Алексей Бычков - Московия. Легенды и мифы. Новый взгляд на историю государства

Сильно озабоченные судьбой своих семей, бояре отправили к Пожарскому и Минину просьбу, чтобы они их приняли под свою защиту. Те, конечно, обещали. «Князь Дмитрей же пове-ле им жен своих выпущати и пойде сам и прият жены их чесно и проводи их коюждо к своему приятелю и повеле им давати корм. Казаки ж все за то князь Дмитрея хотеша убити, что грабить не дал боярынь».

Во второй половине ноября «литовские ж люди, видя свое неизможение и глад великой, и град Кремль здавати начата». Они вступили в переговоры с Пожарским, прося о даровании им жизни, а также «полковником же и рохмистром и шляхтам чтобы идти к князю Дмитрею Михайловичу в полк Пожарскому, а к Трубецкому отнюдь не похотеша идти в полк».

Затем последовала сдача Кремля. Сначала из него были выпущены бояре, в том числе князь Ф.И. Мстиславский и совершенно больной Иван Никитич Романов, хромой и с отнятой рукой, что с ним случилось еще во времена Годунова; вместе с Иваном Никитичем вышел из Кремля и его юный племянник Михаил Федорович, сын Филарета. Мать и сын тотчас же отправились в Кострому, свою вотчину.[104]

Казаки хотели разграбить Москву, но им этого не дали сделать, но «каждый казак получил деньгами и ценными вещами восемь рублей».

Но казаки быстро спустили все полученное. «Казацкого же чинавоиньство, — говорит Авраамий Палицын, — многочисленно тогда бысть и в прелесть велику горше прежняго впадошя, вдавшеся блуду, питию и зерни,[105] и пропивше и проигравше вся своя имениа, насилующе многим в воиньстве, паче же православному христьянству. И исходяще из царьствующего града во вся грады и села и деревни, и на путех грабяще и мучаще не милостивно сугубейши перваго десяторицою… И бысть во всей Росии мятеж велик и нестроение злейши перваго (прежнего); боляре же и воеводы, не ведуще что сотворити…»

Между тем в Москву пришли тревожные сведения, что к ней идет король Сигизмунд. Действительно, часть поляков, узнав, что дела Струся пошли дурно с подходом к столице нижегородского ополчения, стали требовать на сейме в Варшаве, чтобы король поспешил ему на выручку, однако средств ему на сбор войска не дали. Сигизмунд отправился в Вильну, набрал с большим трудом 3000 немецких наемников и в октябре прибыл к Смоленску. В Смоленске «рыцарство», т. е. польская конница, находившаяся здесь, несмотря на все мольбы короля, наотрез отказалась следовать с ним к Москве, и он выступил один со своими немцами на Вязьму; однако по дороге его нагнали 1200 конных из Смоленска, которые устыдились своего отказа, а в Вязьме он соединился и с Хоткевичем. Из Вязьмы Сигизмунд пошел осаждать Погорелое Городище; сидевший здесь воеводою князь Юрий Шаховской послал сказать королю: «Пойди в Москву, будет Москва за тобою, а мы тоже твои». Тогда король отошел от Погорелова и стал осаждать Волок-Ламский.

Из-под Волока Сигизмунд послал на Москву отряд молодого Жолкевского (сына гетмана), а с ним князя Данилу Мезец-кого, бывшего с послами под Смоленском, и дьяка Ивана Грамотина «зговаривати Москвы, чтобы приняли королевича на царство. Они же придоша внезапу под Москву. Людие же все начальники были в великой ужасти и положиша упование на Бога».

Действительно, кроме описанного выше «разброда» казаков из-под Москвы для грабежа многие ратные люди к этому времени также уже разъехались, а запасов продовольствия к столице, чтобы сесть в долгую осаду, свезено не было. Тем не менее, когда молодой Жолкевский подошел к Москве, то вся рать мужественно вышла ему навстречу и вступила в бой, решив помереть или победить, — и победила. Жолкевский был отбит.

Для избрания нового царя был созван собор.

В первую голову был поставлен вопрос об избрании государя из иностранных царствующих домов. Как мы видели, чтобы не иметь лишних врагов при освобождении Москвы от поляков, летом 1612 года завязались переговоры о выборе шведского королевича Филиппа; кроме того, Пожарский сносился и с германским императором о возможности выбора его родственника, Максимилиана Габсбургского. Затем был поднят вопрос и о татарских царевичах, бывших в Московском государстве, но все же было решено выбрать государя только из «своих», русских, людей.

Затем на соборном совещании было порешено: «литовского и шведского короля и их детей и иных немецких вер и никоторых государств иноязычных нехристианской веры греческого закона на Владимирское и Московское государство не избирать, и Маринки и сына ее на государство не хотеть, потому что польского и немецкого короля видели на себе неправду и крестное преступленье и мирное нарушенье: литовский король Московское государство разорил, а шведский король Великий Новгород взял обманом».

После этого приступили к выбору «из своих»; в этих выборах весь январь и начало февраля 1613 года прошли в большом беспокойстве. «И тако бысть, — по словам князя И. М. Катырева-Ростовского, — по многи дни собрание людем, дела же толикие вещи утвердити не возмогут».

Шла ожесточенная борьба за власть.

После рассказывали, что сильно домогался царского престола князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой. А затем создалась сплетня, что даже и князь Д. М. Пожарский добивался избрания, но впоследствии сам сплетник, дворянин Сумин, торжественно отказался от нее, хотя, конечно, как вождь нижегородского ополчения, совершивший великий подвиг очищения государства от врагов, Пожарский в умах многих и мог являться желанным избранником.

Но этому, писал А. Нечволодов, прежде всего препятствовала врожденная скромность самого князя Дмитрия Михайловича, что запечатлено и в современной народной песне: «Выбираем мы себе в цари, из бояр боярина славного князя Димитрия Пожарского сына», на что последний отвечает: «Недостоин я такой почести от вас».

Князь Пожарский был Рюрикова дома, но силы не имел. Мавр сделал свое дело… Романовы вовсе не собирались уступать кому-либо трон.

В другом современном сказании, «Хронографе», рассказывается, что на соборе Пожарский стал говорить: «Теперь у нас в Москве благодать Божья воссияла, мир и тишину Господь Бог даровал: станем у Всещедрого Бога милости просить, дабы нам дал Самодержателя всей России. Подайте нам совет благий. Есть ли у нас Царское прирождение». На это все умолкли. Затем духовные власти держали такое слово: «Государь Димитрий Михайлович! Мы станем собором милости у Бога просить. Дай нам сроку до утра».

На следующий же день, 7 февраля, когда собрался весь собор, какой-то дворянин из Галича выступил вперед и представил письменное мнение, что последнему государю из племени Иоанна Калиты — Феодору Иоанновичу — ближе всех по родству приходится Михаил Федорович Романов, почему он и является прирожденным царем.

На это послышались голоса: «Кто прислал такую грамоту, откуда?» Но в то же время вышел и донской атаман и также подал грамоту. «Что это ты подаешь, атаман?» — спросил его Пожарский. «О прирожденном царе Михаиле Федоровиче», — послышался ответ.

Таким образом, и земщина и казачество, всегда между собой враждовавшие, произнесли одно имя, которое должно было их всех примирить.

Романовы победили!

«Тако благослови Бог и прослави племя и сродство царское, — говорит летописец, — достославного и святого и блаженные памяти государя царя и великого князя Федора Ивановича всея Руси племянника, благоверного и Богом избранного и Богом соблюдаемого от всех скорбей царя государя и великаго князя Михаила Федоровича всея Руси самодержца сына велика боярского роду боярина Федорова сына Никитича Юрьева».

Князь Пожарский попал в опалу, Минин же, не представлявший для Романовых никакой опасности, был возведен в дворянское сословие.

«Археологические известия и заметки» (М., 1897. Т. 5. С. 9) сообщают в хронике, что «Волгарь» пишет о находке, обнаруженной в сарае при старой колокольне кафедрального собора в Н.-Новгороде. Среди разного хлама там оказалась старинная надгробная плита с могилы Минина.

Так с давних пор мы чтим своих героев. Официальный памятник — положено! А могила… Да кому она вместе с самим ее владельцем нужна? Русский солдат достоин мемориала, но не уважения к его могиле. На Руси всегда было так.

Новая династия — Романовы

1 февраля 1613 года выборщики единодушно назвали имя Михаила Федоровича Романова. Именитые люди взошли на лобное место и не успели еще задать вопроса, как раздался громкий крик собравшегося на площади народа: «Михаил Федорович Романов будет царь-государь Московскому государству и всей Русской державе!»