общины». При этом авторы записки оговорились, что данная цель, по-видимому, «соответствует и настроению Правительства»{939}. Таким образом, в случае победы режима Колчака российскую деревню, включая поволжскую, ожидало «второе издание столыпинской аграрной реформы». В русле этой стратегической цели авторы записки признавали необходимость «изменения закона бывшего Временного Правительства от 12 июля 1917 г., почти безусловно запрещающего всякую куплю и продажу земли». Все сделки на землю следовало разрешить и осуществлять их «через контроль Государства в лице местных органов Министерства Земледелия»{940}.
Ключевым вопросом для разработчиков аграрной стратегии колчаковского режима, имеющим принципиальное значение для судеб миллионов российских крестьян, был вопрос о бывших частновладельческих землях, захваченных в ходе крестьянской революции. Сюда входили и бывшие помещичьи земли, и бывшие земли столыпинских хуторян и отрубников.
В записке указывалось, что бывшие хозяева занятых крестьянами частновладельческих земель должны были сохранить юридический статус над этими землями, т. е. оставаться их собственниками. В то же время фактические владельцы переходили в разряд арендаторов со всеми вытекающими отсюда последствиями. Подлежали безоговорочному отчуждению земли усадебные, мелкие трудовые и т. д. Не трудно предположить, что в данную категорию попадали все бывшие дворянские усадьбы и «образцовые хозяйства» столыпинских выделенцев{941}.
Если поставить себя на место крестьянина-середняка Самарской, Саратовской или Пензенской губерний и ознакомиться с текстом вышеупомянутой записки, то можно с уверенностью сказать, что крестьянин увидит, что он не является собственником своей земли, что за эту землю ему придется «тягаться» с бывшим владельцем и государством, что деревню ожидают новые землеустроительные комиссии и новые выделенцы на лучшие земли и т. д. И главное, что он поймет — новая власть — это «хорошо забытая старая власть», которая оказалась способной на все, кроме одной простой вещи — дать крестьянину то, что он хочет. Поэтому практическое осуществление изложенной в записке программы явилось бы не успокоением крестьянской России, а прямой дорогой к продолжению гражданской войны. Программа ориентировалась на «сильных», зажиточных крестьян, предусматривала разрушение общины. Учитывая, что эта политика уже обанкротилась в 1917 г., надеяться на ее успех можно было только при одном условии — силовом воздействии на крестьянство государственной власти. Так что программа министерства земледелия колчаковского правительства вряд ли могла удовлетворить интересы подавляющего большинства крестьян Поволжья.
Согласно принятым Советом министров 8 апреля 1919 г. Правилам «О порядке производства и сбора посевов в 1919 г. в местностях, освобожденных от советской власти» и утвержденного 13 апреля 1919 г.
Совмином колчаковского правительства положения «Об обращении во временное заведование правительственных органов земель, вышедших из фактического обладания их владельцев и поступивших в фактическое пользование земледельческого населения», частновладельческие земли, захваченные крестьянами, должны была перейти под юрисдикцию государства. Их дальнейшая судьба зависела от того законодательства, которое будет создано после победы над большевиками. Сохранялось право крестьян на выращенный урожай, но не гарантировалось право на продолжение пользования «захваченной землей». Оно могло быть получено лишь с согласия специально созданных государственных органов, а также в результате «полюбовной сделки» с бывшим хозяином этой земли. За право пользования землей устанавливался налог{942}. Опять же, поставив себя на место «крестьянина-захватчика», можно представить его реакцию. Она не могла быть положительной, поскольку эти правила, при всех их оговорках, лишали крестьян права свободного распоряжения землей, полученного от новой власти. Кроме того, они ставили крестьянина в подвешенное состояние, поскольку были временными, и дальнейшая судьба земли зависела от будущего законодательства. Можно только представить себе крестьянские думы по поводу того, какие законы могут написать для них победившие «баре» и «господа офицеры»!
Однако даже эти «Правила» не распространялись на всех крестьян. Они имели избирательный характер и не касались «лиц, являвшихся активными сторонниками так называемой советской власти»{943}. Что это могло означать на практике? Под определение «активный сторонник» советской власти подпадала значительная часть крестьянства, задействованная в сельских и волостных советских учреждениях. Также ими могли считаться военнослужащие Красной армии и их семьи. Кроме того, к этой категории можно было причислить и всех участников крестьянского движения 1917 г., когда громились помещичьи усадьбы, сселялись хутора, ликвидировались отруба и т. п., что объективно было на руку большевикам.
В целом, подводя итог анализу колчаковского законодательства по агарному вопросу, можно заключить, что оно не могло быть особо привлекательным для крестьян Поволжья, особенно проживавших в районах бывшего помещичьего землевладения. Неясность дальнейших перспектив полученной крестьянами в ходе революции земли, ставка на «сильное» крестьянство, разрушение общины, избирательный характер законодательства — все эти факты заставляют думать, что перспективы аграрной политики режима Колчака в поволжской деревне были далеко не радужными. Точно такими же оказались результаты практической деятельности колчаковских органов власти и армии на временно оккупированной территории Поволжья.
Как уже отмечалось, реальность военного времени заставляла обе противоборствующие стороны не особенно церемониться с крестьянством. И для красных и для белых деревня была главным источников людских, продовольственных и сырьевых ресурсов. Так было в период Самарского Комуча, то же самое произошло и в ходе весеннего наступления в Поволжье армии Колчака. Характерным примером, подтверждающим вышесказанное, является приказ № 102 командующего Западной армией генерал-лейтенанта Ханжина от 14 марта 1919 г. Поздравив население «с освобождением его от ига советской власти и насилия красноармейцев», колчаковский генерал приказывал ему «по первому требованию начальников гарнизона и комендантов доставлять для нужд армии необходимые перевозочные средства». Сельские правления, волостные и уездные земские и городские управы обязывались «оказывать войсковым частям полное содействие в расквартировании войск и в снабжении Армии продовольствием и фуражом». Заканчивался приказ совершенно другим тоном, чем начинался. «Освобожденному от ига советской власти» населению объявлялось, что «виновные в неисполнении настоящего приказа будут предаваться военно-полевому суду, а должностные лица привлекаться к законной ответственности»{944}. Таким образом, вместо насилия красноармейцев крестьянству Поволжья было уготовано новое насилие, примеры которого широко известны в литературе.
Мартовское наступление Колчака совпало с началом в прифронтовых губерниях региона массового крестьянского восстания — «чапанной войны». Данный факт стал определяющим в выдвинутом в адрес повстанцев обвинении в их связи с белогвардейщиной. С самых высоких трибун было заявлено о причастности агентов Колчака к кулацкому мятежу, о его приурочивании к моменту наступления колчаковской армии. В центральной и местной печати, а также в сообщениях, направляемых в ЦК РКП(б), ВЦИК и СНК различными должностными лицами говорилось о белогвардейских офицерах и генералах, руководивших восставшими крестьянами.
